«Подумать только! – говорил Гайял. – Какой невероятный объем знаний был когда-то сосредоточен на этом месте – и вся эта мудрость смешалась с прахом… В том случае, конечно, если не удалось спасти и сохранить Куратора».
Ширль тревожно посматривала по сторонам: «Я все время думаю о входе в Музей и о том, чтó нас ожидает…» Помолчав, она прошептала: «Гайял! Я боюсь. Я холодею от страха… Что, если нас разлучат? Что, если нас будут пытать и убьют? Меня будут насиловать, мучить – я цепенею от ужаса…»
У Гайяла пересохло в горле – он тоже боялся. Но он заставил себя не поддаваться панике: «Пока я дышу, пока я могу драться, нас никто не тронет».
Ширль слабо простонала: «О Гайял! Гайял Сфирский! Зачем ты меня выбрал?»
«Я выбрал тебя потому, что глаза мои впились в тебя, как бабочка впивается в цветок гиацинта, полный нектара, потому что ты прекраснее всех твоих подруг – и потому что я верил, что тебя, победительницу конкурса красоты, ожидали только торжества и поздравления».
Судорожно вздохнув, Ширль сказала: «Нужно набраться храбрости. В конце концов, если бы выбрали не меня, на моем месте стояла бы другая девушка – и так же дрожала бы от страха… А вот и вход».
Гайял глубоко вздохнул, набычился, шагнул вперед: «Что ж, посмотрим, что нас ждет…»
Входом в Музей служила плоская дверь из черного металла, вделанная в ближайший монолит. Не сворачивая с тропы, Гайял подошел к этой двери и решительно постучал костяшками пальцев по висевшему рядом небольшому медному гонгу.
Дверь со стоном повернулась на петлях и распахнулась – из прохода дохнуло прохладным сырым воздухом подземелья. В черном проеме ничего не было видно.
«Эй там, внутри!» – громко позвал Гайял.
Послышался тихий голос, слегка потрескивающий и срывающийся, словно задыхающийся после рыданий: «Заходите, заходите! Вас ждали, вас ждут».
Гайял наклонился, погрузив голову в дверной проем и пытаясь что-нибудь разглядеть: «Нам нужен свет, чтобы мы не сбились с пути и не упали куда-нибудь».
Едва слышный голос ответил: «Вам не нужен свет. Везде, где бы ни ступали ваши ноги – там и лежит ваш путь. Так завещал Путепроходец».
«О нет! – возразил Гайял. – Мы хотели бы видеть того, кто нас принимает. Мы пришли по его приглашению. Общепринятые правила гостеприимства требуют, по меньшей мере, какого-то освещения. Прежде, чем мы спустимся в подземелье, оно должно быть освещено. Мы пришли в поиске знаний, и нас следует принимать, как почетных гостей».
«А, знания, знания! – послышался полушепот. – Знания вы получите в изобилии – любые сведения о самых странных вещах – вы утонете в океане знаний…»
Гайял прервал бормотание скорбного, вздыхающего голоса: «Кто ты? Куратор? Я проделал путь длиной в сотни лиг, чтобы встретить Куратора и задать ему вопросы. Ты – Куратор?»
«Ни в коем случае. Я проклял имя Куратора – ничтожества и предателя».
«Так кто же ты?»
«Никто, никто. Я – не более чем абстракция, эмоция, скользкое поползновение страха, выделение страха, сотрясение воздуха, остающееся после того, как умолкнет вопль…»
«Ты говоришь человеческим голосом».
«А почему нет? То, о чем я говорю, скрывается в глубочайшем драгоценном средоточии человеческого мозга».
Гайял огорченно сказал: «Твое приглашение больше не кажется многообещающим».
«Неважно, неважно! Вы должны войти… не бойтесь темноты, входите сейчас же… Повелитель – то есть я сам – устал, его одолевает дремота…»
«Если будет светло, мы войдем».
«Свет запрещен! В Музее нет и никогда не будет наглого, бесстыдного света!»
«В таком случае придется установить новый порядок прима гостей, – заявил Гайял, вынимая из-за пояса Сверкающий Кинжал. – Да будет свет!»
Из шара на конце рукоятки вырвалась ослепительная струя света. Стоявший во мраке долговязый призрак завизжал и распался на блестящие обрывки, как изрезанная ножницами фольга. Облачко искр покрутилось в воздухе и пропало; призрака больше не было.
Ширль, до сих пор наблюдавшая за происходившим в полном оцепенении, словно завороженная, тихо ахнула и прижалась к Гайялу: «Как ты осмелился бросить вызов скорбному призраку?»
Гайял почти смеялся, но голос его дрожал: «По правде говоря, не знаю… Пожалуй, я просто не могу поверить в то, что норны привели меня с мирных цветущих холмов Сфира через леса и горы сюда, в северную пустыню, только для того, чтобы я послушно позволил себя сожрать. Недоверие к непоследовательности и бессмысленности судьбы придает мне смелости».
Поводя рукояткой кинжала налево и направо, он увидел, что они находились на площадке перед провалом, вырезанным в плавленом камне. Внизу зияла темная пустота. Быстро подступив к провалу, Гайял опустился на колено и прислушался.
Ни звука. За спиной Гайяла Ширль смотрела вниз глазами, такими же темными и бездонными, как открывшийся перед ней проход. Гайял обернулся, и на мгновение у него возникло необъяснимое чувство: ему показалось, что девушка превратилась в фею старинных легенд – небольшое деликатное существо, бледное, чистое, нежное, полное волшебного очарования.
