19 октября, видя незначительное количество воров и поляков, забравшихся в лаврский капустный огород, лежавший по наружной стороне ограды, несколько монастырских людей, «не по воеводскому велению, но своим изволением», спустились по веревке со стены, бросились к огороду и смело кинулись на засевших в нем врагов, часть которых были убиты и ранены, а другие бежали. К сожалению, в числе защитников лавры оказался и изменник: Оська Селевин убежал в это время к ворам. Главные воеводы Долгорукий и Голохвастов ввиду успеха вылазки на капустный огород тотчас же вышли из монастыря с конницей и пехотой, чтобы разрушить неприятельские туры и укрепления на Красной горе; здесь произошла жестокая сеча, в которой пало много наших смельчаков; однако в плен никто не попался: доблестные участники этой большой вылазки вынесли из боя всех своих умирающих товарищей и вернулись с ними в лавру, где перед смертью последние успели принять пострижение; особенно сожалели все храброго слугу Троицкого монастыря Василия Брехова, сложившего в этот день свою голову на вылазке.
Вслед за тем пономарь Иринарх имел видение: ему явился преподобный Сергий и предсказал, что к Пивному двору «приступ будет зело тяжел», но чтобы защитники не ослабевали. Действительно, ночью 25 октября поляки и воры пошли опять на приступ всеми силами, зажгли Пивной двор и окружавший его острог. Последнее послужило на пользу осажденным: пламя осветило нападающих, и множество ляхов было избито из крепостных орудий и пищалей. Когда же взошло солнце и неприятель увидел на крепостных стенах духовенство в полном облачении, иконы и развевающиеся хоругви, то на него напал страх и он бежал в свой стан.
Через несколько дней наши воеводы сделали удачную вылазку в Мишутин овраг, где захватили в плен литовского ротмистра Брушевского. Этот Брушевский на допросе в лавре показал, что Сапега решил во что бы то ни стало взять обитель и ведет под стены и башни в нескольких местах подкопы, но где именно, он, Брушевский, не знает. Известие о подкопах вселило большую тревогу в защитников обители. Выбрали знакомого с горным делом монастырского слугу Власа Корсакова и приказали копать под башнями так называемые слухи, чтобы слушать из них голоса или стук людей, ведущих подкопы, затем решено было углубить ров, идущий от лавры с востока к северу. Последняя работа привела к двум кровопролитным боям, так как неприятель хотел помешать ей, но оба раза он был отгоняем монастырскими пушками.
1 ноября поляки убили 190 защитников лавры и подвинули свои осадные работы к стенам обители, тем сильно стеснили осажденных, не позволяя им брать воду из прудов за оградой, вместе с тем неприятельские снаряды стали действовать удачнее: ими было разбито несколько икон, поврежден большой колокол и убиты инокиня и инок – старец Корнилий. Сведений же о том, где именно поляки ведут подкопы, все еще не было, несмотря на то что взятые в плен литовские люди допрашивались под пытками. Тем не менее иноки поддерживали бодрость защитников. Святой Сергий вновь явился в Троицком соборе архимандриту Иосафу: он сказал ему, что Господь не оставит осажденных своею помощью, и приказал всем молиться. Вскоре после этого был взят на вылазке раненый дедиловский казак. Он точно указал место, где ведется подкоп, и перед смертью успел причаститься. Затем перебежал в лавру другой казак, Иван Рязанцев, и подтвердил те же сведения о подкопе. Против того места, куда он велся, защитники стали тотчас же строить внутренний острог – деревянную стену со рвом и валом, вооруженный пушками, для замены той части монастырской ограды, которая будет взорвана. Вместе с тем после двух благоприятных случаев, а именно после того, когда монастырской артиллерии удалось подбить огромную литовскую пушку Трещеру и после перехода от воров на сторону защитников лавры 500 казаков с атаманом Епифанцем, решено было сделать большую вылазку, чтобы уничтожить работы Сапеги по ведению подкопа.
9 ноября, за три часа до рассвета, получив благословение архимандрита Иосафа у гроба святого Сергия, воеводы во главе отрядов ратных людей и монахов тихо вышли из монастырских ворот; затем, заслышав удары монастырского колокола, все бросились с трех сторон на неприятельские осадные работы с кличем «Святой Сергий!». Такие же вылазки, сопровождаемые каждый раз большим кровопролитием, были произведены и в последующие две ночи, и наконец бесстрашным защитникам лавры удалось добраться до места, откуда велся подкоп. Двое смельчаков, клементьевские крестьяне Шилов и Слота, бросились в него и подожгли порох; раздался страшный взрыв, не повредивший монастырских стен, но оба славных героя – Шилов и Слота – погибли. Вместе с уничтожением подкопа была разрушена и часть неприятельских окопов, а также взяты оружие, туры и тарасы, причем последние пошли опять на дрова для надобностей обители. Однако эти трехдневные вылазки стоили дорого и защитникам лавры: они потеряли до 350 человек убитыми и ранеными; многие из последних успели перед смертию принять пострижение.
