Новгород делился рекою Волхов на две части: Торговую, на восточном берегу, и Софийскую, на западном. Главною частью города было огороженное место, или кремль, называвшееся также Детинцем, на Софийской стороне. Этот кремль был обнесен стенами с башнями и воротами. В нем жил князь с дружиною и новгородский владыка (архиепископ). Тут же находился и знаменитый Софийский собор. Вокруг кремля шел посад, который делился на три части, или конца; здесь было еще две стены с башнями и воротами. По восточному берегу Волхова, на Торговой стороне помещались рынки и лавки, а также иностранные торговые дворы: Немецкий и другие. Торговая сторона соединялась с Софийской мостом и заключала две части, или конца, так что весь Новгород, кроме кремля, имел пять концов. Кроме того, на Торговой стороне был расположен известный двор Ярославов. Здесь, на этом дворе, обыкновенно и собиралось вече, хотя иногда оно собиралось и на площади у Софийской церкви.
Кругом Новгорода лежали громадные пространства земель, ему принадлежавших и называвшихся «землями Святой Софии». Эти земли делились на пятины и области. Пятин было по числу концов, то есть пять; в пятинах находились «пригороды», или города, подчиненные Новгороду: Псков, Изборск, Великие Луки, Старая Русса, Ладога и другие. Пригороды имели свои веча, но в общих делах они должны были подчиняться приговору новгородского веча. «На чем старшие сдумают, на том и пригороды станут», – говорилось тогда, и этого правила держались на Руси все пригороды относительно старших городов.
За пятинами находились новгородские волости, или «земли», имевшие отличное от пятин устройство: Двинская земля, Заволочье, Пермская земля, Печора, Югра, земля Терская и другие. С земель этих, населенных различными финскими племенами, новгородцы собирали богатую дань, преимущественно драгоценными мехами; при этом для утверждения своего влияния они рубили в некоторых местах городки и так, мало-помалу, распространили свою власть как на дальний северо-восток, так и на Крайний Север, на Поморье – побережье Студеного моря.
Как мы сказали, все важнейшие дела Новгорода решались на вече. Правильное вече созывал князь, или посадник, посылая по улицам скликать людей особых лиц – «бирючей». Каждый конец и каждая улица составляли отдельные общины со своими старостами; в таком порядке собирались они и на вече. Когда все сходились на Ярославовом дворе, то звон вечевого колокола возвещал открытие веча. Водворялась тишина. Посадник или вечевой дьяк громогласно объявлял собравшимся те вопросы, которые подлежало решить. Вопросы эти предварительно обсуждались и вырабатывались в особом правительственном совете, состоявшем из боярина, занимавшего в то время должность посадника, или так называемого степенного посадника[6], старых посадников, тысяцкого, сотских и других именитых людей. Свое согласие или несогласие на вече новгородцы выражали кликами. Когда дело было решено, то писалась грамота с решением, в которой обыкновенно Новгород величался «Господин Великий Новгород».
На беду, не всегда вече бывало правильным. Случалось, что народ, недовольный распоряжением властей, собирался на сходку, не соблюдая никаких правил. Случалось, что и сами бояре, враждуя между собой, возбуждали народ к волнению, подкупая новгородскую чернь; тогда являлись на вече подкупленные крикуны-вечники. Тут уже невозможно было получить беспристрастного решения.
К величайшему сожалению, по мере роста богатства Новгорода и скопления его в руках «лучших людей», вече постепенно все более и более превращалось в игрушку нескольких боярских родов, которые, подкупая «худых мужиков-вечников», получали возможность направлять решения веча в свою пользу.
Случалось, что порой разом в нескольких церквах начинали звонить; народ сходился в разных концах города, и одновременно собирались два враждебных друг другу веча: одно у Святой Софии, а другое на Ярославовом дворе. Они сходились на Волховском мосту, и завязывалась свалка, причем противники старались друг друга столкнуть в реку. В этом случае обыкновенно среди враждующих являлся новгородский владыка в полном облачении, с крестом в руках, и, пренебрегая собственной безопасностью, старался умиротворить обе стороны.
Владыки новгородские избирались на вече. Делалось это так: на вече выбирали трех лиц, достойных, по мнению народа, нести это высокое звание. Затем три записки с именем этих лиц клали в алтаре Софийского собора на престол и приводили к нему слепца или ребенка, которые должны были взять две записки; оставшаяся же на престоле третья записка вскрывалась, и значившееся на ней лицо считалось избранным во владыки, как бы самим Божием велением.
Важные должности посадника, который был земским начальником всего Новгорода, и тысяцкого, начальника всех новгородских черных людей, замещались первоначально лицами по назначению князей. Однако, пользуясь ослаблением княжеской власти вследствие возникших усобиц, новгородцы не замедлили, как мы увидим, присвоить себе право избирать на вече посадников и тысяцких.
Таковы были порядки, установившиеся мало-помалу в Новгороде.
Несмотря на то что старший сын Мономаха доблестный Мстислав Владимирович был крайне любим в Новгороде и принес ему немало славы и пользы своими удачными походами, и он, несомненно, должен был, сидя в нем на княжении, очень считаться с новгородскими сильными людьми, и когда потерял свою первую жену, королевну Христину, то женился на дочери новгородского боярина Димитрия Завидича.
