Но, конечно, миролюбивый Ростислав, прозванный современниками Набожным, не мог долго удержаться в Киеве в эти трудные времена. Первым его делом было урядиться с племянником своим, сестричичем Святославом Всеволодовичем, которому он отдал Туров и Пинск, чтобы отвлечь его от Изяслава Давидовича и Святослава Ольговича, опять вошедших в соглашение с Юрием Долгоруким, который собирал большие силы, свои и половецкие, для вторжения в южную Русь, причем половцы осадили уже Переяславль, где сидел сын покойного великого князя Изяслава Мстиславовича храбрый Мстислав.
Вследствие этого Ростислав Мстиславович, едва прибыв в Киев, должен был направить свои войска к Переяславлю для выручки племянника. Когда же половцы, узнав об этом движении, бросили осаду Переяславля и бежали в степь, то Ростислав со всеми своими силами решил идти прямо к Чернигову на Изяслава Давидовича и Святослава Ольговича, чтобы предупредить их соединение с Юрием Долгоруким, шедшим из Суздаля.
Совершая это движение, войска Ростислава Мстиславовича переправились уже у Вышгорода через Днепр, как прискакавший из Киева гонец привез ему неожиданную весть: «Отец твой Вячеслав умер». – «Как умер? – спросил пораженный Ростислав. – Когда мы поехали, он был здоров». – «В эту ночь пировал он с дружиной и пошел спать здоровым, – отвечал гонец, – но как лег, так больше уже и не вставал».
Так сошел в могилу старый Вячеслав Владимирович, поставленный судьбой в почетное, но тяжелое положение – старшего в целом Мономаховом племени; он, к сожалению, вовсе не обладал той душевной твердостью, которая была так необходима великому князю Киевскому, чтобы своею властной рукой водворить мир в Русской земле; наоборот, его необыкновенное добродушие было крайне пагубным для земли, так как служило соблазном для его честолюбивых родичей к завладению старшим столом помимо него.
Неожиданная смерть Вячеслава изменила, разумеется, сильнейшим образом положение дел на Руси, тем более что Ростислав Мстиславович, признанный, как мы видели, киевлянами его преемником и походивший своим благодушием на дядю Вячеслава, необходимо должен был считаться с правами дяди Юрия Долгорукого, являвшегося теперь старшим в целом Мономаховом роде.
Похоронив дядю, Ростислав, с племянниками Мстиславом Изяславовичем и сестричичем Святославом Всеволодовичем, продолжал движение к Чернигову и послал сказать Изяславу Давидовичу: «Целуй крест, что будешь сидеть в своей отчине, в Чернигове, а мы будем в Киеве». На это Изяслав ответил: «Я и теперь вам ничего не сделал; не знаю, зачем вы на меня пришли, а пришли, так уже как нам Бог даст» – и, соединившись с половцами и сыном Юрия Долгорукого Глебом, вышел против Мстиславовичей.
Как только начался бой, миролюбивый Ростислав стал сейчас же пересылаться с Изяславом Давидовичем, предлагая ему за мир под собой Киев, а под Мстиславом Переяславль. Такое поведение дяди во время самой битвы вызвало в воинственном Мстиславе Изяславовиче сильнейшее негодование. «Так не будет же ни мне Переяславля, ни тебе Киева», – сказал он в сердцах дяде и прямо с поля сражения отправился с дружиною в Луцк, свою отчину.
Ростислав же был вскоре обойден половцами, разбит наголову и еле спас жизнь, благодаря геройскому самопожертвованию его сына Святослава, отдавшего отцу своего коня, взамен павшего под Ростиславом.
После этой победы Изяслав Давидович был принят киевлянами и сел на великокняжеский стол; конечно, он считал, что имеет на него некоторые права, так как был самым старшим в племени деда своего Святослава, сына Ярослава Мудрого, того Святослава, который, как мы помним, сидел на Киевском столе до самой смерти, хотя и занял его насильно. Но, разумеется, гораздо больше прав на Киев имел Юрий Долгорукий, ставший теперь старшим в племени Мономаха; у Юрия как дед, так и отец были великими князьями Киевскими.
Ввиду этого Изяславу Давидовичу не пришлось долго посидеть на старшем столе. Скоро к Киеву приблизился Юрий, умирившийся по пути с племянником Ростиславом, который вернулся в свой Смоленск. Подойдя к городу, Юрий послал сказать Изяславу: «Мне отчина Киев, а не тебе». Не рассчитывая на особое расположение киевлян и на свою силу, Изяслав отвечал: «Разве я сам поехал в Киев; посадили меня киевляне; Киев твой, только не делай мне зла». Юрий вошел в Киев и помирился с ним. Это было в 1155 году.
Севши на старший стол, Юрий не замедлил открыть военные действия против сыновей своего старого врага – покойного Изяслава Мстиславовича – Мстислава и Ярослава, но вскоре, обеспокоенный замыслами Изяслава Давидовича Черниговского, решил примириться с ними, для чего избрал посредником Ростислава Мстиславовича Смоленского, который действительно и примирил всех Мономаховичей. Это сильно обеспокоило Изяслава Давидовича, и он решил приехать вместе со своим двоюродным братом и давнишним другом Юрия Святославом Ольговичем на княжеский съезд с Мономаховичами, где последовало общее взаимное примирение, причем Юрий женил своего сына Глеба на дочери Изяслава Черниговского.
