2. Грезы в мешке
За Лумартом Иск струился широкими излучинами – в целом и в общем в южном направлении – по равнине Красных Цветов. На протяжении шести безмятежных дней Кугель плыл под парусом на ялике вниз по полноводной реке, останавливаясь на ночь в том или ином прибрежном постоялом дворе.
На седьмой день река повернула на запад и теперь пересекала, извиваясь неравномерными изгибами и коленами, страну остроконечных скал и круглых лесистых холмов, известную под наименованием Пурпурного Чайма. Ветер, если он вообще поднимался, налетал непредсказуемыми порывами; Кугелю пришлось опустить парус и довольствоваться дрейфом вниз по течению, то и дело поправляя курс ялика взмахом весла.
Равнинные поселки остались позади; Кугель очутился в необитаемой местности. Учитывая многочисленность полуразвалившихся могильных плит по берегам, наличие густых кипарисовых и тисовых рощ, а также тот факт, что по ночам до его ушей доносились чьи-то неразборчивые тихие разговоры, Кугель рад был спускаться по реке, а не идти пешком, и в конечном счете с огромным облегчением миновал Пурпурный Чайм.
Около поселка Трум река впадала в Цомбольскую топь, и Кугель продал ялик за десять терциев. Для того, чтобы поправить свое финансовое положение, он нанялся помощником местного мясника, выполняя самую неприятную работу, относящуюся к этому роду занятий. Тем не менее, ему платили хорошо, и Кугель, сжимая зубы, терпеливо переносил временное унижение. Мясник научился ему доверять и воспользовался его услугами даже тогда, когда потребовалось готовить блюда для пиршества, посвященного важному религиозному торжеству.
По недосмотру, из-за усталости и спешки или просто вследствие стечения обстоятельств Кугель использовал двух священных животных, нарезая мясо, предназначенное для особого рагу. Ошибка была обнаружена уже после того, как банкет был в самом разгаре, и Кугелю снова пришлось бежать из города, чтобы спасти свою шкуру.
Он провел ночь, прячась за скотобойней от истерически взбешенной толпы, после чего побежал по тропе, пересекавшей Цомбольскую топь.
Извилистая тропа огибала трясины и застойные пруды, следуя насыпи, оставшейся от древней проезжей дороги, в связи с чем продолжительность пути практически удваивалась. Северный ветер развеял облака, и пейзаж приобрел необычную четкость и ясность. Кугель, однако, не наслаждался видами – тем более, что он заметил впереди пельграна, скользившего вниз вместе с воздушным потоком.
Во второй половине дня ветер затих, и над топью нависла неестественная глубокая тишина. Выглядывая из-за кочек, болотные проказники звали Кугеля мелодичными голосами несчастных дев:
«Кугель, о Кугель! Куда ты спешишь? Заходи в мой будуар, расчеши мои красивые волосы!»
«Кугель, о Кугель! Куда ты идешь? Возьми меня с собой, я сделаю тебя счастливым!»
«Кугель, любимый Кугель! Уже вечереет, и даже год подходит к концу! Зайди ко мне за кочку, и мы утешим друг друга самозабвенно и без сожалений!»
Слыша эти голоса, Кугель только ускорял шаг, надеясь найти какое-нибудь убежище до наступления ночи.
Когда Солнце уже дрожало на краю горизонта Цомбольской топи, Кугелю повстречалась небольшая гостиница, полускрытая под кронами пяти вечнозеленых дубов. Здесь он с благодарностью устроился на ночлег, и владелец заведения подал ему сытный ужин: жареных на вертеле тростниковых куропаток с пареной зеленью, сухое печенье с тмином и густое лопуховое пиво.
Пока Кугель ел, хозяин стоял, подбоченившись, неподалеку: «Не могу не заметить, что вы – человек хорошо воспитанный, очевидно благородного происхождения. И, тем не менее, вы бродите по Цомбольской топи на своих двоих, как последняя деревенщина. Меня удивляет это несоответствие».
«Все очень просто, – пояснил Кугель. – Я считаю себя единственным честным человеком в мире проходимцев и грабителей – исключая присутствующих, разумеется. В таких условиях накопление богатств – непростая задача».
Трактирщик задумчиво погладил подбородок и отвернулся. Позже, когда он подавал Кугелю пирожное со смородиной, трактирщик воспользовался случаем сказать: «Ваши затруднения вызывают у меня симпатию. Сегодня вечером я подумаю о том, что можно было бы с этим сделать».
Владелец гостиницы сдержал свое слово. Наутро, после того, как Кугель кончил завтракать, трактирщик отвел его на скотный двор и продемонстрировал ему крупное животное, окрасом напоминавшего поджаристую сдобную булку, с мощными задними ногами и пушистым хвостом, уже обузданное и оседланное.
«Это все, что я могу для вас сделать, – сказал владелец гостиницы. – Я продам это животное по чисто номинальной цене. Не могу не признать, что ему не хватает изящества – по существу, это помесь дунга и фелухари. Тем не менее, у него плавный ход, оно исключительно неприхотливо и отличается упрямой привязанностью к хозяину».
Кугель вежливо отступил на шаг: «Премного благодарен за ваш альтруизм, но любая цена за такую тварь окажется чрезмерной. Извольте заметить язвы у нее под хвостом и экзему на спине; кроме того, если не ошибаюсь, у нее нет одного глаза. Не говоря уже о том, что она воняет».
