Из Новгорода Удалой направился в Киев, прибыв куда он пригласил князей на съезд, побуждая всех идти на Галич, чтобы отнять старинную Русскую землю от иноплеменников – латинян. Сидевший тогда в Киеве Мстислав Романович, внук Блаженного Ростислава, неохотно обещал свое содействие, что, конечно, вызвало к нему охлаждение со стороны Мстислава Удалого, но Владимир Рюрикович Смоленский выразил полную свою готовность участвовать в походе; рад был, разумеется, прибытию тестя и молодой Даниил Романович. Затем Мстислав сходил в степь к тестю хану Котяну, и этот тоже обещал прийти со своими половцами.
Противники Удалого, узнав о его замыслах, также готовились. К Коломану прибыл сильный венгерский отряд. Лешко половину своих сил отправил к Галичу, а другую двинул на Волынь против Даниила и Василька, которые все время терпели чрезвычайные затруднения как от поляков и тестя Лешко Александра Бельзского, так и от ятвягов и литовцев, натравляемых на них поляками. «Не бе им помощи, – говорит летописец, – ни от кого же, разве от Бога, дондеже приде Мстислав с половци».
В самом Галиче величавый Филя и изменник Судислав деятельно готовились к обороне и возбудили величайшее негодование православного люда, когда изуродовали собор Святой Богородицы, обратив его в род крепости, для метания в наступающего неприятеля стрел и камней. Венгры же и поляки братались между собой и клялись «победить или умереть».
Тем временем Мстислав быстро подошел к Галичу, так что Филя едва успел вывести свои войска в поле и выстроить для боя, причем разделил их на два отдельных стана. Искусный в ратном деле Мстислав сразу оценил своим военным глазомером ошибочное расположение Филиных войск и решил воспользоваться этим, чтобы разбить их. Он приказал Владимиру Рюриковичу со смолянами наступать на поляков; сам же стал между ними и венграми, а половцев поставил для действий в тылу.
Скоро началось страшное побоище, в котором наши одержали самую блистательную победу. Половцы кинулись было грабить добычу, но русские беспощадно избивали врагов, в ужасе рассыпавшихся по всему полю. Сам Филя заперся в городской башне, устроенной в Богородичной церкви, и первый прислал переговариваться о сдаче. Однако венгры, запертые с Коломаном в башне, еще не сдавались некоторое время, несмотря на страшную жажду. Тогда Мстислав послал в подарок Коломану целое ведро воды; измученные венгры поделили ее по частям, а затем скоро сдались все до единого, вместе с Филей, Судиславом, Коломаном и Саломеей. Все они были забраны в плен; при этом предатель Судислав, заливаясь слезами, пал в ноги Мстиславу, обнял колени и клялся, что будет ему служить до гроба, как верный раб. К величайшему сожалению, благодушный Мстислав не только не повесил его за измену русскому делу, но дал ему еще на кормление один из городов.
Узнав о гибели своих поляков и о поражении венгров, Лешко поспешил заключить мир, опять «начав иметь великую любовь к Даниилу». А Даниил, обрадованный победою тестя, с малой дружиной прискакал в Галич, чтобы приветствовать его. Весь галицкий народ восторженно величал Мстислава за свое освобождение «ясным соколом» и своим «красным солнышком».
Казалось бы, что светлые дни должны были наступить после этого как для Галича, так и на Волыни. Но это было не так. Скоро, как увидим, опять поднялись «многие крамолы и частые восстания, великие льсти и бесчисленные рати». Главной причиной всему этому был благодушный и доверчивый нрав самого Мстислава.
Новгородцы после неожиданного отъезда Мстислава, вторично отправившегося искать Галич, приглашали к себе на княжение Святослава и Всеволода Мстиславовичей, сыновей Мстислава Романовича Киевского. Время их сидения в Новгороде ознаменовалось сильнейшей борьбой сторон, с обычными кровавыми уличными побоищами, причем борьба эта коснулась даже личности владыки. Кроме того, оба князя питали особую вражду к посаднику Твердиславу, которая еще более обостряла городские раздоры. Дело кончилось тем, что Твердислав, будучи совершенно больным и не желая, чтобы из-за него лилась кровь, тайно ушел в монастырь и постригся, а князю Всеволоду был в 1221 году указан путь, причем вместо него был принят другой Всеволод, сын великого князя Юрия Владимирского. Но этому Всеволоду не понравилось сидеть в Новгороде, и он скоро тайно вышел из него.
Тогда новгородцы пригласили к себе вновь брата Юрия Ярослава, того самого, из-за которого они терпели такой страшный голод в 1216 году и которого разбили потом на Липецком поле. Но и Ярослав тоже от них скоро ушел, несмотря на просьбы новгородцев, которые теперь желали, чтобы он у них остался. Ввиду ухода Ярослава они опять попросили к себе Всеволода, сына Юрия, но он опять сидел у них недолго и вновь тайно ушел, возмущенный нескончаемой крамолой и непрерывными кровопролитными схватками граждан. На этот раз Всеволод засел в Торжке и просил отца Юрия прийти на помощь с ратью, чтобы понудить новгородцев силою прекратить усобицу, шедшую у них. Это было в 1224 году.
