Вармус отвел Кугеля в сторону: «Вы безукоризненно выполняете свои обязанности. Тем не менее, я решил удвоить число дозорных. Шилк – вот он стоит, внизу – опытный караванный работник. Он будет нести вахту бок о бок с вами, чтобы каждый из вас мог подтверждать наблюдения другого. Шилк, подойди-ка сюда, будь так любезен! Теперь тебе придется охранять караван вместе с Кугелем».
«С удовольствием этим займусь! – сказал Шилк, круглолицый коренастый человек с волосами песочного оттенка и кудрявыми бакенбардами. – Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным».
Помрачневший Кугель провел напарника на носовую палубу, после чего караван снова двинулся вперед. Дружелюбный и словоохотливый увалень, Шилк способен был обсуждать что угодно и как угодно долго, причем в мельчайших деталях. Кугель отвечал ему сухо и коротко, что приводило Шилка в замешательство. Обидевшись, он попытался объясниться начистоту: «Когда мне поручают работу такого рода, я люблю немного поболтать, чтобы скоротать время. Стоять здесь и молчать, уставившись в пространство, было бы слишком однообразно. В конце концов от скуки может разыграться воображение, и мы начнем принимать желаемое за действительное, – Шилк подмигнул и ухмыльнулся. – Не так ли, Кугель?»
По мнению Кугеля, шутка напарника носила оскорбительный характер – он ее проигнорировал.
«Ну ладно, – вздохнул Шилк. – Каждому свое, как говорится».
В полдень Шилк направился в камбуз, чтобы перекусить. Там он очевидно употребил чрезмерное количество еды и вина, в связи с чем во второй половине дня его стал одолевать сон. Обозревая окрестности помутневшими глазами, он сообщил Кугелю: «Вокруг ничего нет, кроме пары ящериц. Таково мое суждение, основанное на длительном профессиональном опыте, в связи с чем я намерен сделать перерыв и немного вздремнуть. Если увидите что-нибудь необычное, не забудьте меня разбудить». Шилк забрался в палатку Кугеля и устроился там поудобнее, тогда как Кугелю осталось только предаваться горьким размышлениям о потерянных терциях и выброшенной девицами сапожной мази.
Когда караван остановился, чтобы подготовиться к ночевке, Кугель сразу спустился на землю и подошел к Вармусу. Разъяснив вожатому легкомысленное поведение девушек-мимов, он пожаловался на понесенные им потери.
Вармус выслушал его вежливо, но слегка рассеянно: «Надо полагать, доктор Лаланке собирается выплатить вам компенсацию?»
«В том-то и проблема! Он отказывается нести какую-либо ответственность за действия своих подопечных! Он заявляет, что вы, в качестве вожатого каравана, обязаны возместить мои потери».
Рассеянность Вармуса мгновенно испарилась: «Лаланке утверждает, что выплатить возмещение должен я?»
«Вот именно! И теперь извольте получить мой счет».
Вармус сложил руки на груди и быстро отступил на пару шагов: «Доктор Лаланке заблуждается».
Кугель возмущенно протянул счет к самому носу вожатого: «Как я должен понимать ваши слова? Вы отказываетесь выполнять свои обязательства?»
«Все это не имеет ко мне никакого отношения! Хищение было совершено на борту „Авентуры“, вашего собственного судна!»
Кугель снова протянул Вармусу счет: «Тогда, по меньшей мере, вы должны вручить этот счет доктору Лаланке и взыскать с него оплату».
Вармус погладил подбородок: «Это противоречило бы установленным правилам. Вы – хозяин „Авентуры“. Значит, пользуясь должностными полномочиями, вы должны вызвать доктора Лаланке с целью проведения слушания и наложить на него штраф в надлежащем, по вашему мнению, размере».
Кугель с сомнением обернулся в сторону доктора Лаланке, продолжавшего беседу с Клиссумом: «Предлагаю вместе обратиться к доктору, чтобы совокупный вес наших полномочий заставил его признать справедливость моих требований».
Вармус отступил еще на шаг: «Не впутывайте меня в эту историю! Я – всего лишь Вармус, вожатый каравана, я еду по земле и ничего не знаю о том, что происходит на летающих кораблях!»
Кугель продолжал выдвигать аргументы, но на лице Вармуса застыло выражение хитрого упрямства – он не прислушивался ни к каким доводам. В конце концов Кугель подошел к столу, накрытому у костра, выпил вина и хмуро сосредоточил взгляд на языках пламени.
Вечером время тянулось бесконечно. Всех охватила подавленность, располагавшая к замкнутости: никто не читал стихи, не пел и не шутил; пассажиры угрюмо сидели вокруг костра, лишь изредка и тихо позволяя себе произнести несколько слов. Все умы занимал один и тот же невысказанный вопрос: «Кому суждено исчезнуть этой ночью?»
Когда костер уже догорал, путники стали неохотно расходиться по спальным местам; при этом многие оглядывались, обмениваясь с другими нервными замечаниями.
Наступила долгая ночь. Ахернар взошел в восточном квадранте и стал опускаться к западному горизонту. Фарлоки постанывали и фыркали во сне. Где-то далеко, в пустошах, зажегся мерцающий голубой огонек – через несколько секунд он погас и больше не появлялся. Восточная окраина неба стала светлеть – бледно-лиловая заря постепенно краснела, приобретая насыщенный оттенок темной крови. После нескольких тщетных попыток солнечный диск выглянул из-за горизонта и стал подниматься по небосклону.
