Но такой, как Игорева битва,
На Руси не видано от века!
От зари до вечера день целый,
С вечера до света реют стрелы,
Гремлют остры сабли о шеломы,
С треском копья ломятся булатны,
Середи неведомого поля,
В самом сердце половецкой степи!
…Третий день уж бьются!
Третий день к полудню уж подходит:
Тут и стяги Игоревы пали,
Стяги пали, тут и оба брата
На Каяле[12] быстрой разлучились,
Невеселый час настал, о, братья!
Игорь еще в начале битвы был ранен в руку. Увидев, что побежали коуи, он поскакал к ним, чтобы удержать беглецов, но был тут же захвачен в плен; скоро его глазам представилось страшное зрелище: его брат Всеволод был окружен со всех сторон врагами и, отбиваясь от них, изнемогал в неравной борьбе. Тогда Игорь стал просить себе смерти, только чтобы не видеть гибели брата; но Всеволод не погиб, а был также взят в плен. Победа половцев, со всех сторон кольцом охвативших русских, была полная: наших ушло домой человек пятнадцать.
Известие об этом неслыханном погроме произвело на Руси потрясающее впечатление.
Получив его, старый сестричич зарыдал и стал со всех сторон сзывать помощь.
Князь великий Всеволод! не мыслию
Перенесться тебе издали,
Поберечь отцовский золотой престол.
Можешь ты разбрызгать Волгу веслами,
Можешь вылить Дон шеломами…
Вы, Давид и буйный Рюрик, князь!
Ваши шлемы золоченые
По реке кровавой плавали,
И рычат дружины ваши храбрые,
Словно туры пораженные,
Каленою саблей, на поле неведомом.
Вы вступите во золот стремен
За обиду земли русские
И за раны князя Игоря Святославича.
Ярослав князь, Осмомыслом вещим прозванный!
Высоко сидишь ты в Галиче
На престоле златокованом!
Подпер горы ты Карпатские,
Что своими ли дружинами железными,
И, Дунаю затворив врата,
Королю загородил ты путь,
Через облако громадами кидаючи,
На Дунай суда снаряжаючи…
Так стреляй же по Кончаку нечестивому,
За свою ли землю Русскую
И за раны князя Игоря Святославича!
Вы, Роман[13] с Мстиславом, буйные,
Вас манит на поле молодечество…
Есть у вас броня железная
Под шеломами латинскими!..
Князья стали собираться, но медленно, а между тем половцы, ободренные неожиданным успехом, быстро двинулись на Русскую землю.
Кончак направился на Киевскую сторону, а Гзак – на Черниговскую, где остались одни жены и дети. Скоро Кончак подошел к Переяславлю, в котором сидел знакомый нам молодой герой Владимир Глебович; он неустрашимо вышел из города и ударил на половцев с небольшой дружиной, но был окружен множеством врагов и тяжело ранен тремя копьями; его, однако, выручили остальные люди дружины, и он гордо вернулся в Переяславль, утерев мужественный пот свой за отчизну. Затем половцы взяли город Рим, или нынешние Ромны, и, произведя на обоих берегах Днепра большие опустошения, успели вернуться домой безнаказанно. А между тем несчастные князья наши продолжали жить в плену, к большому горю их семей.
Вот как говорит «Слово» о тоске по мужу Игоревой жены:
То не кукушка в роще темной
Кукует рано на заре –
В Путивле плачет Ярославна
Одна на городской стене:
«Я покину бор сосновый
Вдоль Дуная полечу
И в Каяль-реке бобровой
Я рукав мой омочу;
Я домчусь к родному стану,
Где кипит кровавый бой;
Князю я омою рану
На груди его младой!»
В Путивле плачет Ярославна
Зарей на городской стене:
«Ветер, ветер, о могучий,
Буйный ветер, что шумишь?
Что ты в небе черны тучи
И вздымаешь, и клубишь?
Что ты легкими крылами
Возмутил поток реки,
Вея ханскими стрелами
На родимые полки!»
В Путивле плачет Ярославна
Зарей на городской стене:
«В облаках ли тесно веять
С гор крутых чужой земли?
Если хочешь ты лелеять
В синем море корабли;
Что же страхом ты усеял
Нашу долю? Для чего
По ковыль-траве развеял
Радость сердца моего?»
В Путивле плачет Ярославна
Зарей на городской стене:
«Днепр мой славный! Ты волнами
Скалы половцев пробил;
Святослав с богатырями
По тебе свой бег стремил;
Не волнуй же, Днепр широкий,
Быстрый ток студеных вод,
Ими князь мой черноокий
В Русь Святую поплывет».
В Путивле плачет Ярославна
Зарей на городской стене:
«О, река! отдай мне друга,
На волнах его лелей,
Чтобы грустная подруга
Обняла его скорей;
Чтобы больше не видала
Вещих ужасов во сне;
Чтобы слез к нему не слала
Синим морем на заре».
В Путивле плачет Ярославна
Зарей на городской стене:
«Солнце, солнце, ты сияешь
Всем прекрасно и светло!
В знойном поле что сжигаешь
Войско друга моего?
Жажда луки с тетивами
Иссушила в их руках,
И печаль колчан с стрелами
Заложила на плечах».
