ужину, с которой сидел теперь в Новгороде-Северском.
Жители этого города хотя были сильно стеснены, но держались крепко и отражали все приступы. Тогда осаждающие отступили и стали уничтожать в окрестности всю «жизнь» (именье, животы) Святослава Ольговича; в одном месте взяли три тысячи кобыл и тысячу жеребцов, в другом подожгли церковь и гумно в 900 стогов сена и захватили множество вина, меда и всякого тяжелого товару, меди и железа.
Тем временем великий князь Изяслав Мстиславович, узнав, что дядя Юрий Долгорукий спешит на помощь Святославу Ольговичу, решил отвлечь Юрия, для чего снесся с князем Рязанским Ростиславом, прося его начать опустошать Суздальскую землю. Узнав про это, Юрий, дошедший уже до Козельска, повернул назад, а к Святославу Ольговичу послал лишь своего сына Ивана Юрьевича. Когда Иван подошел к Новгороду-Северскому, то Святослав, решив ничего не щадить и пожертвовать последним, лишь бы удержать Юрия в союзе для освобождения своего несчастного брата Игоря, отдал Ивану Юрьевичу половину своих владений – Курск с волостями по реке Сейм; затем он решил попытаться разжалобить еще раз Давидовичей и послал к ним священника с таким словом: «Братия, землю мою вы повоевали, стада мои и братнии взяли, хлеб пожгли и всю жизнь мою погубили, теперь вам остается убить меня». Но Давидовичи были неумолимы и по-прежнему отвечали, чтобы он оставил брата Игоря. Святослав тоже отвечал им по-прежнему: «Лучше мне помереть, чем оставить брата; буду искать его, пока душа в теле». Вслед за тем прибыл великий князь Изяслав и вместе с Давидовичами взял его город Путивль; при этом во дворе Святослава было захвачено 500 берковцев меду, 80 корчаг вина и 700 рабов. Узнав, что Изяслав от Путивля идет к Новгороду-Северскому, и видя невозможность держаться в нем далее, Святослав вышел из города с женой своей и Игоря, его детьми и частью дружины и пошел к Карачеву, чтобы найти убежище в лесах страны вятичей, откуда легче было пересылаться и с Юрием Долгоруким.
Получив известие, что Святослав Ольгович покинул Новгород-Северский, Давидовичи сильно раздосадовались; они знали, что пока Святослав будет жив, то не перестанет отыскивать свободы Игорю; в сердцах Изяслав Давидович воскликнул: «Пустите меня за ним; если ему самому удастся уйти от меня, то жену и детей у него отниму, имение его возьму». И, взяв три тысячи конницы, он отправился налегке, без обозов, настигать Святослава. Тогда Святослав Ольгович, чтобы выйти из своего отчаянного положения, смело повернул двоюродному брату навстречу, неожиданно напал на него и разбил наголову. Известие об этом поражении сильно огорчило великого князя Изяслава Мстиславовича, шедшего за Изя славом Давидовичем. Он преследовал Святослава до Карачева, но уже не мог настигнуть и помешать ему уйти в страну вятичей, после чего вернулся в Киев.
Между тем Игорь Ольгович сильно расхворался в своей тюрьме и просил разрешения Изяслава Мстиславовича принять пострижение, о чем он думал, когда был еще князем; Изяслав сжалился и послал сказать ему: «Если была у тебя мысль о пострижении, то ты волен; а я тебя и без того выпускаю, ради твоей болезни». Игорь вышел из тюрьмы еле живой, восемь дней не пил и не ел, но потом несколько поправился и постригся в Киевском Феодоровском монастыре, приняв схиму.
После отъезда великого князя Изяслава Мстиславовича в Киев война Давидовичей со Святославом Ольговичем в Северской земле и в стране вятичей продолжалась, причем Давидовичи подсылали даже убить его, но оставленный при них великим князем сестричич Святослав Всеволодович, из жалости к дяде Святославу Ольговичу, тайно извещал его о передвижениях Давидовичей, и они успеха над ним не имели, несмотря на то что Святослава в это время покинул и Иван Берладник, перешедший на службу к Ростиславу Мстиславовичу Смоленскому. Так перебивался несчастный Святослав Ольгович весь 1146 год.
