После этого в Галиче поднялась такая смута, что Даниил должен был удалиться к своим бывшим врагам – венграм, с которыми примирился после смерти королевича Андрея, а на Волыни оставил брата своего Василька.
В Галиче же сел Михаил Всеволодович Черниговский, а в Киеве племянник его Изяслав Владимирович, внук Игоря Северского, героя «Слова о полку».
Владимиру Рюриковичу удалось скоро ускользнуть из половецкого плена, но вернуть себе Киев ему уже больше не пришлось. Из-за Галича же между Даниилом Романовичем и Михаилом Черниговским поднялась ожесточенная борьба, беспрерывно шедшая в течение нескольких лет, причем город неоднократно переходил из рук в руки, пока в распрю эту не вмешался брат Юрия Суздальского, хорошо знакомый нам пылкий и неукротимый Ярослав Всеволодович.
Ярослав захватил Черниговскую волость и занял Киев. Скоро, однако, он быстро его оставил. Страшные вести пришли о новом вторжении татар, на этот раз с севера.
Михаил же Черниговский, узнав о хозяйничанье Ярослава в своей отчине и о занятии им Киева, а также и о поспешном его выезде оттуда, решил сам двинуться к Киеву, а в Галиче оставил своего сына Ростислава. Но Ростиславу пришлось недолго посидеть в Галиче. Скоро появился под городскими стенами Даниил и стал говорить жителям: «Люди городские, до которых пор хотите вы терпеть державу иноплеменных князей». Те закричали в ответ: «Вот наш держатель, Богом данный» – и пустились к Даниилу, «как дети к отцу, как пчелы к матке, как жаждущие воды к источнику». Крамольные же бояре должны были «с осклабленным лицом и облизывая губы» явиться к Даниилу и поневоле сказать ему: «Приди, князь Даниил, прими город».
Так опять сел в Галиче мужественный Даниил в страшный год вторичного появления татар в Русской земле. Это было в 1238 году.
Во время только что описанной непрестанной борьбы в Поднепровье и в Галиче, шедшей после битвы под Калкою, на севере Руси шла не менее беспокойная жизнь.
Мы прервали наш рассказ о событиях в Новгороде на том, что в 1224 году сын великого князя Юрия Суздальского Всеволод, не будучи в состоянии переносить новгородские порядки, вторично тайно оставил город и на этот раз, по примеру дяди Ярослава, засел в Торжке, куда пришел к нему на помощь и отец со значительными силами.
Юрий потребовал от новгородцев выдачи главных зачинщиков крамолы против суздальских князей и грозил им в случае отказа: «Я поил коней своих Тверцой, напою и Волховом», но затем смягчился и дал им в князья своего шурина, уже известного нам Михаила Черниговского, сына Чермного, который в то время не мог утвердиться в Чернигове, враждуя с дядей своим – Олегом Курским, героем битвы на реке Калке.
Новгородцы жили хорошо с Михаилом, но, пробыв около года, он простился с ними и отправился на юг, чтобы сесть в своей отчине – Чернигове, помирившись при помощи Юрия Суздальского с дядей – Олегом Курским.
Тогда новгородцы опять пригласили себе брата Юрия Ярослава, который вскоре нанес сильнейшее поражение литовцам и совершил затем смелый поход вглубь Финляндии, после чего мирно крестил язычников корелов в православную веру.
Затем деятельный Ярослав отправился во Псков и повез туда много подарков; по-видимому, он желал войти в добрые отношения с псковичами, чтобы пойти с ними против немцев. Псковичи, однако, не только не приняли Ярослава, чем он был крайне обижен, но даже, узнав, что он собирается идти на немцев в Ригу и привел для этого свои переяславские полки, сами поспешили заключить с рыцарями ордена мир, с тем чтобы они помогли им в случае войны с Новгородом[21]. Новгородцы же, узнав про это, сказали Ярославу: «Мы без своей братьи, без псковичей, не пойдем на Ригу, а тебе, князь, кланяемся» – и, несмотря на все просьбы его, не согласились идти на немцев. Раздосадованный Ярослав уехал к себе в Переяславль-Залесский, а в Новгороде оставил двух малолетних сыновей своих, Феодора и Александра, с дядькой-кормильцем Феодором Даниловичем.
Скоро в Новгороде поднялись обычные волнения и самоуправство; к тому же осенью 1228 года полили сильные дожди, которые шли день и ночь, и с Успенья до Николы не видно было солнца – ни сена нельзя было добыть, ни пашни пахать. Угнетенный этим ненастьем, народ восстал против владыки Арсения, упрекая его, что Бог наказывает их по его вине, так как будто он заставил своего предшественника Антония удалиться в Хутынский монастырь, тогда как в действительности Антоний ушел из владык, будучи разбит всем телом от болезни и потеряв при этом язык. Благочестивый и смиренный Арсений денно и нощно молился о прекращении ненастья, но буйная толпа вытащила его из архиерейского дома, била, гнала и чуть не лишила жизни, затем извлекла из монастыря немого и разбитого Антония и силой посадила его опять владыкой. Новгородцы не успокоились и на этом; они разграбили многие дома, лишили сана тысяцкого, избрали нового и послали к Ярославу требование, чтобы он скорей ехал. Но пока от него ожидали ответа, дядька молодых князей, без сомнения опасаясь за них, ввиду описанных бесчинств, поспешил тайно покинуть с ними город.