И тихо в терем Ярославна
Уходит с городской стены.
Однако Ярославна горевала очень недолго. Случай дал возможность Игорю бежать из половецкого плена. Половцы, ценя его блистательную отвагу, обращались с ним почтительно: он имел своих слуг и мог ездить на охоту; только стража в 20 человек была при нем неотлучно.
Один из половцев, по имени Лавор, привязался к нему всей душой и предложил бежать вместе в Русь. Игорь сперва воспротивился: «Я для славы не бежал во время боя от дружины, и теперь бесславным путем не пойду». Но находившийся с ним в плену его тысяцкий и конюший уговорили своего князя на этот шаг. И вот однажды на закате солнца, когда половецкая стража упивалась кумысом, Игорь, поклонившись образу Спасителя, говоря: «Господи сердцеведче, спаси меня, недостойного», надел на себя крест и икону, тихонько поднял полу своего шатра, вылез на свободу и незаметно пробрался на берег реки, где его ждал верный Лавор, после чего благополучно достиг своего дома.
Через два года вернулся также храбрый брат его Буй-Тур Всеволод и юный сын Владимир; последний – с молодой женой; за время своего плена он успел влюбиться в ханскую дочь и жениться на ней.
Так окончился знаменитый поход Игоря. Но враждебные столкновения с половцами продолжались по-прежнему, и при возможности князья ходили в степь их наказывать. В 1187 году, по возвращении из одного такого похода, разболелся и умер, всеми горько оплакиваемый, Владимир Глебович Переяславский, так прославившийся своею доблестью, несмотря на молодые годы. Вскоре достойным преемником его славы выступил совсем юный сын Рюрика Ростислав. Едва имея от роду пятнадцать лет, Ростислав сделался верным стражем Киевской земли и истинной грозой пограничных хищников.
В том же 1187 году скончался Ярослав Осмомысл Галицкий. Смерть его имела весьма важные следствия. Княжество Галицкое, приведенное долголетним и мудрым правлением Ярослава в блестящее состояние, занимало самую западную окраину Русской земли, простираясь большею своею частью вдоль течений рек Днестр, Серет и Прут.
Этот богатый и благословенный по природе край непосредственно граничил одной своей стороной с Венгрией, а другой – с Польшей, и в нем, в значительной степени, отражалось влияние тех порядков, которые были в этих двух государствах. Порядки же в Польше и Венгрии были совершенно одинаковы с порядками, имевшими место в те времена во всех других западных государствах Европы, где власть королей была значительно ограничена высшим рыцарским сословием.
Также и в Галиче – наряду с князем было весьма сильное и своевольное боярство, которое иногда заставляло даже такого выдающегося человека, как Ярослав, подчиняться своей воле. Это, между прочим, сказалось и на его семейных делах. Он плохо жил со своей женой Ольгой, дочерью Юрия Долгорукого, от которой имел сына Владимира и дочь, жену Игоря Северского, знакомую нам Ярославну. Отослав Ольгу Юрьевну от себя, Ярослав женился на какой-то Настасье, от которой имел сына Олега.
Но этот брак не понравился боярам. Тогда они сожгли несчастную Настасью на костре и заставили Ярослава вернуть к себе Ольгу Юрьевну.
Не любя ее и зная, что его сын от нее Владимир – человек праздный и легкомысленный, не способен к правлению, Ярослав Осмомысл, чувствуя приближение смерти, собрал всех своих бояр и в присутствии духовенства заставил их присягнуть своему младшему сыну Олегу Настасьичу, которому приказал свой Галицкий стол; Владимиру же завещал только город Перемышль. После этого он покаялся в своих грехах, раздал нищим огромные богатства и скончался, искренно оплакиваемый народом, как мудрый, славный, богобоязненный и честный князь.
Но, разумеется, бояре после смерти Ярослава и не думали исполнить его волю, а тотчас же изгнали Олега Настасьича и посадили на его место Владимира. Этот последний, очутившись галицким князем, дал полную волю своим порочным и буйным наклонностям: он бросил свою жену и женился на какой-то попадье, от которой прижил двух детей. Скоро галицкие бояре убедились, что покойный Осмомысл был прав и с Владимиром им будет жить трудно, тем более что он отличался большим самовластием.
В это время в соседней с Галичем земле, на Владимир-Волынском столе, сидел замечательный князь. Это был Роман Мстиславович, сын храброго Мстислава Изяславовича, сидевшего на Киевском столе, когда войска Андрея Боголюбского взяли Киев на щит. Свое детство Роман провел при дворе польского князя Казимира, так как мать его была сестрой этого Казимира; несомненно, он получил здесь самое широкое образование и рано познакомился со всеми сложными порядками и отношениями, царившими как в Русской земле, так и в Польше, и в Венгрии. Затем мы видели молодого Романа в Новгороде, когда им, при помощи чудесного заступничества Божией Матери, была блистательно отражена от города грозная рать Андрея Боголюбского. Заняв, по удалении из Новгорода, Владимир-Волынский стол, который был его вотчиной, Роман скоро приобрел огромную славу своими необычайными дарованиями. «Он бросался на врагов как лев, – говорит летописец, – пролетал по их земле как орел; гневен был как рысь; губителен как крокодил; храбр же как тур».