В следующем же, 1147 году дела его значительно поправились благодаря подкреплениям, присланным Юрием Долгоруким, который сам пошел воевать Новгородскую область и, захватив Торжок и земли на Мете, вслед за этим пригласил к себе Святослава на свидание. Оно имело место в Москве, имя которой впервые упоминается по этому поводу в летописях. В те времена Москва, или Москов, не была еще городом, а представляла богатое имение, принадлежавшее боярину Кучке, казненному Юрием за какое-то преступление; вот почему, вместе с названием Москва, она долгое время носила и название Кучково. Достойно замечания, что первое появление имени Москва связано с памятью о широком гостеприимстве, составившем и впоследствии ее отличительное свойство. Святослав выслал впереди себя своего сына Олега, подарившего Юрию пардуса, или барса. Дружески встретил Юрий старинного приятеля и задал ему «обед силен», богато одарив его и дружину. При этом свидании был, конечно, обстоятельно решен вопрос о дальнейшей помощи Святославу и о совместных действиях против великого князя Изяслава Мстиславовича и Давидовичей.
Скоро Святослав Ольгович, получив от Юрия Долгорукого в помощь сына, а также наемное войско половцев, с ханами которых он был в родстве по жене, стал успешно воевать против Давидовичей; в состав войск Святослава входили и бродники; этим именем назывались вольные обитатели низовьев Дона; они были христианами, большею частью русскими по крови, и представляли, подобно древнейшим обитателям Меотийских болот, предков наших казаков. Видя поворот дел в пользу Святослава, Давидовичи решили круто изменить свое поведение и послали ему такое слово: «Не жалуйся на нас, будем все заодно, позабудь нашу злобу; целуй к нам крест и возьми свою отчину, а что мы взяли твоего, то все отдадим назад».
Вместе с тем Давидовичи решили выманить великого князя Изя слава Мстиславовича из Киева на левый берег Днепра, чтобы захватить его или даже убить; поэтому они отправили и к нему посла с таким словом: «Брат! Святослав Ольгович занял нашу волость Вятичи: пойдем на него; когда его прогоним, то пойдем на Юрия в Суздаль; или помиримся там, или будем биться». Изяслав согласился и отпустил в Чернигов сестричича Святослава Всеволодовича, тайно бывшего теперь заодно с Давидовичами. Но Давидовичам нужен был не сестричич, а сам Изяслав Мстиславович; они послали ему опять сказать: «Земля наша погибает, а ты не идешь». Тогда Изяслав созвал своих бояр, дружину и киевлян и объявил им о своем намерении идти на защиту Давидовичей против Святослава Ольговича и Юрия Долгорукого. Киевляне отвечали ему на это советом уладиться с дядей Юрием и не верить черниговским князьям. «Нельзя, – отвечал им Изяслав Мстиславович, – они мне крест целовали, я с ними вместе думу думал; не могу никак отложить поход; собирайтесь». Тогда киевляне сказали: «Ну, князь, ты на нас не сердись, а мы не можем на Владимирово племя (Юрия Долгорукого) рук поднять; вот если бы на Ольговичей, то пошли бы и с детьми». Однако Изяслав все-таки настоял на походе.
Оставив Киев на попечение своего младшего брата – мачешича Владимира Мстиславовича, Изяслав Мстиславович выступил со своей дружиной и вызванными охотниками, которых набралось немало; затем, переправившись через Днепр и став между Черниговской и Переяславльской волостями, он послал в Чернигов к Давидовичам боярина Глеба разузнать, что там делается. Глеб скоро возвратился с неожиданной новостью об измене Давидовичей.
