Сказания умирающей Земли. Том IV — страница 24 из 44

Разбойники ухом не повели и только расставили сети пошире и повыше. Риальто подал знак инкубу. Сети обволокли тех, кто их нес, и стянули их так туго, что те свернулись калачиками и не могли пошевелиться. Одним движением большого пальца Ошерль отправил сети вместе с их содержимым высоко в небо – они скрылись в пелене туч и больше не появлялись.

Обведя глазами собравшихся селян, Риальто спросил женщину с плоским лицом: «Кто предводитель вашего отвратительного сборища?»

Женщина показала пальцем: «Вот Дулька – он у нас мясник и загибатель. Не нужен нам никакой предводитель – начальники всегда жрут больше, чем им положено».

Пузатый старик с серым бородавчатым лицом неохотно приблизился на несколько шагов и произнес льстивым гнусавым тоном: «Неужели обязательно выражать свое отвращение настолько откровенно? Правда, мы – антропофаги. Правда, что незнакомцев мы рассматриваем, как питательную добавку к скудному ежедневному меню. Но разве это достаточный повод для неприязни? Мир таков, каков он есть, и каждый из нас должен надеяться, что тем или иным образом окажется полезен своим товарищам, даже если он сгодится только на суп».

«У нас другие намерения, – отозвался Риальто. – Если я увижу еще какие-нибудь сети, ты первый вознесешься выше туч».

«Не беспокойтесь, нам уже известны ваши предпочтения, – заверил его Дулька. – В чем состоят ваши пожелания? Вы проголодались?»

«Нас интересует древний Люид-Шуг. Пророчества гласили, что теперь город должен был проснуться с наступлением Золотого Века. И что мы видим? Одни развалины и плесень, не говоря уже о вони, исходящей от вашей деревни. Что случилось? Почему город постигла такая печальная судьба?»

К Дульке вернулась самоуверенность – он часто моргал, поглядывая на посетителей с туповатой ухмылкой. Рассеянно, словно по привычке, он переплетал, сгибал и разгибал пальцы обеих рук с ловкостью, показавшейся Риальто любопытной, даже удивительной. Мясник ответил тем же монотонным гнусавым тоном: «Тайна, окружающая руины, носит скорее воображаемый, нежели действительный характер». Говоря, Дулька продолжал загибать, сжимать и разжимать пальцы: «Столетия проходили за столетиями, одно за другим, и боги стояли незыблемо, днем и ночью. Но в конце концов ветры и дожди повергли их на землю. Они превратились в прах, их власти пришел конец».

Дулька сплетал, сжимал и разжимал пальцы: «Здесь никого не было, покой развалин никто не нарушал. Парагоны продолжали спать в алебастровых оболочках. Юноши и девушки – первоклассный продукт! – покоились на шелковых ложах, и никто про них не знал!»

Пальцы Дульки сплетались, образуя сложные конфигурации. Риальто начинал ощущать приятную расслабленность, каковую он приписал усталости – сегодня ему пришлось приложить немало усилий.

«Я вижу, что вы устали, уважаемый! – не преминул заметить Дулька. – А я заставляю вас стоять!»

Принесли плетеные церемониальные кресла с резными деревянными спинками, изображавшими искаженные гримасами боли человеческие лица.

«Садитесь! – успокоительно предложил Дулька. – Отдохните!»

Дулька тяжеловесно опустил жирные ягодицы на затрещавшее под его весом кресло. Риальто тоже уселся, чтобы протянуть затекшие ноги. Повернувшись к Ошерлю, он спросил на языке 21-го эона: «Что со мной делает этот старый хитрец? Я чувствую, что отупел».

Ошерль обронил, как бы между прочим: «Он повелевает четырьмя инкубами низшего ранга – мы их называем „доводягами“. Они постепенно расслабляют мышцы, в том числе глазные мышцы – у вас, например, уже начали косить глаза. Дулька отдал тайный приказ готовиться к пиршеству».

