Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля — страница 66 из 128

Наконец, из Киева явились новые послы и держали ему такое слово: «Ты наш князь; ступай, не хотим переходить к Ольговичам, точно по наследству»… Последнее показывает, разумеется, что вследствие постоянных княжеских усобиц киевляне считали уже себя главными вершителями вопроса о том, кто у них должен быть князем, и понятие о преемственности занятия их стола в очередном порядке было уже утрачено жителями.

Игорь ожидал, разумеется, появления Изяслава и спешно готовился его отразить. Прежде всего надо было уладиться со своими двоюродными братьями Давидовичами, племя коих было старше Ольговичей. Те запросили у него очень много волостей, которые он, конечно, обещал, лишь бы они пришли на помощь. Не менее важным делом для Игоря было уладиться и с киевской дружиной. Он обещал ей также всевозможные льготы, но лучшие мужи ее уже тайно передались Изяславу.

При таких условиях состоялась встреча войск обоих противников под самым Киевом. Уже с началом боя киевляне передались Изяславу; однако Игорь этим не смутился и продолжал некоторое время сражаться, пока, наконец, попав в болотистое место, не был обойден черными клобуками, причем сам он, будучи болен ногами, не мог выйти из болота, а дружина его потерпела полное поражение. После этого Святослав Ольгович, самоотверженно отстаивавший дело брата, должен был с остатками своей дружины уйти за Днепр, а бывший также с Игорем племянник его Святослав Всеволодович спрятался в Ириновском монастыре, где его и взяли.

Изяслав же Мстиславович с великой честью и славой въехал в Киев, встреченный духовенством и ликующим народом. Когда к нему привели захваченного у Святой Ирины Святослава Всеволодовича, то он обнял его и сказал: «Ты мне родной племянник». Действительно, этот молодой князь, будучи родным племянником Ольговичам, как мы знаем, приходился в то же время и родным племянником Мстиславовичам, по матери своей, их родной сестре, почему он и звался ими «сестричичем». Положение Святослава Всеволодовича было глубоко затруднительным, и чувства его должны были постоянно раздваиваться: он был любим и ласкаем дядей Изяславом, но не мог не сочувствовать беде и своих дядей Ольговичей, из которых Игоря схватили через четыре дня в болоте, привели к Изяславу и потом заточили.

Так сел на столе отца своего и деда Изяслав Мстиславович, помимо дядей Вячеслава Владимировича и Юрия Долгорукого, следуя своей любимой поговорке: «Не место идет к голове, а голова к месту». Однако его сидение на этом столе с 1146 по 1154 год, несмотря на блестящие личные качества, было одним из самых тревожных времен для Русской земли; он все время должен был бороться с двумя враждебными для себя обстоятельствами: с горячей любовью Святослава Ольговича к Игорю, готового на все жертвы, чтобы спасти брата, и с непримиримой неприязнью со стороны дяди Юрия Долгорукого.

Юрий Долгорукий был еще ребенком посажен в Ростово-Суздальской земле отцом своим Мономахом, который сдал его на руки дядьке-кормильцу – боярину Юрию Шимоновичу, сыну славного варяга Шимона, строителя большой церкви Киево-Печерского монастыря. Этот дядька-кормилец, за малолетством Юрия, был действительным управителем Суздальской земли, а впоследствии, когда юный князь возмужал и Шимонович стал его тысяцким, то Юрий передавал ему в свое отсутствие эту землю, яко отцу, в полное управление, почему оба они и должны почитаться ее оборонителями и устроителями.

Земля эта лежит в Залесской стороне, за большими лесами страны вятичей, известными также под именем «Брынских лесов», через которые, согласно былинному сказанию, мог проезжать напрямик, во времена святого Владимира, один только Илья Муромец.

Залесская сторона занимает угол между течением верхней Волги и Оки и ограничивается по северной стороне Волгой с притоками, от Зубцова на Белоозеро до впадения Оки в Волгу; в ней с незапамятных времен жили финские племена – меря, мурома и весь, которые, еще до призвания первых князей в 862 году, стали покоряться приходившими с запада славянами, здесь садившимися и, несомненно, основавшими древнейшие города Суздаль, Ростов и Белоозеро. Земля эта была лесная и в известном смысле глухая, совсем удаленная от беспокойного поприща чуть не ежедневной войны, которая происходила вокруг Киева; почва ее не отличалась особым плодородием, но зато страну эту перерезывало множество речных путей, удобных для развития торговли; жители же ее издревле славились как искусные каменщики, плотники и землепашцы.

В XII веке Суздальская земля стала заметно оживляться и заселяться. Причинами этого были постоянные княжеские усобицы и половецкие нашествия, разорявшие жителей Киевской Руси, вследствие чего население стремилось уходить оттуда подальше и двигалось на новые места по двум направлениям: на запад – в Галицкую землю и Польшу и на северо-восток – в Суздальский край; в этом крае новые пришельцы, смешавшись со старинными его обитателями, дали начало великорусскому племени, получившему впоследствии столь большое значение в жизни Руси.