«Все это мелочи! – воскликнул трактирщик. – Что вам больше пригодится – надежное животное, которое провезет вас по нагорью Стоячих Камней, или капризный скакун, льстящий вашему тщеславию? Я передам эту тварь в вашу собственность всего за тридцать терциев».
Потрясенный Кугель даже подскочил: «Тридцать терциев? Тогда как породистого камбалезского вериота можно купить за двадцать? Любезнейший, ваша щедрость превосходит мои финансовые возможности!»
Лицо владельца гостиницы сохраняло бесконечно терпеливое выражение: «Здесь, посреди Цомбольской топи, за двадцать терциев вы не купите даже от мертвого вериота уши».
«Давайте выражаться начистоту, – сказал Кугель. – Вы заломили несусветную цену».
На мгновение благодушное выражение почти покинуло физиономию трактирщика; он проворчал: «Каждый, кому я продаю эту тварь, пытается злоупотребить моей добротой».
Кугель не совсем понял, о чем говорил хозяин заведения. Тем не менее, почувствовав в его тоне готовность к уступке, он поспешил воспользоваться преимуществом: «Несмотря на всевозможные сомнения и подозрения, я готов предложить вам более чем достаточную цену: двенадцать терциев!»
«По рукам! – воскликнул трактирщик, даже не позволив Кугелю закончить фразу. – Повторяю, вы убедитесь в том, что эта скотина беззаветно предана хозяину – настолько, что она превзойдет ваши ожидания».
Кугель уплатил двенадцать терциев и осторожно взобрался в седло. Владелец гостиницы благожелательно попрощался с ним: «Желаю вам приятного и безопасного странствия!»
Кугель ответил в том же духе: «Желаю процветания вашему предприятию!»
Рассчитывая придать лихость своему отъезду, Кугель натянул уздцы, чтобы поднять животное на дыбы и заставить его развернуться в гарцующей позе, но тварь только прижалась брюхом к земле, после чего приподнялась и прошлепала на дорогу.
Седло попалось удобное; Кугель проехал несколько километров и, принимая во внимание все обстоятельства, остался доволен приобретением. «У твари действительно плавный ход, – говорил он себе. – Посмотрим, сможет ли она бежать легким галопом».
Он отпустил поводья; тварь пустилась по дороге причудливо пританцовывающей чопорной поступью, изогнув хвост дугой и высоко поднимая голову.
Кугель ударил каблуками по выпученным бокам животного: «Быстрее! Покажи, чтó ты умеешь!»
Тварь ринулась вперед с поразительной энергией; за спиной Кугеля стал развеваться по ветру плащ.
На повороте у обочины рос развесистый вечнозеленый дуб, который животное, по-видимому, распознало в качестве ориентира. Ускорив галоп, оно резко остановилось, взбрыкнув задом – Кугель перекувыркнулся в воздухе и свалился в канаву. Когда ему удалось выбраться на дорогу, тварь уже ускакала, выделывая издевательские кренделя по трясине, но очевидно направляясь обратно к гостинице.
«Да уж, беззаветно преданная скотина! – пробормотал Кугель. – Беззаветно преданная уютному стойлу при гостинице!» Подобрав зеленую кепку, Кугель нахлобучил ее и снова поплелся на юг.
Поздно вечером он добрался до деревни, состоявшей из дюжины хижин и населенной приземистыми длиннорукими людьми, отличавшимися взъерошенными копнами выбеленных волос.
Кугель оценил высоту Солнца над горизонтом и ожидавшую его впереди местность – унылую череду болотных кочек и луж, простиравшуюся в смутную даль. Преодолев опасения, он приблизился к крупнейшей хижине, больше других претендовавшей называться «домом».
Хозяин жилища сидел на завалинке, выбеливая волосы одного из своих отпрысков и распуская их радиально торчащими пучками подобно лепесткам белой хризантемы; другие малолетние голодранцы играли рядом в грязи.
«Добрый вечер! – приветствовал его Кугель. – Не могли бы вы предоставить мне ночлег и пищу? Естественно, я намерен за это заплатить».
«Сочту за честь! – отозвался местный житель. – Мой дом – самый просторный и удобный в Самсетиске, а я – именитый рассказчик анекдотов. Не желаете ли осмотреть помещение?»
«Я хотел бы отдохнуть час-другой в своей комнате, а потом принять горячую ванну».
Владелец хижины надул щеки и, стряхнув белила с ладоней, жестом пригласил Кугеля зайти внутрь. Указав на охапку тростника у боковой стены, он сказал: «Вот ваша постель; отдыхайте, сколько хотите. По поводу ванны должен предупредить, что болотные пруды кишат трелькоидами и проволочными червями – купаться в них не рекомендуется».
«В таком случае мне придется обойтись без ванны, – вздохнул Кугель. – Тем не менее, я ничего сегодня не ел, кроме завтрака, и хотел бы поужинать как можно скорее».
«Моя жена ушла в болота ловить живность, – отозвался хозяин хижины. – Обсуждать ужин бесполезно, пока мы не узнáем, чтó ей удалось поймать».
В свое время супруга хозяина вернулась с мешком и плетеной корзиной. Она развела огонь и стала готовить ужин, в то время как ее муж, Эрвиг, принес к завалинке двухструнную гитару и стал развлекать Кугеля местными балладами.