Тогда новгородцы очень обиделись. «Что же это они побежали, – говорили они, – разве какое зло задумали на Святую Софью, а мы их не гнали, только братью свою казнили, а князю никакого зла не сделали».
После этого они послали за Михаилом в Чернигов. Он поспешил в Торжок и прибыл оттуда в Новгород, где был восторженно принят, причем целовал крест по всей новгородской воле. Это было в 1229 году.
Между тем, узнав о призвании Михаила в Новгород, обиделся и Ярослав и, считая, что это дело рук шурина Михаила, своего родного брата Юрия, перенес на него весь свой гнев, причем умел возбудить против Юрия и племянников – Константиновичей Ростовских.
Но миролюбивый и благородный Юрий, чтобы выяснить дело, созвал всех своих братьев и племянников на съезд и привел их в такую любовь, что всякая вражда прекратилась тотчас же. Все поклонились ему, целовали крест, что будут почитать как отца родного, затем весело отпраздновали Рождество Богородицы и, получив богатые подарки, разъехались по домам. Скоро был заключен мир и между Ярославом и Михаилом Черниговским, причем для этого приезжал во Владимир сам митрополит Кирилл.
Но Михаил недолго посидел в Новгороде; оставив здесь своего малолетнего сына Ростислава, он опять отправился в свою Черниговскую землю.
В Новгороде же, после его отъезда, вновь поднялись обычные крамолы, грабежи и убийства, особенно усилившиеся при наступлении в 1230 году жестокого голода, причем новгородцы указали путь юному Ростиславу и опять пригласили к себе Ярослава. Ярослав согласился, но через две недели вновь уехал к себе в Переяславль, оставив здесь, как и прежде, малых сыновей – Феодора и Александра.
В Новгороде между тем голод усиливался и вызвал ужасающий мор. Бедные ели мох, желуди, собак, кошек и человеческие трупы. В короткое время умерло 42 тысячи человек. Голодные собаки терзали на улицах младенцев подле умерших от истощения родителей. К несчастью, неоткуда было привезти и хлеба, так как бедствие было общее для всей Руси, кроме Киева. В одном Смоленске от голода умерло 30 тысяч человек.
Наконец, пришла помощь: немецкие купцы из-за моря привезли хлеб, который продавали по доступной цене.
Между тем Михаил Черниговский, вернувшись в свою волость, скоро завел усобицу с Владимиром Рюриковичем Киевским, причем, как мы видели, когда Владимир был разбит половцами и попал к ним в плен, то Михаил не только посадил своего племянника Изяслава на Киевский стол, но и сам занял Галич и повел из-за него продолжительную борьбу с Даниилом Романовичем.
Борьба эта поссорила Михаила Черниговского и с суздальскими князьями, так как дочь великого князя Юрия успела выйти замуж за Василька, брата Даниила, а сын Юрия Всеволод женился на дочери Владимира Рюриковича. Кроме того, гневался на Михаила и Ярослав Всеволодович за то, что он охотно давал у себя приют всем врагам его, бежавшим из Новгорода.
Эти новгородские изгнанники подняли против Ярослава родственника Михаила – трубчевского князя Святослава, уверив его, что он будет тотчас же принят новгородцами, как только появится в их пределах. Однако попытка их окончилась полной неудачей, и они должны были бежать во Псков, а когда псковичи предложили им выйти из города, то эти изгнанные новгородские мужи передались немцам в Оденпе. Это было в 1232 году. Ярослав же продолжал княжить в Новгороде, имея в нем сыновей, а сам пребывал большею частью в Переяславле-Залесском.
В 1233 году новгородцы готовились к большому торжеству.
Юный Феодор Ярославович должен был вступить в брак. Все было готово к свадьбе, и гости собрались на пир, как вдруг жених, отрок редкой душевной чистоты, внезапно скончался. Получив известие об этой неожиданной кончине сына, мать его, блаженная княгиня Феодосия, обнаружила замечательную покорность воле Божией; она тотчас же с великим смирением промолвила: «Ты, Господи, дал, Ты и взял; да будет благословенно имя Твое». Кажется, невеста неожиданно скончавшегося князя приняла пострижение и оставила по себе память под именем преподобной Харитины; тело же отрока было похоронено в соборе Святой Софии, причем через четыреста лет его мощи были обретены нетленными, прославились некоторыми чудесами и ныне открыто почивают там же.
Похоронив внезапно умершего сына, Ярослав должен был обнажить свой меч на немцев, причем он настолько удачно действовал против занятых ими городов Юрьева и Оденпе, что они запросили у него мира, и он заключил его «по всей своей правде». После этого похода Ярослав нанес тяжелое поражение литовцам, а затем отправился в Поднепровье – против Михаила, где, как мы видели, он скоро захватил Черниговскую область и Киев, но откуда должен был спешно вернуться на север, в том же 1238 году, получив сведения о новом нашествии татар. Киев же после его отъезда был занят Михаилом Черниговским.
Перед тем, чтобы перейти к подробному рассказу от этом новом нашествии татар, скажем несколько слов о том положении, которое занимали в это время другие враги Русской земли, сидевшие на западе: литовцы и немцы.