В эти же дни погиб и Данило Селевин, брат изменника Оськи Селевина. «Хочу загладить смертью бесчестие нашего рода», – сказал Данило и во главе сотни ратников бесстрашно напал на воровских казаков атамана Чики, изрубил множество врагов, но наконец пал, получив несколько ран в рукопашном бою. Тогда же прославились своим мужеством дворяне Внуков и Есипов, убитые врагами, и Ходырев и Зубов, оставшиеся в живых; монастырский же служка Меркурий Айгустов первым достиг неприятельских бойниц, но был тут же застрелен. Об этих удачных вылазках осажденные послали донесение царю Василию Ивановичу.
Между тем наступила зима. Сапега прекратил пальбу из пушек, но продолжал обложение монастыря, рассчитывая вынудить его к сдаче голодом, холодом, изменою и болезнями, и рассылал повсюду свои отряды для сбора продовольствия. В обители началась теснота и нужда, но смелые вылазки не прекращались, главным образом, чтобы раздобыть дров в соседних рощах, причем каждая вылазка оплачивалась кровью; когда варили пищу на добытых таким путем дровах, то в лавре обыкновенно говорили: «Сегодня мы напитались кровью таких-то наших братий, а завтра другие напитаются нашей». Несколько человек вновь прославились своей особенной отвагой: некий Суета, крестьянин села Молокова, великан по росту и истый богатырь по силе и душевному складу, постоянно вступал в жестокие схватки с врагом, увлекая своим примером других, и изрубил множество народа. Монастырский слуга Пимен Тененев ударил стрелой в левый висок Лисовского и свалил его с коня, а знатного польского князя Юрия Горского убил ратник Павлов и привез его труп в лавру.
Тем не менее положение защитников обители делалось все более и более тяжелым: начался недостаток припасов, что вызвало неудовольствие среди многих ратников, полагавших, что их обижают старцы, и об этом была даже послана жалоба царю; затем пошли болезни и сильная смертность: ежедневно хоронили по несколько десятков человек; вместе с тем часть защитников стала предаваться разгулу. «Крепкие меды, – говорит Н.М. Карамзин, – и молодые женщины кружили головы воинам; увещания и пример трезвых иноков не имели действия». Весною 1609 года Ольга Борисовна Годунова писала своей тетке, что лежит больная и ждет смерти, так как ежедневно хоронят по 20 и 30 человек (больше всего от цинги), и в обители завелась «шатость и измена большая». Последнее сообщение являлось несколько преувеличенным, хотя, несомненно, шатость и измена появились при наступивших трудных обстоятельствах. Двое детей боярских передались неприятелю и сообщили ему, что монастырь получает воду посредством подземных труб, проведенных из нагорного пруда, и Лисовский послал тотчас же разрыть плотину у этого пруда, чтобы спустить из него воду. К счастью, об этом узнали осажденные; они открыли все трубы и наполнили водой запасные пруды в черте ограды, а затем выслали отряд, который перебил рабочих, разрывавших плотину.
Сильные раздоры царили также между старшими воеводами, князем Долгоруким и Голохвастовым, и каждый образовал свою партию. К партии Голохвастова принадлежал монастырский казначей Иосиф Девочкин, сторону которого держала и бывшая ливонская королева Мария Владимировна – старица Марфа. Сторонники Долгорукого подали ему донос, что Девочкин замышляет измену, и тот стал его пытать; только ходатайство архимандрита Иосафа спасло его от казни. Жалобы на Девочкина и Голохвастова Долгорукий сообщил в Москву – своему приятелю, келарю Авраамию Палицыну; последний не постеснялся обвинить их обоих в измене в своем «Сказании». Но, по-видимому, обвинения эти были совершенно неосновательны: Голохвастов до конца осады оставался воеводой в обители и ничем не обнаружил попыток к измене.
Между тем вследствие сильной смертности количество защитников монастыря значительно уменьшилось, и к весне 1609 года их осталось менее трети.
Огнестрельные запасы также приходили к концу, и старцы слали усиленные просьбы царю Василию Ивановичу помочь им. Вследствие настойчивых убеждений патриарха Гермогена в половине февраля 1609 года Шуйский послал в лавру 60 человек казаков и 20 пудов пороха, да Авраамий Палицын выслал 20 человек. Люди эти успешно пробрались через воровское обложение монастыря, но четверо попались в плен; свирепый Лисовский велел убить их перед монастырской стеной. За это Долгорукий приказал в свою очередь казнить на глазах неприятеля 61 пленного, что привело в ужас поляков и возбудило в них сильнейшее негодование против Лисовского, виновника этих казней; они кинулись было его убить, и только заступничество Сапеги спасло его от смерти.
Не видя возможности одолеть лавру силою, Сапега пытался достичь этого путем измены; к нам попался в плен некий лях Мартиас, который скоро вошел в полное доверие воевод, извещая их о всех намерениях Сапеги, и бился на вылазках с большим мужеством против своих. К счастью, в обитель перебежал от Сапеги литовский пан Немко, немой по природе; увидя Мартиаса в большой чести, он заскрежетал от ужаса зубами, а затем объяснил знаками, что это предатель. Мар