«К тому времени я ослабею от голода, – тревожно отозвался Кугель. – В самом деле! Корка хлеба и кусочек сыра позволили бы предотвратить все достойные сожаления события, в связи с которыми я подвергаюсь незаслуженным обвинениям».
«Молчать! – рявкнул Фарезм. – Не забывай, что размеры и характер твоего наказания еще не определены. Приставать с жалобами и упреками к тому, кто и так уже едва заставляет себя сохранять разумную сдержанность – в высшей степени бесстыдная и опрометчивая дерзость!»
«Позвольте мне сказать только одно, – упорствовал Кугель. – Если вы вернетесь и найдете на этой тропе мой окостеневший труп, вы только потеряете время зря, определяя размеры незаслуженного мной наказания».
«Возобновление жизнедеятельности – тривиальная задача, – обронил Фарезм. – Вынесенный тебе приговор вполне может предусматривать многократную казнь посредством применения контрастирующих методов умерщвления». Чародей уже направился к синоптикуму, но обернулся и раздраженно подозвал Кугеля рукой: «Пойдем! Проще тебя накормить, чем возвращаться и воскрешать твое тело».
Кугель обрел свободу передвижения и последовал за Фарезмом по дорожке, широко огибавшей жилище чародея; дорожка привела их ко входу в синоптикум. В просторном помещении с расходящимися вверх наклонными серыми стенами, ярко освещенном трехцветными многогранниками, Кугель жадно поглотил пищу, появившуюся по мановению руки Фарезма. Тем временем чародей заперся в лаборатории и занялся прорицаниями. Шло время. Кугель начинал терять терпение; три раза он подходил к арочному выходу из синоптикума, и каждый раз ему являлось магическое предупреждение – сперва в форме призрака, загородившего путь, затем в виде зигзагообразного голубого разряда энергии, и, наконец, в ипостаси жужжащего роя блестящих лиловых ос.
Отказавшись от мысли о побеге, Кугель присел на скамью и принялся ждать, уткнувшись локтями в колени длинных ног и опустив голову на ладони.
Наконец Фарезм появился снова – в мятой мантии, со взъерошенными волосами, торчавшими наподобие ореола из тонких желтых игл. Кугель медленно поднялся на ноги.
«Я определил местонахождение ВЕЗДЕСУЩНОСТИ! – произнес Фарезм, выделяя каждый слог подобно звонкому удару в гонг. – Возмущенная недостойным обращением, она покинула твой желудок и с отвращением удалилась на миллион лет в прошлое».
Кугель торжественно покачал головой: «Позвольте выразить мои искренние соболезнования. Могу дать только один совет: никогда не отчаивайтесь! Возможно, в один прекрасный день это существо снова посетит ваш музей абстрактной скульптуры».
«Перестань болтать! ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ должна быть возвращена. Пойдем!»
Кугель неохотно последовал за Фарезмом в небольшую комнату со стенами, выложенными голубой плиткой, и с высоким куполом из синего и оранжевого стекла. Чародей указал на черный диск посреди пола: «Встань сюда».
Кугель мрачно подчинился: «В каком-то смысле можно было бы утверждать…»
«Молчать! – Фарезм приблизился. – Видишь этот предмет?» Чародей продемонстрировал шар оттенка слоновой кости, диаметром примерно в два кулака, покрытый исключительно сложной, микроскопически точной резьбой: «Это трехмерный график закономерностей, послуживших основой моему гигантскому проекту. Он отражает символическое значение НЕБЫТИЯ, к которому ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ неизбежно должна испытывать притяжение – согласно Второму закону криптороидального филогенетического родства Кратинджея, с которым ты, возможно, знаком».
«Не могу сказать, что знаком со всеми его аспектами, – отозвался Кугель. – Но хотел бы поинтересоваться: в чем состоят ваши намерения?»
На губах Фарезма промелькнула холодная усмешка: «Я намерен попытаться применить одно из самых могущественных заклинаний, когда-либо сформулированных древними специалистами – заклинание необратимое, но чреватое столь расплывчатыми последствиями и не поддающимися контролю погрешностями, что Фандаал, верховный чародей Великого Мофолама, запретил его использование. Если мне удастся справиться с этой задачей, ты вернешься на миллион лет в прошлое. Там ты и останешься, пока не выполнишь мое поручение, после чего сможешь вернуться в настоящее время».
Кугель быстро отступил от черного диска: «Я не тот человек, который мог бы выполнить такую задачу, в чем бы она ни заключалось. Настоятельно рекомендую вам воспользоваться услугами другого агента!»
Фарезм игнорировал протесты: «Задача, само собой, состоит в том, чтобы сферический символ НЕБЫТИЯ соприкоснулся с ВЕЗДЕСУЩНОСТЬЮ». В пальцах чародея появилось нечто напоминающее комочек свалявшейся паутины: «Для того, чтобы содействовать твоим поискам, я наделяю тебя этим средством, разъясняющим смысл любых имеющих значение звуковых сигналов, выраженных в соответствии с любой возможной системой кодирования». Он вложил комочек в ухо Кугеля, где паутина тут же развернулась и прижилась так, словно всегда была неотъемлемой частью слухового аппарата. «Вот таким образом, – сказал Фарезм. – Теперь тебе достаточно прислушиваться к незнакомому языку всего лишь три минуты – и ты сможешь свободно владеть этим языком. А теперь – еще одно средство, увеличивающее вероятность успеха: это кольцо. Обрати внимание на вставленный в него драгоценный камень: если ты будешь находиться на расстоянии менее полутора километров от ВЕЗДЕСУЩНОСТИ, бегущие внутри камня огоньки укажут направление и приведут тебя к искомому объекту. Все ясно?»
