Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля — страница 75 из 128

Узнав об этом, отец его, Ростислав, бывший в Киеве, сильно разгневался и приказал всех находившихся там новгородцев перехватать и посадить в пересеченское подземелье. Когда же утром ему доложили, что там за ночь умерло 14 человек, то Ростислав сильно затужил и велел всех немедленно выпустить.

Вскоре затем Святослав Ростиславович бежал из Ладоги и прибыл в Смоленск, а Ростислав урядился с Андреем Боголюбским, причем они порешили, чтобы Новгород достался опять Святославу же, и притом «по всей воле его». Это выражение летописи лишний раз показывает, что в возникшее после кончины Мономаха междоусобное время новгородцы ставили своим князьям разные стеснительные для них условия; при этом, как только установилось единодушие между двумя сильными князьями, Ростиславом и Андреем, то новгородцы сейчас же вынуждены были принять Святослава, с которым поступили недавно так возмутительно, по всей его воле.

Скоро Святославу Ростиславовичу удалось одержать блистательную победу над шведами. У шведов в это время прекратились на время внутренние усобицы, почему они приобрели возможность к наступательным действиям против соседей и пришли под Ладогу. Ладожане пожгли свои хоромы, затворились в кремле и послали за помощью в Новгород. Шведы хотели их взять приступом, но были отбиты с большим уроном, а на пятый день пришел Святослав с посадником Захаром и новгородцами, ударил на шведов и разбил их; из 53 судов они потеряли 43; мало их спаслось бегством, да и то раненые.

Однако все-таки отношения Святослава к новгородцам были не особенно дружественными; поэтому в 1168 году Ростислав решил самолично поехать в Новгород, чтобы и там уладить все дела и водворить прочный мир и любовь. Отправляясь в этот далекий путь, он прежде всего заехал к своему зятю Олегу Святославовичу Северскому, а потом держал путь на Смоленск, где сидел столько лет. Смоляне устроили престарелому Ростиславу очень трогательную встречу: их лучшие люди начали встречать его еще за 300 верст от города; потом встретили его внуки, сын Роман, сидевший после отца в Смоленске, епископ, тысяцкий и почти все горожане; так обрадовались все его приходу.

Побывать в Новгороде Ростиславу, однако, не довелось. Болезнь задержала его в Великих Луках, где он имел свидание с сыном Святославом и лучшими новгородскими мужами; урядив с ними все дела и получив богатые дары, он вернулся совершенно больным в Смоленск, где его уговаривала сестра Рогнеда остаться и лечь после смерти в построенной им церкви во имя святых Петра и Павла. Но Ростислав непременно хотел лечь в Киеве, рядом с отцом, святым Мстиславом, в церкви Святого Феодора, а если выздоровеет, то принять пострижение в Печерском монастыре.

Мысль о пострижении давно запала в его душу; любя печерского игумена Поликарпа, Ростислав каждую субботу и воскресенье Великого поста приглашал его обедать с 12 братьями в свой терем. Смерть Святослава Ольговича, случившаяся в 1164 году, сильно на него повлияла, и он решил тогда же постричься. Но Поликарп не допустил его до этого, говоря: «Вам Бог так велел быть; правду блюсти на этом свете, суд судить праведный и стоять в крестном целовании».

Ростиславу не пришлось доехать до Киева. Он должен был остановиться в селе Зарубе, недалеко от Смоленска. Здесь, 14 марта 1168 года, застигла его смерть. Он умер в полной памяти, в присутствии священника, и сам прочел себе отходную, смотря на образ Спасителя и отирая платком слезы.

Благодаря истинно христианским качествам своей души Ростиславу удалось перед смертью водворить мир между всеми русскими князьями, то есть достигнуть того, чего не достигал ни один из великих князей после Мономаха, хотя многие из них были значительно выше Ростислава по своим умственным способностям. Согласно своему желанию, он был похоронен рядом с отцом в Киевском Феодоровском монастыре. Православная церковь дала ему наименование Блаженного.

Из сыновей Ростислава, кроме уже знакомого нам Святослава, оставили по себе память: старший Роман, сидевший в Смоленске и женатый на дочери Святослава Ольговича; он отличался большой кротостью и благочестием; Рюрик – человек воинственный и честолюбивый, при этом ласковый и не особенно твердой воли; он, как мы увидим, многократно занимал Киевский стол, но не мог на нем досидеть до смерти; Давид оставил по себе память как о храбром, твердом и высокодобродетельном князе; наконец, Мстислав, умерший в молодых годах, заслужил прозвание Храброго за свою необыкновенную воинскую доблесть, соединенную с высоким благочестием; он был горячо предан всем заветам старины и являлся одним из лучших князей своего времени.

Ростислав Мстиславович был последним великим князем, получившим, как мы видели, под конец своей жизни до некоторой степени прежнее значение великого князя Киевского, объединявшего под своей рукой всех остальных князей Русской земли. При его преемниках значение Киевского стола быстро и окончательно рушится.

Старшинство в целом княжеском роде, по смерти Ростислава, принадлежало сестричу Святославу Всеволодовичу Черниговскому. Но Мономаховичи старшинство это не признавали, а киевляне его не хотели; старший же из Мономаховичей был маловлиятельный мачешич Владимир Мстиславович, которого, как мы видели, после многих скитаний Ростислав приютил в Треполе; рассчитывать на занятие Киевского стола он, очевидно, не мог. Двоюродный же брат мачешича, Андрей Юрьевич Боголюбский, сидел в своем любимом Суздале и никакого желания перейти в Киев не обнаруживал. И вот взоры всех южных князей обратились на любимого киевлянами храброго волынского князя Мстислава Изяславовича, которого братия и пригласила ехать в Киев. Приглашали его также как киевляне, так и черные клобуки.