Пригнувшись, чтобы осветить провал рукояткой кинжала, Гайял заметил лестницу, спускавшуюся во мрак пролетами сумасшедшей крутизны – при свете кинжала силуэты и тени пролетов создавали настолько головоломную картину, что Гайял моргнул и слегка отпрянул.
«Чего ты испугался?» – спросила Ширль.
Гайял выпрямился, повернулся к ней: «На какое-то время здесь, на пороге Музея Человека, нас оставили в покое. Но и тебя, и меня заставляют идти вперед различные побуждения: тебя – воля твоего народа; меня – любопытство, снедавшее меня с тех пор, как я родился… Если мы не решимся идти вперед, враждебные силы снова найдут возможность ополчиться против нас. Если мы смело двинемся вперед, мы можем оказаться в ситуации, дающей нам стратегическое преимущество. Так что я предлагаю набраться храбрости, спуститься по этой лестнице и найти Куратора».
«Существует ли Куратор, на самом деле?»
«Призрак отзывался о нем с ненавистью – надо полагать, существует».
«Тогда давай спустимся, – сказала Ширль. – Что еще остается?»
Гайял серьезно предупредил ее: «Мы должны быть готовы к опасным приключениям, к решительным, целеустремленным действиям. Забудем о страхе – и призраки превратятся в бессильные порождения воображения! Только воодушевление первопроходцев позволит справиться с ужасом подземелий».
«Хорошо, пойдем».
Они начали спускаться по лестнице.
То вправо, то влево спускались под разными углами пролеты различной длины и различной ширины – каждый шаг требовал напряженного сосредоточения внимания. Направо, налево, направо, налево и вниз – вниз – вниз… Решетчатые черные тени причудливо ползали и прыгали на стенах.
Лестница кончилась: они стояли на площадке, напоминавшей ту, что предшествовала провалу. Им преградила путь еще одна темная дверь, словно отполированная в том месте, где на нее, судя по всему, часто нажимали, чтобы открыть. В стену по обеим сторонам двери были вделаны бронзовые таблички с надписями на неизвестном языке.
Гайял толкнул дверь – она приоткрылась; из щели дохнул холодный ветерок, утихший после того, как Гайял распахнул дверь пошире: давление выровнялось.
«Слышишь?»
Откуда-то изнутри, издали доносились прерывистые щелчки или хлопки – звуки, полные какой-то угрозы, от которой у Гайяла волосы встали дыбом. Он почувствовал, как похолодевшая от страха рука Ширли крепко схватила его за запястье.
Притушив светящуюся рукоятку кинжала так, чтобы она едва мерцала, Гайял проскользнул в дверной проем; девушка следовала за ним. Снова издалека донеслись зловещие звуки – эхо свидетельствовало о том, что молодые люди проникли в какое-то просторное помещение.
Гайял осветил пол, выстланный упругим черным материалом. Ближайший участок стены справа поблескивал, как полированный камень. Гайял направил бледную струю света в сторону, противоположную той, откуда исходили звуки, и они увидели стоявший в нескольких шагах массивный черный сундук, скрепленный множеством бронзовых заклепок; на сундуке был установлен неглубокий стеклянный лоток, внутри которого можно было заметить сложную компоновку каких-то металлических устройств.
Не будучи способны угадать предназначение черного сундука, они проследовали вдоль стены и, по мере того, как они шли, перед ними через равные промежутки появлялись другие такие же сундуки – явно очень тяжелые, из матового черного металла. Тем временем щелкающие звуки удалялись, после чего, когда они повернули направо за угол, возникло впечатление, что звуки снова приближаются. Гайял и Ширль миновали один черный ящик за другим, передвигаясь медленно и крадучись, как лисы на ночной охоте, вглядываясь в темноту бегающими глазами.
Им пришлось еще раз повернуть за угол, после чего перед ними снова оказалась закрытая дверь.
Гайял колебался. Следовать вдоль стены в другом направлении значило бы рисковать приближением к источнику подозрительных звуков. Что было лучше: пойти туда и узнать самое худшее – или продолжать разведку, отступая?
Он задал этот вопрос девушке, но та пожала плечами: «Мне все равно. Рано или поздно призраки слетятся и заклюют нас – мы погибнем, так или иначе».
«Они боятся света, мой кинжал может распылять их в прах, – возразил Гайял. – Я хочу найти Куратора. Может быть, он за этой дверью. Посмотрим!»
Он нажал на дверь плечом – та приоткрылась. Из образовавшейся щели забрезжил золотистый свет. Гайял заглянул в щель – и вздохнул от удивления.
«Это Музей! – восхищенно прошептал Гайял. – Здесь не может быть опасностей… Тот, кто обитает среди такого великолепия, не может не быть великодушным…» Гайял распахнул дверь настежь.
Свет исходил ниоткуда – так, словно его излучали отдельные атомы воздуха; светился каждый выдох, зал полнился плывущим, радостным сиянием, как озаренное изнутри подводное пространство. На полу расстилался огромный ковер: невероятных размеров плотное полотно, сотканное из разноцветных нитей – золотых, коричневых, бронзовых, зеленых двух оттенков, темноватых медно-красных, кобальтовых синих. Вдоль стен висели чудесные произведения человеческих рук: великолепные ряды панелей из драгоценных пород дерева – резных, покрытых чеканко