Однако и этот общий мир был крайне непродолжительным; скоро в разных концах Руси опять началась борьба. Мстислав Изяславович, следуя поговорке своего отца: «Не место идет к голове, а голова к месту», – внезапно напал на дядю своего Владимира Мстиславовича, так называемого мачешича, недавно посаженного во Владимире Волынском, и отнял у него этот город, бывший его отчиной. Юрий должен был заступиться за мачешича и пошел на Мстислава с Ярославом Осмомыслом Галицким; но отобрать город Владимир Волынский им не удалось, и, простояв без пользы под его стенами, они разошлись по домам, а Владимир Волынский так и остался за предприимчивым Мстиславом Изяславовичем.
Затем поднялся на Юрия и Изяслав Давидович Черниговский, который, без сомнения, имел точные сведения из Киева о том, что жители крайне недовольны как Юрием, так и всеми его ближайшими сподвижниками. Но в тот самый день, когда Изяслав Давидович хотел выступить к Киеву, оттуда к нему прискакал гонец с неожиданной вестью: «Ступай, князь, в Киев – Юрий умер». Получив это известие, Изяслав Давидович заплакал, а затем сказал: «Благословен еси Господи, что рассудил меня с ним смертью, а не кровопролитием».
Юрий умер 15 мая 1157 года, заболев после знатного пира у боярина Петрилы. В день похорон Юрия сотворилось много зла: близ Киева толпа разграбила два двора, принадлежавшие великому князю, и перебила по городам и селам людей его суздальской дружины. Так окончил свой земной путь последний сын Мономаха Юрий, достигнув, после долголетней упорной борьбы, старшего стола, но не сумев привязать к себе сердца своевольных киевлян, которые перенесли свою ненависть и на суздальскую дружину. Это ясно показывает, конечно, что в Суздальской стороне князем Юрием были заведены совершенно иные порядки, чем в южной Руси, где усобицы сильно подорвали значение княжеской власти и дали слишком много воли городской толпе.
Глава 4
Положение дел в Русской земле после смерти Юрия Долгорукого. Андрей Юрьевич и икона Владимирской Божией Матери. Борьба Изяслава Давидовича с Мстиславом Изяславовичем. Ростислав Мстиславович на старшем столе. Войска Андрея Боголюбского берут Киев. Славное чудо Знамения Божией Матери в Новгороде. Геройская защита Вышгорода Мстиславом Храбрым. Мученическая кончина Андрея Боголюбского. Смута в Суздальской земле. Всеволод Юрьевич. «Слово о полку Игореве». Галицкие дела. Свадьба маленькой Верхуславы. Кончина сестричича. Роман и Рюрик. События в Галиче после смерти Романа. Мстислав Удалой и его неожиданная помощь Новгороду.
Первый Земский собор 1211 года. Кончина Всеволода Большое Гнездо
После смерти Юрия Долгорукого в 1157 году, ко времени вторичного вокняжения в Киеве Изяслава Давидовича, положение дел на Руси уже значительно разнилось от того, которое мы застали после кончины Владимира Мономаха в 1125 году.
За истекшие тридцать два года очередной порядок восхождения на старший стол нарушался столько раз, что определение прав на этот стол делалось все более и более запутанным и сложным, как для Мономаховичей, так и для Ольговичей и Давидовичей; все чаще и чаще стали устанавливаться по этому поводу особые ряды или договоры между князьями, постоянно, впрочем, нарушаемые, а также все сильнее и сильнее становилось влияние киевлян на решение вопроса о занятии их стола.
Вместе с тем ко времени кончины Юрия Долгорукого было уже почти совершенно предано забвению и другое положение очередного порядка – последовательное передвижение князей с младших столов на более старшие, по мере лествичного восхождения их к Киеву. Начало к забвению этого передвижения было, конечно, положено на Любечском съезде, собранном в 1097 году Мономахом для прекращения княжеских усобиц, причем было установлено правилом, что за князьями остаются их отчины, или вотчины, то есть владения их отцов, кроме Киевской земли, которая, по смыслу очередного порядка, должна принадлежать старшему во всем роде.
Вследствие этого с течением времени отдельные земли стали все более и более обособляться, и в них, по мере увеличения членов княжеских семей, стали возникать такие же родовые счеты и усобицы, какие мы до сих пор видели по отношению ко всей Русской земле. Конечно, это обособление отдельных земель и возникновение в каждой из них своей частной жизни влекло за собой, вместе с ослаблением верховной власти киевского князя, и ослабление у князей этих отдельных земель взаимной связи между собой и чувства принадлежности к единой общей великой Родине.
Рядом с киевским великим князем появились уже и другие великие князья. Во времена двоевластия старого Вячеслава с племянником Изяславом Мстиславовичем, обращаясь к Юрию Долгорукому, оба они говорили ему: «Иди на свое великое Суздальское княжение». Ростислав Мстиславович величался великим князем Смоленским; конечно, и черниговские князья именовались великими; скоро таковым же наименованием стали величаться и князья Рязанские. Все это, разумеется, служило ясным признаком упадка прежнего значения Киевского стола. Однако князья, осевшие в своих землях, или уделах, продолжали ревниво следить, чтобы Киевская земля никому не досталась бы в такое вотчинное, удельное владение, и это было своего рода вопросом чести для каждого из них.