«Поверьте мне, я тоже об этом сожалею», – откликнулся Кугель. Вернувшись на свое место, он угрюмо погрузился в размышления. Через некоторое время Кугель прошел из сада в таверну, где к тому времени за несколькими столами уже началась оживленная игра в карты. Кугель пытался присоединиться то к одним, то к другим игрокам, но все ему отказывали. Помрачнев пуще прежнего, Кугель облокотился на прилавок, за которым Майер усердно распаковывал ящик, заполненный керамическими бокалами. Кугель попробовал завязать разговор с владельцем гостиницы, но на этот раз Майер не пожелал отвлечься от трудов праведных: «Нольде Гуруска отправляется в поездку на карнавал, и сегодня вечером будет отмечать это радостное событие с друзьями – мне нужно как следует подготовиться к их прощальной вечеринке».
Кугель отнес кружку пива на стол у боковой стены и снова глубоко задумался. Уже через несколько секунд он вышел с заднего хода и взглянул на открывшийся перед ним вид. Ниже текла река Иск. Кугель спустился размашистыми шагами к краю воды и обнаружил небольшой причал, к которому рыбаки пришвартовали свои лодки-плоскодонки; рядом сушились их сети. Посмотрев вверх и вниз по течению, Кугель поднялся по тропе в гостиницу и провел остаток дня, то поглядывая на семнадцать девиц, гулявших по площади, то прихлебывая горячий сладкий чай с лаймом в гостиничном саду.
Солнце зашло; сгустились сумерки оттенка старого вина, наступила ночь. Кугель занялся своими приготовлениями и закончил их довольно скоро, так как его план, в сущности, был предельно прост.
Вожатый каравана Шимиль – Кугель позаботился заранее узнать его имя – собрал своих прелестных пассажирок на ужин, после чего настойчиво проводил их к спальным вагонам – несмотря на гримасы и протесты девиц, предпочитавших остаться в гостинице и участвовать в предстоявшей вечеринке.
Прощальная вечеринка в честь отъезда Гуруски уже начиналась. Кугель уселся в темном углу и через некоторое время привлек внимание вспотевшего от беготни Майера. Кугель всучил хозяину заведения десять терциев: «Не могу не признаться, что в свое время у меня зародились неблагодарные мысли по поводу вашего нольде, – сказал он. – Тем не менее, теперь я хотел бы выразить в его адрес свои наилучшие пожелания – совершенно конфиденциально, разумеется! Как только Гуруска поднимет очередную кружку эля, ставьте перед ним следующую полную кружку, чтобы веселье продолжалось непрерывно. Если он спросит, кто заплатил за выпивку, отвечайте, что один из его друзей пожелал сделать ему приятное – только так, не называйте мое имя!»
«Все понятно – сделаю, как прикажете. Очень великодушно с вашей стороны, должен заметить. Гуруске это понравится».
Вечеринка продолжалась. Приятели Гуруски пели заздравные песни и провозглашали многочисленные тосты, причем Гуруска не пропускал ни один круг выпивки. В точном соответствии с указаниями Кугеля, каждый раз, когда градоначальник только начинал опустошать очередную кружку, у него под рукой появлялась еще одна полная кружка; в конце концов Кугель не мог не поразиться объему внутренних резервуаров почтенного нольде.
Наконец Гуруске пришлось извиниться и покинуть компанию. Пошатываясь, он практически вывалился с заднего хода и направился к каменной стене со сточным желобом под ней, предусмотренным в качестве удобства для посетителей таверны.
Как только Гуруска повернулся лицом к стене, Кугель подступил к нему сзади и набросил ему на голову рыбачью сеть, после чего ловко накинул петлю на мощные предплечья градоначальника, затянул ее и дополнительно связал ноги и руки пленника. Гуруска яростно ревел, но, к счастью для Кугеля, его вопли заглушил хор приятелей, фальшиво горланивших заздравную песню в честь нольде.
Кугель оттащил ругающуюся и дергающуюся тяжеловесную тушу к причалу и перекатил ее в рыбацкую лодку. Отвязав швартов, Кугель вытолкнул лодку подальше к середине реки, и ее подхватило течение. «По меньшей мере два моих предсказания сбылись, – сказал себе Кугель. – Гуруске отдали почести в таверне, после чего он пустился в дальнее плавание».
Он вернулся в таверну, где уже заметили отсутствие нольде. Майер предположил, что Гуруска предусмотрительно решил отойти ко сну пораньше, так как ему предстояло отправиться в путь на рассвете, и присутствующие согласились с тем, что, по всей видимости, так оно и было.
На следующее утро, за час до рассвета, Кугель уже был на ногах. Он наскоро позавтракал, уплатил Майеру по счету и поспешил туда, где Шимиль приводил в порядок свой караван.
«Гуруска просил передать, – сообщил вожатому Кугель, – что в связи с некоторыми достойными сожаления обстоятельствами личного характера он не сможет сегодня отправиться в путь, и приказал мне занять ту должность, которую вы ему предоставили».
Шимиль удивленно покачал головой: «Жаль! Вчера он с энтузиазмом ожидал возможности полюбоваться на карнавал! Что ж, каждому из нас приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Так как Гуруска не может нас сопровождать, я с готовностью предоставлю вам должность охранника. Как только мы двинемся с места, я разъясню ваши обязанности – они достаточно просты. Вы должны будете нести ночную вахту и отдыхать днем, хотя в том случае, если возникнет опасность, естественно, вам надлежит сразу же встать на защиту каравана».
