Сказания умирающей Земли. Том III — страница 44 из 72

«У этой безделушки сложная история. Я мог бы вам рассказать ее в другое, удобное для этого время, – уклонился Кугель. – В настоящий момент, однако…»

«Разумеется! Вас гораздо больше интересуют „мимы“, как я их называю. Вполне возможно, что их первоначальное назначение состояло именно в том, чтобы устраивать бессловесные представления».

«Больше всего меня интересует способ изгнать их из моей каюты».

«Мой рассказ не займет много времени, хотя сначала я должен упомянуть о Великом Мофоламе позднего восемнадцатого эона. Архичародей Моэль Лель-Лайо обитал во дворце, вырезанном из цельной глыбы лунного камня. Даже в наши дни, прогуливаясь по равнине Серых Теней, можно найти пару его осколков. Занимаясь раскопками древних склепов, я нашел камбентовый ларец, содержавший три статуэтки из растрескавшейся, выцветшей, покрытой пылью тысячелетий слоновой кости – каждая высотой не больше пальца. Я взял эти фигурки к себе в усадьбу и хотел промыть их, но они впитывали всю льющуюся на них воду. В конце концов я опустил их в бассейн, чтобы они успели вымокнуть за ночь. Наутро я обнаружил трех девиц, находящихся теперь на борту вашего судна. Я присвоил им имена Сущь, Скася и Рлысь в честь Трацинтийских граций и попробовал научить их говорить. Но они ни разу не издали ни звука – даже между собой они не обмениваются ни словом.

Причудливые, неизъяснимо привлекательные существа! Я мог бы описывать их поведение часами… Я называю их «мимами», потому что время от времени на них находит особое настроение: они начинают вставать в позы, красоваться и подражать сотням всевозможных телодвижений, устраивая целые представления, смысл которых для меня непостижим. Я научился позволять им поступать по-своему, а за это они позволяют мне их содержать».

«Все это замечательно, – кивнул Кугель. – Но отныне мимам позднего восемнадцатого эона предстоит столкнуться с современной реальностью, олицетворенной моей персоной. Предупреждаю вас: вполне возможно, что мне придется выгнать их из каюты, прибегнув к насилию!»

Доктор Лаланке скорбно пожал плечами: «Не сомневаюсь, что при этом вы постараетесь соблюдать всю возможную осторожность. Что вы намерены сделать?»

«Для предварительных размышлений не осталось времени!» – Кугель решительно направился к двери капитанской каюты и распахнул ее. Три девицы, как прежде, сидели на койке, рассматривая Кугеля с бесстрастным любопытством.

Кугель сделал шаг в сторону и указал на открытую дверь: «Вставайте и уходите! Сейчас же! Вон отсюда! Мне пора прилечь и отдохнуть».

Ни одна из девиц не пошевелилась. Кугель подошел к ним и взял за предплечье крайнюю правую. Помещение тут же наполнилось стремительным движением – Кугель и опомниться не успел, как вылетел из каюты головой вперед.

Разъяренный, Кугель снова забежал внутрь и попытался схватить ближайшую из трех девушек. Сохраняя самое серьезное и спокойное выражение лица, она ускользнула от его хватки, и снова каюту заполнил вихрь фигур, подобный трепещущему танцу теней на стенах и на потолке. Наконец Кугелю удалось схватить одну из девиц сзади и вынести ее на палубу. Он тут же ощутил сильный толчок в спину; ему пришлось отпустить пленницу, чтобы удержаться на ногах, и вынесенная из каюты девица сразу вернулась внутрь.

Помимо доктора Лаланке, за происходящим уже наблюдали другие пассажиры. Они смеялись, обмениваясь шутливыми замечаниями; во всеобщей забаве не участвовала только Ниссифера. Доктор Лаланке наставительно произнес, подтверждая собственные наблюдения: «Видите, что происходит? Чем грубее с ними обращаются, тем решительнее они сопротивляются».

«Рано или поздно им захочется есть, и они выйдут, – процедил сквозь зубы Кугель. – А тогда мы посмотрим, кто останется на палубе».

Доктор Лаланке покачал головой: «Не слишком на это надейтесь. Они редко и мало едят – лишь время от времени соглашаются закусить кусочками фруктов или пирожных, запивая глотком вина».

«Постыдитесь, Кугель! – вмешалась Эрмольда. – Неужели вы намерены обречь на голодовку трех несчастных девушек, и так уже бледных и тощих?»

«Если им не нравится голодать, пусть выходят из моей каюты!»

Экклезиарх поднял поразительно длинный, белый и костлявый указательный палец с желтым морщинистым ногтем: «Кугель, вы заботитесь о своих удобствах так, словно вы – нежная оранжерейная орхидея. Почему бы, хотя бы раз в жизни, не восстать против тирании физиологических нужд? Могу предоставить вам трактат, посвященный этому вопросу».

Клиссум произнес: «В конечном счете невозможно не придти к выводу, что вам следует уделять удобствам пассажиров больше внимания, чем своим собственным. Кроме того, не забывайте, что Вармус гарантировал нам ежедневный обед из пяти или шести аппетитных блюд. Солонце давно взошло – вам пора по меньшей мере заняться приготовлением полдника».

Когда Кугель обрел, наконец, дар речи, он сказал: «Если Вармус предоставил вам такие гарантии, пусть Вармус и занимается приготовлением блюд».

