В этой «прежепогибшей Украине», как ее именовали современники, собрались огромные шайки разбойников; они не замедлили соединиться вместе, выбрав себе в атаманы отважного Хлопку Косолапа, а затем решили двинуться к Москве; скоро, внося всюду ужас и разоренье, разбойничьи отряды стали уже появляться у ее стен. Обеспокоенный таким необычным нашествием, Борис выслал против них сильное войско под начальством воеводы Ивана Басманова; последнему после упорного боя удалось разбить разбойные полчища; при этом, однако, сам Басманов был убит, чуть же живой Хлопка был захвачен царскими войсками в плен и затем повешен со многими товарищами. Это было в 1604 году.
В том же 1604 году стали появляться все более и более настойчивые слухи, шедшие через ту же «прежепогибшую Украину», что считавшийся убитым в Угличе царевич Димитрий жив и скоро явится добывать Московский престол из рук его похитителя и своего злодея – Бориса Годунова.
Перед тем, чтобы продолжать наш рассказ о новых, необычайных событиях, наставших в жизни Московского государства, нам необходимо сделать краткий очерк положения дел в Польско-Литовском королевстве к этому времени.
Попавший всецело в руки иезуитов, король Сигизмунд наделал ряд крупных промахов: мы видели, что вследствие своей религиозной нетерпимости он лишился отцовского престола в Швеции, которым овладел его дядя Карл IX, причем возникшая между ними война затянулась на долгое время и была несчастлива для поляков, не сумевших помешать шведам утвердиться в значительной части Ливонии.
Также под влиянием иезуитов Сигизмунд заключил тайный договор с Австрией на условиях, явно невыгодных для Польши; это вызвало крупную ссору между ним и польскими сенаторами, призвавшими его на сейм в 1592 году, на котором он был подвергнут настоящему следственному допросу и должен был выслушать крайне оскорбительные упреки от Яна Замойского, Радзивилла, примаса епископа Карнковского и других.
Во время своей коронации в Кракове Сигизмунд торжественно присягнул охранять свободу вероисповедания «диссидентов», то есть некатоликов – православных и лютеран, но эта присяга нисколько не помешала ему теснить всеми мерами тех и других; при этом, руководимый отцами иезуитами, с Петром Скаргою и Антонием Поссевином во главе, он с особым рвением стал принимать все меры, чтобы в корне подорвать православие в своих владениях с русским населением.
Мы говорили уже о сильном падении нравов среди высшего православного духовенства Западной Руси, избиравшегося польским правительством из лиц, ему угодных, а также об успешном ополчении западнорусской знати и дворянства; при этом даже старший сын знаменитого ревнителя православия Константина Константиновича Острожского Януш был совращен иезуитами в латинство.
Лишь в сердцах низших слоев населения, сельских жителей и мещан, уцелела крепкая привязанность к вере отцов, что выразилось между прочим в образовании православных братств в Вильне, Львове и других городах.
Видя это, Сигизмунд, не довольствуясь совращением в латинство православной знати, задумал со своими советниками-иезуитами обратить в католичество и всех остальных своих подданных при посредстве церковной унии, к которой, как мы видели, давно уже стремились папы. При этом иезуиты, окружавшие Сигизмунда, повели вопрос об унии настолько хитро и ловко, что многие православные встретили мысль о ней благодушно, в том числе и князь Константин Константинович Острожский; это был по существу своему благородный мечтатель, который искренно думал, что предполагаемая уния будет настоящим соединением церквей, и рассчитывал, что при ее посредстве поднимется крайне упавшая нравственность высшего духовенства западнорусской церкви. Митрополитом Киевским был в это время некий двоеженец Оницифор Левочка, а несколько православных архиереев ввиду проповеди лютеран о браке духовенства позволили себе завести законных и незаконных жен; особенно же зазорным поведением отличался Кирилл Терлецкий – епископ Луцкий, который был даже привлечен к гражданскому суду за совершенное им насилие над одной девушкой.
В 1589 году Западную Русь посетил константинопольский патриарх Иеремия. Ввиду многочисленных жалоб со стороны членов православных братств на митрополита киевского Оницифора Левочку, он возвел на его место по указаниям короля Сигизмунда, дававшего эти указания, конечно, не без ведома иезуитов, минского архиепископа Михаила Рагозу, человека двуличного и слабовольного.
При этом, будучи в полном неведении относительно местных обстоятельств в Польше и Литве и никого там не зная, патриарх Иеремия, вслед за поставлением Михаила Рагозы, сделал и другой крупный промах: он назначил ему в наместники, или экзархи, «лукавого, как бес» Кирилла Терлецкого. Кирилл Терлецкий не замедлил войти в тайные сношения с иезуитами и начал деятельно подготовлять с ними дело об унии. Затем в 1593 году Сигизмунд возвел на Брестскую православную епископию сенатора Поцея, постригшегося с именем Ипатия, человека совершенно разоренного, но ловкого, умного и без всяких нравственных убеждений, уже несколько раз менявшего веру.