Мстислав Изяславович согласился, но, будучи человеком властным и твердым, потребовал, чтобы все приглашавшие его князья ходили по его воле. Те, скрепя сердце, согласились, но на самом деле были этим крайне обижены, так как именно рассчитывали, приглашая его, младшего многих из них, самовольно разобрать себе волости.

Скоро во главе всех недовольных стал старший из всех Мономаховичей мачешич Владимир Мстиславович, который, при приближении Мстислава Изяславовича к Киеву, даже бежал в Вышгород, где Мстислав не замедлил его осадить, после чего они примирились, но ненадолго, так как мачешич не прекращал своих враждебных замыслов против племянника, о чем, конечно, не замедлили сообщить последнему в Киев.

Тогда Мстислав вызвал мачешича на свидание в Печерский монастырь, где, несмотря на показания свидетелей, мачешич отрицал взводимые на него обвинения и подтвердил Мстиславу свое обещание в верности. Но, несмотря на это, вертлявый Владимир Мстиславович скоро нарушил свое слово и стал сноситься с черными клобуками, подучая их против великого князя, причем не посоветовался об этом со своей дружиной. Это очень обидело старших дружинников. «Ты, князь, задумал это сам собою; так не едем по тебе, мы ничего не знали», – сказали они ему. Владимир рассердился на них; взглянув на молодых дружинников, он сказал: «Вот у меня будут бояре!» – и поехал к черным клобукам. Но те, видя, что он приехал к ним почти один, сказали ему: «Дружины-то у тебя нет; ты нас обманул; так и нам лучше в чужую голову, чем в свою» – и начали пускать во Владимира стрелы, из которых две попали в него. После этого он бежал, потерявши всех отроков, которых избили черные клобуки, и прибыл, после многих скитаний, в Суздальскую землю, прося Андрея Боголюбского о защите и помощи. Андрей не проявил желания видеть его, но в помощи не отказал. «Ступай в Рязань к тамошнему князю, а я тебя наделю», – послал он сказать двоюродному брату, что тот и сделал.

Мстислав Изяславович начал свое великое княжение славным делом. Еще при жизни дяди Ростислава, в 1167 году, когда состоялось примирение всех князей, «Бог вложил в сердце Мстислава мысль добрую о Русской земле», – говорит летописец; он собрал братию свою и стал им говорить, что ежегодно половцы уводят христиан в свои вежи, постоянно нарушают клятву и уже отнимают у нас все торговые пути, а затем предложил общий поход на половцев, в котором приняли участие 14 князей; поход этот увенчался полным успехом. Став в 1168 году великим князем, Мстислав Изяславович тотчас же предпринял новый общий поход против половцев; поход этот тоже сопровождался большой удачей.

Нет сомнения, что мужественный Мстислав Изяславович не ограничился бы этими двумя походами, а предпринял бы последовательную борьбу с половцами, чтобы в корне подорвать их могущество, но, к несчастью, как обычно, ему помешала наступившая вскоре усобица. После окончания похода 1168 года между южными князьями вспыхнуло общее неудовольствие против него.

Поводом к этому послужили наветы двух бояр, братьев Бериславовичей, на Мстислава Изяславовича, который отослал их от себя за провинность. Эти два боярина стали уверять Рюрика и Давида Ростиславовичей, что Мстислав хочет их схватить во время обеда, на который он их пригласил. Те поверили, а великий князь, узнав про это, сильно обиделся; так возникла между ними ссора. Скоро и другие южные князья стали искать поводов к ссоре с Мстиславом; все они видели, что ошиблись, призвав его на великое княженье, в расчете, что он, как не имеющий по своему старшинству права на Киев, будет с ними более уступчив. Теперь они решили искать себе другого старшего и обратились к Андрею Боголюбскому, который являлся действительно старшим во всем Мономаховом роде, так как бежавший к нему за покровительством мачешич Владимир Мстиславович тем самым, конечно, потерял свое старшинство перед ним.

Мы видели, насколько Андрею были ненавистны все киевские порядки, почему он навеки и порвал с южной Русью, тайно бежав в Суздальскую землю. Разумеется, занятие старшего стола не могло его сколько-нибудь прельщать и теперь. Но оставаться безучастным зрителем событий, происходивших вокруг Киева, он также отнюдь не мог для блага своей же Суздальской земли, так как земля эта, как мы уже указывали, примыкала к землям Великого Новгорода и была с ними тесно связана множеством отношений; а мы видели, что поведение новгородцев всегда зависело от того, кто занимал Киевский стол. Когда на столе этом сидел Ростислав, посадивший совместно с Андреем сына своего Святослава в Новгороде по всей его воле, то новгородцы должны были во всех своих делах считаться и с суздальским князем. Но как только в Киеве сел Мстислав Изяславович, сын старинного недруга отца Андреева, то новгородцы поняли, что крепкое согласие киевского князя с суздальским, бывшее при жизни Ростислава, рушилось, и сейчас же стали пересылаться с Мстиславом о присылке им в князья его сына и собирать тайные веча по ночам против Святослава, которого хотели схватить.