Снова развели костер – караван оживился. Экипажные пассажиры позавтракали; фарлоков запрягли, все приготовились к отъезду.
Пассажиры «Авентуры» тоже проснулись и собрались в салоне. Все переводили взгляды с одного лица на другое, явно проверяя, не исчез ли кто-нибудь еще. Стюард Поррейг подал завтрак каждому из присутствующих, после чего подошел к двери капитанской каюты с подносом в руках: «Мадам Ниссифера, я принес вам завтрак! Нас беспокоит то, что вы давно ничего не ели».
«Я в полном порядке, – отозвался шепчущий голос. – Мне ничего не нужно. Вы можете уйти».
Подкрепившись, Кугель отвел в сторону доктора Лаланке: «Я посоветовался с Вармусом. Он заверяет меня в том, что, в качестве владельца „Авентуры“, я могу требовать от вас возмещения потерь, понесенных в результате вашей неспособности контролировать своих подопечных. Вот мой счет – в нем указаны все причитающиеся суммы. Вы обязаны оплатить его безотлагательно».
Доктор Лаланке бегло просмотрел счет. Его черные брови взметнулись выше обычного: «Взгляните на этот пункт – это просто потрясающе! „Сапожная мазь, один горшок. Стоимость: тысяча терциев“. Вы шутите?»
«Ни в малейшей степени! Эта сапожная мазь содержала драгоценный магический ингредиент».
Доктор Лаланке вернул бумагу Кугелю: «Вам придется предъявить этот счет лицам, непосредственно ответственным за вашу потерю, а именно Сущи, Скасе и Рлыси».
«Но вы же понимаете, что это бесполезно!»
Доктор пожал плечами: «Ничего не могу сказать по этому поводу. Тем не менее, я решительно отказываюсь принимать участие в дальнейшем выяснении ваших взаимоотношений с мимами». Поклонившись, доктор Лаланке отошел в сторону и присоединился к эстету Клиссуму, взгляды и вкусы которого во многом совпадали с его собственными.
Кугель направился на носовую палубу, где уже стоял на вахте Шилк. Тот опять занялся бесконечными разглагольствованиями; Кугель, как прежде, отвечал ему исключительно немногословно, и через некоторое время Шилку пришлось замолчать. Тем временем дорога завела караван в глубокую долину – крутые холмы теперь возвышались с обеих сторон.
Шилк провожал глазами бесплодные склоны: «Не вижу ничего, что могло бы послужить поводом для беспокойства. А вы что-нибудь замечаете?»
«Нет, в данный момент не замечаю».
Шилк в последний раз обвел окрестности рассеянным взором: «Прошу меня извинить, я скоро вернусь – мне нужно передать сообщение Поррейгу. Он удалился, и вскоре Кугель услышал, как из камбуза стали раздаваться взрывы дружеского смеха.
Через некоторое время Шилк вернулся, пошатываясь после обильной выпивки, и воскликнул напыщенно-добродушным тоном: «Как идут дела, капитан Кугель? Еще какие-нибудь галлюцинации?»
«Не совсем понимаю, на что вы намекаете», – обронил Кугель.
«Неважно, неважно! Такое может случиться с каждым, – Шилк присмотрелся к склонам холмов. – Вам так-таки нечего мне сообщить?»
«Нечего».
«Ну и прекрасно! Так держать! Посмотришь туда-сюда, ничего не увидишь и волей-неволей заглянешь в камбуз, чтобы промочить горло».
Кугель ничего не ответил, и Шилк, чтобы хоть чем-нибудь заняться, стал прищелкивать суставами пальцев.
Когда наступило время полдничать, Шилк опять, пожалуй, выпил больше вина, чем следовало, и во второй половине дня его снова стало клонить ко сну. «Я, наверное, пойду прилягу, чтобы успокоить нервы, – доверительно обратился он к Кугелю. – Так что бдительно наблюдайте за ящерицами и позовите меня, если увидите что-нибудь примечательное». Он залез в палатку Кугеля, откуда почти сразу же послышался удовлетворенный храп.
Кугель стоял, облокотившись на планширь, и продолжал размышлять о том, как можно было бы поправить его финансовое положение. Ни один из планов не представлялся осуществимым – тем более, что доктору Лаланке были известны несколько простейших магических формул… Странно, однако! Какие-то тени мелькали на гребне холма! Почему бы тени стали вдруг дергаться и прыгать? Возникало впечатление, что продолговатые черные силуэты быстро высовывались из-за скал на вершине холма, чтобы взглянуть на караван, после чего сразу скрывались.
Кугель подошел к палатке, нагнулся и потянул Шилка за ногу: «Проснитесь!»
Моргая и почесывая затылок, Шилк выбрался из палатки: «В чем дело? Поррейг уже подает вечернее вино?»
Кугель указал на хребет вереницы холмов: «Разве вы не видите?»
Шилк присмотрелся покрасневшими глазами к зазубренному гребню холмов, темневшему на фоне послеполуденного неба, но к тому времени подозрительные силуэты больше не появлялись. Удивленно повернувшись к Кугелю, он спросил: «А что вы там видите? Гоблинов, переодевшихся розовыми крысами? Или гигантских сороконожек, танцующих вприсядку?»
«Не то и не другое, – сухо ответил Кугель. – Мне показалось, что я заметил банду перекати-чертей. Теперь они прячутся на противоположном склоне холма».