Кугель уныло кивнул: «Возникает еще один вопрос. Допустим, вы допустили ошибку в расчетах, и ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ вернулась в прошлое лишь на девятьсот тысяч лет – что тогда? Мне суждено будет закончить свои дни в давно забытом столетии – возможно, среди каких-нибудь варваров?»
Фарезм недовольно нахмурился: «Для того, чтобы возникла такая ситуация, погрешность расчета должна была бы составлять десять процентов. В моей системе прогнозирования ошибка редко выходит за пределы одного процента».
Кугель начал было подсчитывать в уме годы и века, но чародей, указав на черный диск, приказал ему снова встать на него: «Назад! И не двигайся, а то хуже будет!»
Кугель вспотел от страха, колени его дрожали и подгибались – но он вернулся на указанное место.
Фарезм отошел в дальний конец помещения, где он вступил в середину бухты гибкой золотой трубки, тотчас же туго обмотавшей его торс по спирали. Затем чародей взял со стола четыре небольших черных диска и принялся тасовать их и жонглировать ими с такой быстротой и ловкостью, что в глазах Кугеля диски превратились в смутные пересекающиеся траектории. Наконец Фарезм отбросил диски в сторону; вращаясь и кувыркаясь, они повисли в воздухе, постепенно приближаясь к Кугелю.
Фарезм взял белую трубку, прижал ее конец к губам и произнес заклинание. Трубка вспучилась, раздулась и превратилась в большой шар. Закрутив пальцами оставшийся открытым конец трубки, Фарезм прокричал громовым голосом еще одно заклинание, швырнул белый шар так, чтобы он столкнулся с плавающими в воздухе четырьмя черными дисками – и все взорвалось. Что-то обволокло и схватило Кугеля, то пытаясь разорвать его во всех направлениях, то сжимая его с такой же безжалостной настойчивостью; в конечном счете он был выброшен в направлении, перпендикулярном всем трем измерениям, с усилием, эквивалентным энергии потока времени протяженностью в миллион лет. Искаженные видения и ослепительные огни стали мелькать у Кугеля в глазах – он потерял сознание.
Кугель очнулся в зареве золотисто-оранжевого света – никогда раньше он не видел такого сияния. Он лежал на спине, глядя в теплые, светлые, мягко-голубые небеса, непохожие на суровый темно-синий небосвод его времени.
Проверив, действуют ли его конечности, Кугель не обнаружил никаких повреждений, сел, а затем медленно поднялся на ноги, моргая в непривычно слепящих солнечных лучах.
Топография окружающей местности изменилась несущественно. Северные горы стали выше, их силуэты были резче очерчены, и Кугель не мог определить, откуда именно он с них спустился (точнее говоря, откуда он с них спустится в далеком будущем). Пустынное плоскогорье каменоломни Фарезма теперь занимал низкорослый пролесок – роща деревьев с перистой светло-зеленой листвой, на ветвях которых висели грозди красных ягод. Равнина под плоскогорьем выглядела по-прежнему, хотя реки текли в других направлениях, а по берегам рек расположились три больших города – один поближе, два других дальше. Ветерок, поднимавшийся из долины, приносил странный терпкий аромат, смешанный со знакомыми с древности запахами плесени и затхлости – Кугелю казалось, что воздух наполняла какая-то необычная меланхолия. В самом деле, ему почудилось, что откуда-то раздавались тихие звуки музыки – медленная жалобная мелодия, настолько печальная, что от нее невольно слезы наворачивались на глаза. Кугель попытался найти источник этой мелодии, но она постепенно затихла и смолкла, пока он занимался поисками, и зазвучала снова только после того, как он перестал прислушиваться.
Наконец Кугель обратил внимание на утесы, возвышавшиеся на западе, и снова, еще сильнее, чем прежде в будущем, ощутил приступ «дежа вю». Кугель в замешательстве поглаживал подбородок. Так как он теперь смотрел на эти утесы на миллион лет раньше, чем в другой раз, в принципе теперь он должен был видеть их впервые. Но при этом, несомненно, он видел их во второй раз, так как в его памяти сохранилось первоначальное впечатление от этих утесов, воспринятое в будущем. С другой стороны, причинно-следственная логика времени была неопровержима, в связи с чем его нынешнее впечатление предшествовало изначальному. «Парадокс! – подумал Кугель. – Воистину головоломка!» Какое из двух впечатлений служило причиной неприятно щемящего ощущения давнего знакомства с ландшафтом, посетившего его в обоих случаях?…
Кугель решил, что размышлять на эту тему было бесполезно, и уже почти отвернулся от утесов, когда заметил краем глаза какое-то движение. Он снова присмотрелся к утесам, и воздух внезапно наполнился вибрирующей напряженной музыкой – той музыкой, которую он слышал раньше, музыкой скорби и возвышенного отчаяния. Кугель застыл от изумления. Высоко на фоне отвесного обрыва взмахивало крыльями большое белое существо в развевающихся на ветру белых одеждах. Его длинные крылья, с ребристыми прожилками черного хитина, состояли из натянутой серой мембраны. С почтением, гранившим с ужасом, Кугель наблюдал за тем, как крылатое существо нырнуло в пещеру, зиявшую высоко в стене утеса.