«Думаю, что моя компетенция достаточна для выполнения этой роли, – заверил вожатого Кугель. – Если вы готовы, я готов!»
«А вот и Солнце восходит! – объявил Шимиль. – В путь! Нас ждет карнавал в Лумарте!»
Десять дней спустя караван Шимиля проехал по Метьюнскому ущелью, и перед глазами путешественников открылась огромная долина – Корам. В долине блестели, постепенно тускнея вдали, излучины полноводного Иска; напротив темнела полоса Дравенского леса. Ближе радужно сверкали пять глянцевых куполов Лумарта.
Шимиль обратился к спутникам: «Перед вами, внизу – все, что осталось от древнего Лумарта. Пусть вас не обманывают купола – некогда это были храмы, посвященные пяти демонам: Йонту, Джейстнейву, Фампуну, Адельмару и Суулу; они сохранились во времена Сампатиссичских войн исключительно благодаря своей неприкосновенности.
Скорее всего, вы никогда не видели людей, подобных обитателям Лумарта. Многие из них – чародеи-любители, несмотря на то, что Великий Теарх Чаладет строго запретил применение магии в черте города. Местные жители могут показаться вам томными и апатичными, ошеломленными чрезмерной чувствительностью – и вы будете совершенно правы. Все они одержимы идеей неукоснительного соблюдения ритуалов, исповедуя доктрину абсолютного альтруизма, принуждающую их к добродетели и благоволению. По этой причине их прозвали «добрым народом». Еще несколько слов по поводу нашего путешествия, которое, к счастью, обошлось без нежелательных происшествий. Погонщики умело справлялись со своими обязанностями, Кугель бдительно охранял нас по ночам – я доволен. Так что – вперед, в Лумарт! И не забывайте о благоразумии ни на минуту!»
Караван спустился в долину по узкой колее, после чего проехал по проспекту, выложенному крошащимся камнем, и под аркой, образованной огромными черными деревьями-мимозами.
У замшелых древних ворот, ведущих на центральную площадь, навстречу каравану вышли пять высоких людей в расшитых золотом шелковых одеяниях и роскошных двойных коронах корамских тюристов, придававших им впечатляющую величественность. Все пятеро выглядели почти одинаково – стройные, с бледной, почти прозрачной кожей, тонкими горбатыми носами и задумчивыми серыми глазами. Один из них, в великолепной горчично-желтой мантии с малиновыми и черными узорами, спокойно поднял два пальца – таково было принятое в этих местах приветствие: «Друг мой Шимиль, ты привез в целости и сохранности свой драгоценный груз! Тем самым ты оказал нам большую услугу, и мы исполнены благодарности».
«По всему Лирр-Эйнгу царило полное спокойствие, так что мы почти соскучились, – ответил Шимиль. – Нельзя не упомянуть, что мне посчастливилось заручиться помощью Кугеля, так хорошо охранявшего нас по ночам, что ничто не потревожило наш сон».
«Благодарим тебя, Кугель! – провозгласил главный тюрист. – Отныне мы возьмем под опеку драгоценных девственниц. Завтра вы можете выставить счет казначею. Рекомендую воспользоваться удобствами „Приюта странников“ – он неподалеку».
«Мы так и сделаем! Всем нам не помешают несколько дней отдыха!»
Тем не менее, Кугель решил не задерживаться в Лумарте. У входа в гостиницу он обратился к вожатому каравана: «Здесь мы расстаемся – мне пора идти дальше. Альмерия еще далеко на западе, а меня там ждут важные дела».
«Как же так, Кугель? Вам еще не заплатили за охрану каравана! Подождите хотя бы до завтрашнего дня, чтобы я успел получить причитающиеся суммы от казначея. До тех пор я не смогу с вами рассчитаться».
Кугель колебался, но в конце концов согласился переночевать в Лумарте.
Через час в гостиницу зашел посыльный: «Господин Шимиль! Вам и вашим служащим надлежит немедленно предстать перед Великим Теархом! Возникло неотложное дело исключительной важности».
Шимиль насторожился: «Что случилось?»
«Мне приказали больше ничего не говорить».
Помрачнев, Шимиль провел свой отряд через площадь к лоджии перед древним дворцом, где Чаладет сидел в большом, скорее напоминающем трон кресле. По обеим сторонам трона выстроились члены Коллегии Тюристов – все они сурово сосредоточили взгляды на фигуре Шимиля.
«По какой причине нас вызвали? – спросил Шимиль. – И почему вы на меня смотрите с таким осуждением?»
Великий Теарх провозгласил громогласным басом: «Шимиль! Семнадцать девственниц, привезенных вами из Симнатиса в Лумарт, прошли обследование, и к своему вящему сожалению я вынужден сообщить, что из этих семнадцати персон лишь двух можно рассматривать в качестве девственниц. Остальные пятнадцать были дефлорированы посредством полового акта».
Шимиль не мог найти слов от возмущения. «Это невозможно! – заикаясь, выпалил он. – В Симнатисе я принял все возможные меры предосторожности. Я могу предъявить подписанные тремя экспертами документы, удостоверяющие невинность каждой из девиц. В этом не может быть никаких сомнений! Вы допустили какую-то ошибку!»