Ипатий Поцей и Кирилл Терлецкий немедленно стали действовать заодно; они обманом склонили на свою сторону других епископов и составили в 1595 году «грамоту на унию», притянув на свою сторону и Михаила Рагозу. Затем эту грамоту они повезли в Рим на утверждение папы.
Несмотря на тайну, окружавшую все это дело недостойных представителей западнорусского высшего духовенства, православные жители Польско-Литовского государства скоро поняли, что сулит им уния. Двое епископов, подписавших грамоту на нее, поспешили заявить о своем отказе; у князя Константина Острожского тоже открылись глаза, и он предполагал собрать даже войско на случай насильного ее введения. Во многих городах готово было уже вспыхнуть восстание.
Между тем в 1596 году король созвал в Бресте духовный собор для окончательного решения вопроса об унии; на него, наряду с православным духовенством, прибыло и латинское, вместе со многими иезуитами, среди которых был, конечно, и Петр Скарга. Заседания собора шли при самой возмутительной для православных обстановке; наконец латиняне и русские епископы-отщепенцы «посредством обмана тайно, безо всякого совещания с православными, – говорит известный русский ученый М.О. Коялович, – приняли унию и объявили ее поконченною. Этим же путем они следовали и тогда, когда взялись распространять унию, прибавляя к обману и интригам (козням) самые разнообразные насилия».
Конечно, православные, как могли, старались противодействовать унии. Для этого между прочим они составили в 1599 году съезд в Вильне совместно с протестантами, также подвергавшимися гонению. Члены съезда решили бороться с латинянами на жизнь и на смерть и постановили, что каждый сильный православный или протестант должен при всех обстоятельствах защищать всякого страждущего православного же или протестанта. К сожалению, однако, некоторые члены Виленского съезда не ограничились этим и пошли еще дальше. Они задумали соединить православие и протестантство, отчего возникли страшные недоразумения и раздоры, бывшие, конечно, очень на руку латинянам и давшие пищу для усиления ересей, свивших себе прочное гнездо в Польско-Литовском государстве, – арианам, антитринитариям и другим.
Вообще, Брестская уния вызвала, по словам польского историка Лелевеля, «сильные волнения, насилия и даже кровопролитные восстания, которые легли темным пятном на царствование Сигизмунда».
Что же касается внутреннего управления и законодательства Польско-Литовского государства в начале XVII столетия, то, по словам того же Лелевеля, здесь царила полнейшая безурядица, «крестьяне оставались в самом забитом положении, а большие паны делались все более и более своевольными».
В 1599 году скончался униатский митрополит Михаил Рагоза. Король назначил ему преемником Ипатия Поцея, сохранив за последним и богатейшую Владимиро-Волынскую епархию, что сосредоточило в его руках огромные средства для успешной борьбы с православием. «„Помните, я вам не Рагоза“, – писал он в своих грозных грамотах слуцкому духовенству, не желавшему присоединиться к унии». Чтобы подорвать Виленское братство, Ипатий Поцей отнял у него Троицкий монастырь, но овладеть Киево-Печерской лаврой благодаря заступничеству киевской православной шляхты ему не удалось.
Ярым противником унии выступил, конечно, князь Константин Константинович Острожский; но это был среди больших панов последний столп западнорусского православия – «последний западнорусский дуб, – по словам М.О. Кояловича, – кругом которого падали другие русские дубы и у которого даже самого быстро увядали и засыхали в полонизме и латинстве его собственные молодые ветви – родные дети… Западнорусское шляхетство быстро сливалось с шляхетством польским и находило себе в этом слиянии смерть, воображая, что поддерживает жизнь».
Несколько лет спустя после Брестского собора духовный писатель Мелентий Смотрицкий превосходно изобразил это угасание западнорусской шляхты в написанном им от лица Православной церкви «Плаче»: «Где теперь тот неоцененный камень, который я (церковь) носила вместе с другими бриллиантами на моей голове, в венце, как солнце среди звезд, где теперь дом князей Острожских, который превосходил всех ярким блеском своей древней (Православной) веры? Где и другие также неоцененные камни моего венца, славные роды Русских князей, мои сапфиры и алмазы: князья Слуцкие, Заславские, Збаражские, Вишневецкие, Сангушки, Чарторыйские, Пронские, Рожинские, Соломерецкие, Головчицкие, Коширские, Масальские, Горские, Соколинские, Лукомские, Пузыны и другие без числа? Где вместе с ними и другие роды – древние, именитые, сильные роды славного по всему миру силою и могуществом народа Русского: Ходкевичи, Глебовичи, Кишки, Сапеги, Дорогостайские, Воины, Воловичи, Зеновичи, Пацы, Халецкие, Тышкевичи, Корсаки, Хребтовичи, Тризны, Горностаи, Бокеи, Мышковские, Гурки, Семашки, Гулевичи, Ярмолинские, Челненские, Калиновские, Кирдеи, Заборовские, Мелешки, Боговитыны, Павловичи, Сосновские, Скумины, Поцеи и другие?.. Вы, злые лю