Пораженный этим известием, Изяслав приказал Глебу опять ехать в Чернигов и предложить Давидовичам вновь поцеловать крест, а если они откажутся, то сказать им всю правду. Так и произошло. Давидовичи решительно отказались вновь целовать крест, говоря, что они недавно уже целовали его к Изяславу. На это Глеб заявил им от имени своего князя: «Дошел до меня слух, что ведете меня обманом: поклялись Святославу Ольговичу схватить меня на дороге либо убить за Игоря; так, братья, было дело или не так?» Давидовичи смутились, долго думали и, наконец, послали сказать Изяславу Мстиславовичу: «Брат! Точно мы целовали крест Святославу Ольговичу; жаль нам стало нашего брата Игоря; он уже чернец и схимник, выпусти его, тогда будем подле тебя ездить; разве тебе было бы любо, если бы мы брата твоего держали?» В ответ на это Изяслав послал бросить им договорные грамоты и, укорив в измене, объявить войну. Он тотчас же известил об этом брата Ростислава Мстиславовича в Смоленске, а в Киев брату Владимиру Мстиславовичу, митрополиту Климу и тысяцкому Лазарю послал приказание собрать всех киевлян на вече во дворе Святой Софии и там торжественно объявить об измене Давидовичей.
Когда жители Киева сошлись на вече от мала до велика, то княжеские гонцы начали свою речь так: «Князь целует брата своего Владимира, Лазаря и всех киевлян, а митрополиту кланяется». Нетерпеливые киевляне перебили их кликами: «Говорите, с чем прислал вас князь». Послы продолжали: «Так вам вещает князь: объявляю, что Владимир и Изяслав Давидовичи и Святослав Всеволодович, сын сестры моей, которого я облагодетельствовал, забыв святость крестного целования, тайно согласились со Святославом Ольговичем и Юрием Суздальским. Они думали лишить меня жизни или свободы; но меня сохранил Бог и крест честной, что ко мне целовали. Так теперь, братья киевляне, что мне обещали, то и делайте: ступайте ко мне к Чернигову на Ольговичей, сбирайтесь все от мала до велика; у кого есть конь, тот на коне, у кого нет, тот в ладье. Ведь они не меня одного хотели убить, но и вас всех искоренить».
Возбужденные этой новостью, киевляне отвечали единогласными кликами: «Идем за тебя и с детьми». К несчастью, в толпе кто-то в это время крикнул: «Мы рады идти за своим князем, но вспомните, что было при Изяславе Ярославовиче, когда, пользуясь народным волнением, злые люди освободили Всеслава Полоцкого из тюрьмы и поставили себе князем, и за то много зла было нашему городу; а теперь Игорь, враг нашего князя и наш, не в заточении, а в Феодоровском монастыре; убьем его и пойдем в Чернигов к нашему князю». Эти слова произвели сильнейшее впечатление. Толпа бросилась к Феодоровскому монастырю. Князь Владимир Мстиславович пришел в ужас и стал ее удерживать, говоря: «Брат мой не велел этого делать, Игоря стерегут крепко; пойдем лучше к брату, как он нам велел». Но возбужденные жители отвечали: «Мы знаем, что добром не кончить с этим племенем ни вам, ни нам». Митрополит, городской тысяцкий Лазарь и Рагуйло, тысяцкий Владимира, также тщетно пытались остановить рассвирепевший народ, с воплями и криками устремившийся на убийство. Владимир Мстиславович, заслуживший впоследствии малопочетное прозвище Вертлявый, вел себя в этот день как истинный герой. Он решил во что бы ни стало спасти Игоря, хотя бы ценой своей жизни. Вскочив на коня, он поскакал к Феодоровскому монастырю, но густая толпа народа запрудила всю улицу, и пробиться через нее не было возможности; тогда Владимир повернул в объезд; к несчастью, крюк этот повел за собой потерю времени, и киевляне пришли в монастырь прежде его. Они кинулись в церковь, где у обедни стоял Игорь, и с криками «побейте, побейте» потащили его. В это время подоспел и Владимир и встретил толпу, влачившую Игоря, у монастырских ворот. Он соскочил с лошади, бросился к Игорю и, прикрыв его своим корзном (княжеским плащом), стал просить киевлян: «Братья мои, не делайте этого зла, не убивайте Игоря!» Но те в бешенстве осыпали ударами Игоря, при