Вот на заселение Суздальской земли и прилагали все свои усилия Юрий Долгорукий с дядькой-кормильцем Шимоновичем, всячески помогая устраиваться прибывающему люду и давая ему «немалую ссуду». Эти поселенцы делались, конечно, или хлебопашцами, или же начинали заниматься торговлею, ремеслами и другими промыслами в городах, как в старых – Ростове и Суздале, так особенно и в возникавших новых, где они составили многочисленное посадское сословие.

Приходя в новую сторону из Киевской Руси и устраиваясь на новых местах, поселенцы приносили с собой и свои родные названия, почему в Суздальской стороне многие города получили южнорусские наименования: Переславль, Звенигород, Стародуб, Вышгород, Галич; среди сел явились названия Киево, Киевцы, а реки стали прозываться Лыбедь, Почайна, Трубеж. Усердно строя города и церкви, Юрий Долгорукий и Шимонович тоже старались подражать во всем южнорусским храмам, и как в Ростове, так и в Суздале создавались церкви, совершенно подобные Киево-Печерской, даже строившиеся по размерам славного пояса Шимона-варяга.

Это желание перенести на новые места родные названия и строить на них храмы Божии по точному подобию тех, близ которых находятся на прежней Родине могилы отцов, указывает, конечно, на горячую любовь русского человека к своей родной земле.

Отсюда понятно, почему и Юрий Долгорукий, ревностно устраивая, как добрый хозяин, свой далекий и покойный от княжеских усобиц Суздальский край, был горячо предан и своей искони родной земле, беспокойной Киевской Руси, земле отцов и дедов, в которой во всяком случае желал иметь часть для себя и потомства. Помимо этого, упорная борьба Юрия за киевское старшинство имела великое значение и для Суздальской земли, так как, только добившись старшинства на Руси для себя и для детей, Юрий мог рассчитывать, что и их Суздальский край получит могущество и силу, а не превратится в глухой и заброшенный угол, как соседняя Рязано-Муромская земля, в которой сидели потомки Ярослава Святославовича, потерявшего свое старшинство в княжеском роде.

Наконец, Суздальская земля соприкасалась своими границами и с землями беспокойного Господина Великого Новгорода, и Юрию, чтобы влиять на Новгород, необходимо было также иметь значение и в судьбах Киевской Руси. Вот причины, почему он, помимо, может быть, личной неприязни, не мог допустить княжения Изяслава Мстиславовича в Киеве.

Впрочем, первым, с кем пришлось столкнуться Изяславу Мстиславовичу, тотчас по занятии старшего стола, был дядя Вячеслав Владимирович. Идя на Киев, Изяслав первоначально объявил, что он хочет добыть его для Вячеслава, старшего в роде Мономаховичей; но киевляне отнюдь не хотели иметь вместо Игоря слабого Вячеслава, а желали только Изяслава, о чем прямо и заявили ему, почему он и должен был подчиниться этому; но, разумеется, бояре Вячеслава, рассчитывавшие перейти из Турова вместе с ним в Киев, не могли быть довольны таким поворотом дела; и вот, несомненно под их влиянием, Вячеслав, узнав, что племянник занял Киев, стал тотчас же распоряжаться как старший: захватил города, отнятые у него Всеволодом Ольговичем, а также и Владимир-Волынский. Но Изяслав быстро показал дяде Вячеславу, кто из них старший; он послал брата своего Ростислава Мстиславовича Смоленского взять у него Туров и схватить в нем людей, влиявших на Вячеслава; последний, видя такие решительные действия со стороны племянника, скоро успокоился.

Но не успокоился Святослав Ольгович. После бедственного поражения Игоря под Киевом он кинулся к двоюродным братьям Давидовичам Черниговским, прося их, во имя заключенного пять дней тому назад договора, помочь ему выручить брата. Те обещали, но на самом деле решили передаться новому великому князю Киевскому Изяславу Мстиславовичу, опасаясь, что их двоюродные братья Ольговичи, лишенные теперь волостей на западной стороне Днепра, будут добиваться себе части в Черниговской земле; когда Святослав Ольгович, покинув их, отправился к себе в Новгород-Северский собирать людей для похода, то Давидовичи послали сказать Изяславу Мстиславовичу в Киеве: «Игорь как до тебя был зол, так и до нас; держи его крепко», а Святославу Ольговичу было ими послано такое слово: «Ступай прочь из Новгорода Северского в Путивль, а от брата Игоря отступись». Святослав отвечал: «Не хочу ни волости, ничего другого, только отпустите мне брата»; но Давидовичи настаивали: «Целуй крест, что не будешь ни просить, ни искать брата, а волость держи».

Заплакал несчастный Святослав Ольгович и обратился за помощью к Юрию Долгорукому, с которым у них были старинные отношения; они оба, как мы видели, были в молодости повенчаны своими отцами, для пользы Русской земли, с половчанками. Пока Юрий снаряжал помощь Святославу, последнего осадили в Новгороде-Северском Давидовичи, к которым на подмогу прибыл и молодой Мстислав Изяславович, сын великого князя Изяслава Мстиславовича. У Святослава же Ольговича в Новгороде-Северском сидел, в качестве союзника, лишенный волостей своим дядей Владимирком Галицким Иван Берладник, прозванный так по имени города Берлада, лежавшего недалеко от устьев Дуная и бывшего, подобно Тмутаракани, притоном всех беглецов; в нем Иван и собрал свою др