Конечно, при описанной выше беспрерывной смене князей и при нескончаемой борьбе городских сторон, Новгороду трудно было иметь какой-либо успех против внешних врагов, а между тем, кроме чуди, нападения Литвы на земли Святой Софии делались все более и более дерзкими, а затем сильно давал себя чувствовать и новый враг, появившийся в пределах Русской земли.
Этот враг были немцы.
Мы уже говорили в первой части нашего труда, что немецкий император Карл Великий начал еще в VIII веке ожесточенную борьбу с храбрыми славянскими племенами, сидевшими в западной части балтийского побережья. С тех пор немцы были всегда беспощадными врагами славян, причем в половине XII века один из преемников Карла Великого германский император Конрад Третий объявил Крестовый поход на западных славян – бодричей, любичей и поморян, сражавшихся с немцами с величайшим мужеством, но, к сожалению, в конце концов побежденных ими вследствие своей разрозненности.
Затем немцы стали распространять свое влияние еще более к востоку.
Как мы знаем, древние русские владения по берегам Балтийского моря были заселены различными языческими племенами, частью литовскими (ливы, куры, летты, земигола, или жмудь, и другие), частью финскими (чудь, эсты, водь и пр.); владения эти делились на две половины: северная зависела более или менее от Новгорода, южная – от Полоцка.
Однажды бурей в устья Западной Двины было занесено немецкое торговое судно. Это было в 1158 году. Местные обитатели ливы встретили его крайне недружелюбно, но после схватки с немцами, причем победа осталась за последними, ливы стали сговорчивее и стали обменивать свои произведения на их товары; эта мена была произведена с такой выгодой для немцев, купцов города Бремена, что они начали уже нарочито заходить в устья Двины с товарами и скоро образовали здесь два укрепленных поселка – Укскуль и Дален.
Как известно, римские папы, став светскими государями, усердно разыскивали языческие страны, чтобы насаждать в них латинство и затем включать в свои владения. Так и папа Александр Третий, узнав о существовании язычников ливов и об основании немцами в их земле двух поселков, послал сюда искусного проповедника, монаха Мейнгарда. Он отправился в Полоцк к местному русскому князю испросить позволение выстроить в Укскуле латинскую церковь и крестить в свою веру язычников – ливов. Тот, очевидно не соображая, какие важные последствия может повести это разрешение, согласился, и Мейнгард стал обращать ливов в латинство.
При этом он стал учить их строить крепкие замки из камня по немецкому образцу, чтобы успешно защищаться в них от врагов. Однако пастве его плохо прививалось христианство; скоро многие язычники начали обнаруживать явно враждебные действия против него, а уже крещеные стали погружаться в Двину, чтобы смыть с себя крещение и отослать в Германию; товарища же Мейнгарда, монаха Феодориха, однажды хотели принести в жертву языческим богам, а другой раз – убить за то, что случилось солнечное затмение.
Видя плохой успех своей проповеди, Мейнгард обратился к папе, прося объявить Крестовый поход для проповеди латинства ливам, но не дождался прибытия крестового ополчения и умер в 1193 году. В этом же году датский король Канут Шестой пристал к эстонскому берегу, утвердился здесь и стал силой распространять латинство. Затем прибыл новый епископ, на место Мейнгарда, по имени Бартольд, но был так плохо встречен туземцами, что поспешил бежать, и вновь обратился к папе, прося скорей объявить Крестовый поход. Папа внял его просьбе и объявил всем отпущение грехов, кто отправится с Бартольдом против ливов. Скоро он прибыл со значительным отрядом и высадился в устьях Двины; туземцы обратились к нему с таким словом: «Отпусти войско домой и ступай с миром на свое епископство; кто крестился, тех ты можешь принудить оставаться христианами; других убеждай словами, а не палками». Но Бартольд не внял их совету; он самолично принял участие в битве, которая произошла вслед за тем, и был изрублен язычниками. Немцы, однако, победили; они страшно опустошили страну, силою крестили туземцев, определили в ней священников и затем удалились. Но как только они сели на корабли, туземцы тотчас же стали окунаться в Двину, чтобы смыть с себя крещение, и выгнали от себя священников.
Вслед за тем прибыл новый епископ; он привез с собой войско уже на 23 кораблях. Имя его было Альберт Бугсгевден. Это был человек исключительного ума и силы воли. Он сразу понял, что немцам надо твердо укрепиться в стране ливов, чтобы обратить их в христианство и владеть ими. И вот в 1200 году он закладывает у устья Двины город Ригу и обносит его крепкою стеною; затем он едет в Германию, деятельно набирает там поселенцев для нового города и, наконец, испрашивает разрешение у папы Иннокентия Третьего устроить, по образцу бывших в Палестине, военное братство, или орден воинствующих монахов-рыцарей. Папа вполне одобрил мысль Альберта, и в 1202 году на нашем балтийском побережье появились рыцари Ордена братьев Меча; они носили белый плащ с нашитым красным мечом и крестом, вместо которого впоследствии начали нашивать звезду.