Перрукиль начал возмущаться, но Кугель был неумолим: «Мои проблемы имеют для меня первостепенное значение!»

«В таком случае, что нам делать?» – вопросил Перрукиль.

Кугель указал на планширь: «Спуститесь по тросу и пожалуйтесь Вармусу! Так или иначе, меня больше не беспокойте».

Перрукиль промаршировал к бушприту и поднял крик.

Вармус повернул к нему большое круглое лицо: «В чем проблема?»

«Проблема в Кугеле. И она требует безотлагательного решения».

Вармус терпеливо остановил караван, притянул судно тросом к земле и взобрался на палубу: «Так в чем же дело?»

Перрукиль, Клиссум и Кугель заговорили одновременно; Вармус поднял руку: «По одному, будьте добры! Перрукиль, на что вы жалуетесь?»

Перрукиль указал на Кугеля дрожащим пальцем: «Он бездушен, как камень! Он отказывается готовить блюда и не уступает помещения тем, кто так дорого за них заплатил!»

Вздохнув, Вармус спросил: «Так что же, Кугель? Как вы объясняете свое поведение?»

«Мое поведение ни в каких объяснениях не нуждается. Выгоните сумасшедших девиц из моей каюты – в противном случае „Авентура“ больше не будет следовать за караваном и поплывет по воздуху под парусами туда, куда дует ветер».

Вармус повернулся к доктору Лаланке: «Ничего не поделаешь, придется подчиниться требованиям Кугеля. Позовите девушек на палубу».

«Но где, в таком случае, мы будем спать?»

«На полубаке есть три койки для команды, их могут занять ваши подопечные. В мастерской плотника, на форпике, есть еще одна койка – там тихо, и она вполне устроит достопочтенного Голфа Раби. Эрмольду и Ниссиферу мы разместим в левобортных каютах, Иванелло и Перрукиля – в каютах по правому борту, а вы разделите с Клиссумом каюту, рассчитанную на двух пассажиров. Таким образом все проблемы будут решены – так что позовите девиц».

Доктор Ланке с сомнением возразил: «В том-то и дело! Они не желают выходить! Кугель дважды пытался их выгнать, и дважды они выгоняли его самого».

Иванелло, лениво прислонившийся к поручню, прибавил: «О, это было презабавное зрелище! Кугель вылетел из каюты так, словно пытался перепрыгнуть с разбега широкую канаву!»

Доктор Лаланке вступился за девушек: «Скорее всего, они неправильно истолковали намерения Кугеля. Предлагаю зайти в капитанскую каюту втроем. Вармус, ступайте вперед, я за вами, а Кугель последует за мной. Позвольте мне объясниться с мимами жестикуляцией».

Все трое зашли в каюту, где три девицы продолжали скромно сидеть на койке. Доктор Лаланке продемонстрировал им последовательность жестов; три девушки тотчас же вышли из каюты одна за другой, всем своим видом выражая беспрекословную покорность.

Вармус в замешательстве покачал головой: «Не понимаю, чем была вызвана суматоха! Кугель, вам больше не на что пожаловаться?»

«Скажу только одно: теперь „Авентура“ может снова лететь за караваном».

Клиссум погладил пухлый подбородок: «Так как Кугель отказывается работать в камбузе, кто будет готовить и подавать обещанные вами гастрономические шедевры?»

Перрукиль мстительно прибавил: «Кугель предложил поручить обязанности повара вам, господин Вармус!»

«Кугель прекрасно знает, что у меня есть более существенные обязанности, – сухо отозвался Вармус. – Похоже на то, что мне придется назначить стюарда исключительно для обслуживания пассажиров воздушного судна». Нагнувшись над планширем, вожатый каравана прокричал: «Пришлите сюда Поррейга!»

Три девицы внезапно исполнили головокружительные акробатические номера, затем, крадучись – нечто вроде зловещего синхронного балета, закончив издевательскими взглядами и презрительными жестами в адрес Кугеля. Доктор Лаланке истолковал их перемещения: «Они выражают некую эмоцию или, точнее, свое отношение к происходящему. В чем именно оно заключается, не посмею определить».

Кугель высокомерно отвернулся – что позволило ему заметить шлейф коричневой атласной плащаницы, исчезнувший в капитанской каюте, дверь которой тут же захлопнулась.

Кугель яростно обратился к вожатому каравана: «Закутанная с головы до ног женщина, Ниссифера, только что проскочила в мою каюту!»

«Пора положить конец этому безобразию!» – решил Вармус. Громко постучав в дверь каюты, он позвал: «Мадам Ниссифера, будьте любезны удалиться и занять отведенное вам место!»

Изнутри раздался едва слышный гортанный полушепот: «Я останусь здесь, мне нужна темнота».

«Это невозможно! Капитанская кабина отведена Кугелю!»

«Кугелю придется ночевать в другом месте».

«Мадам, я очень сожалею, но Кугелю и мне придется зайти в каюту и отвести вас к назначенному вам спальному месту».

«Я вас запятнаю».

Голубые глаза Вармуса растерянно обратились к Кугелю: «О чем она говорит?»

«Понятия не имею! – пожал плечами Кугель. – Как бы то ни было! На борту моего судна правила должны выполняться неукоснительно. Прежде всего и превыше всего!»

«Совершенно верно! Если каждый будет делать все, что захочет, наступит полный беспорядок».