После того как в 1117 году престарелый Владимир Мономах вызвал Мстислава поближе к себе в Переяславль, вместо него сел в Новгороде сын последнего – юный Всеволод-Гавриил. Конечно, ввиду его крайней молодости и большой кротости, делами правили окружающие бояре, почему своеволие и гордость новгородских сильных людей должны были еще более усилиться. Возмужав, Всеволод-Гавриил женился на дочери князя Николая Святоши и ознаменовал свое княжение многими выдающимися делами: выстроил два великолепных храма, строго следил, чтобы никто из светских не смел вмешиваться в церковный суд, и провел важный закон об уравнении в правах наследства у простых людей дочерей с сыновьями. Особенно же проявил он свои редкие качества во время сильного голода 1127 года: он раздал бедным всю свою казну. Затем он удачно ходил на эстов и литву и очень прославился в 1123 году своим тяжелым походом в Финляндию, когда, несмотря на дурную погоду, плохие дороги и отсутствие продовольствия, разбил наголову племя ям, или финляндцев, разорявших пограничные новгородские места. Таковы были дела Всеволода-Гавриила в Новгороде.
Однако когда в 1132 году он выехал из него, чтобы, согласно воле дяди Ярополка, сесть в Переяславле, и затем, как мы видели, тотчас же выведенный из последнего города Юрием Долгоруким, поспешил вернуться в свой любимый Новгород, то встретил там «встань великую на людях», обидевшихся, что он предпочел им Переяславль.
Вследствие этого Всеволод-Гавриил принужден был даже выехать из Новгорода. Новгородцы, впрочем, скоро опомнились и просили его с пути вернуться обратно, но уже прежние добрые отношения были нарушены и не поправились, несмотря даже на то, что в следующем, 1133 году Всеволод-Гавриил совершил блистательный поход на эстов и взял город Юрьев, которым было завладела чудь и перебила в нем всех русских. Следует думать, что именно в это время новгородцы, пользуясь затруднительным положением Всеволода-Гавриила, заключили с ним ряд условий, значительно увеличивавших права веча, причем важнейшим из этих прав было избрание посадника самим вечем, за которым последовало такое же важное право – избирать на вече и тысяцкого. Вместе с тем новгородское вече получило право избирать посадников и для иных городов – Пскова, Ладоги и других. Все это, конечно, сильно умаляло значение князя.
В то время как властолюбивые новгородцы стремились ограничить права своего князя, в Новгород, как мы говорили, прибыл в 1134 году к брату обаятельный и воинственный Изяслав Мстиславович, изгнанный дядей Вячеславом из Турова; потеряв терпение ожидать окончания переговоров великого князя Ярополка с Юрием Долгоруким относительно своей судьбы, он стал уговаривать Всеволода-Гавриила идти на Юрия в Ростовскую область, чтобы добыть для Мстиславовичей хотя бы эту землю.
Вече, собранное для решения вопроса о войне с Юрием, было необыкновенно бурным; мнения разделились; наконец одолели сторонники Мстиславовичей, и часть несогласного меньшинства была сброшена с моста в Волхов. Однако, как только новгородская рать с князьями выступила в поход, противники войны с Юрием, бывшие при войске, взяли верх и заставили всех вернуться назад. Но в Новгороде опять пересилили сторонники войны, и рать опять выступила в Ростовскую землю, несмотря на жестокие морозы и метели, а также и увещания митрополита Михаила, случайно прибывшего из Киева.
Конечно, при таких обстоятельствах невозможно было ожидать столь необходимого для победы единодушия в сердцах выступивших в поход новгородцев; и действительно, они встретились с ростовскими полками Юрия на Ждановой Горе и после жестокой сечи, в которой пало много храбрецов, потерпели поражение.
Сам Изяслав Мстиславович не был на Ждановой Горе, так как покинул Новгород при первом возвращении рати с пути; поэтому следствия понесенного поражения всецело легли на Всеволода-Гавриила и значительно уменьшили силы его сторонников в Новгороде.
В следующем, 1135 году новгородцы отправили своего посадника Мирослава мирить Мономаховичей с Ольговичами, потому что «сильно измаялась земля Русская», говорит летописец. Эта посылка Мирослава весьма замечательна; она ясно показывает, насколько пало значение князей вследствие раздоров между ними; новгородцы уже берут на себя смелость их мирить. Конечно, Мирославу помирить их не удалось, но при переговорах об этом примирении как Ольговичи, так и Мономаховичи старались получить новгородцев на свою сторону, что, разумеется, должно было еще более усилить самомнение последних. И вот новгородцы, рассчитав, что им выгоднее будет принять сторону Ольговичей, одержавших в это время как раз вследствие чрезмерной пылкости Ярослава победу при Супое, решили пригласить к себе Святослава Ольговича, а Всеволода Гавриила изгнать. Это решение новгородцы привели в исполнение в 1136 году, причем совершили над Всеволодом-Гавриилом неслыханное и беспримерное насилие, а именно заключили его со всей семьей в епископском доме до приезда Святослава Ольговича, после чего вывели из города.