Риальто возмутился: «И ты не предотвратил эти ухищрения? Как на тебя можно полагаться?»

Ошерль только смущенно прокашлялся.

«Сейчас же прикажи доводягам вытянуть нос Дульки на полметра и сделать так, чтобы на конце этого носа вздулся болезненный волдырь, а на обеих его ягодицах образовались чирьи!»

«Как вам угодно».

После того, как эти указания были исполнены к его удовлетворению, Риальто продолжил: «Ошерль! Странно, что тебе приходится об этом напоминать, но ты обязан также строго запретить доводягам причинять какие-либо дальнейшие неудобства моей персоне».

«Да-да, вы правы. Мы не хотели бы, чтобы Дулька принял сходные ответные меры».

«После этого отпусти его доводяг на свободу – пусть вернутся туда, откуда они происходят. И скажи им, чтобы они ни в коем случае не возвращались на службу к этому мяснику».

«Щедрое решение! – похвалил Ошерль. – Относятся ли эти указания, в равной степени, ко мне?»

«Ошерль, не отвлекай меня! Несмотря на постигшие его новые неприятности, мне нужно расспросить Дульку». Риальто повернулся к испуганному загибателю и произнес на языке местных жителей: «Ты наказан за предательский обман. В общем и в целом я считаю себя человеком милосердным – будь благодарен этому обстоятельству! А теперь – готов ли ты продолжать нашу беседу?»

Дулька обиженно пробормотал: «Вы слишком легко раздражаетесь! Я не хотел причинить вам никакого вреда! Что еще я могу сказать?»

«Ты обыскивал развалины города?»

«Нас развалины мало интересуют – разве что иногда удается найти нетронутую алебастровую скорлупу. Тогда мы устраиваем пир на весь мир».

«Понятно. И скольких спящих Парагонов вы уже сожрали?»

«За многие годы мы насчитали пять тысяч шестьсот сорок одного. Надо полагать, их осталось немного».

«Немного? – Риальто усмехнулся. – Если вы не обсчитались, все еще ждет Золотого Века только один Парагон. Вы съели всех остальных».

На какой-то момент Дулька даже забыл о чирьях и о волдыре на носу: «Только один? Какая жалость! Нашим пиршествам приходит конец!»

«А как насчет сокровищ? – спросил Риальто. – Вы забрали драгоценности и кристаллы из городских склепов?»

«Конечно. Нам нравятся красивые вещи – особенно красные, розовые и желтые самоцветы. Синие и зеленые приносят неудачу, мы используем их для развлечения».

«Каким образом?»

«Привязываем их к хвостам богадилов, медведеедов или даже манков, что заставляет их выкидывать смехотворные трюки от испуга и стыда, после чего они сломя голову убегают в лес».

«Хммф. Как насчет светящегося голубого кристалла в форме призмы, примерно вот таких размеров? – Риальто показал руками. – Вы когда-нибудь видели такой?»

Дулька скорбно ощупал пальцами нос, прикидывая в уме его длину: «Кажется, что-то такое помню, но это было давно».

Риальто сочувственно спросил: «Неужели такой длинный нос тебе не нравится?»

«Нет, совсем не нравится!»

«А ягодицы тебя очень беспокоят?»

«Болят! Просто невыносимо!»

«Когда мне принесут голубую призму, у тебя все пройдет».

Дулька уныло хмыкнул: «Это не так-то просто».

Риальто больше нечего было сказать. Они с Ошерлем отошли на некоторое расстояние от селения, после чего инкуб устроил удобный шатер из темно-синего шелка. На толстом ковре, расшитом сложными красными и синими орнаментами, Ошерль установил массивный стол из резного темного дерева, окруженный четырьмя низкими креслами с темно-красными бархатными подушками. Снаружи он расстелил сходный ковер и установил второй стол – на тот случай, если небо прояснится. Сверху он растянул навес, а в каждом из четырех углов шатра сотворил тяжелый чугунный столб с многогранным фонарем.

Оставив в шатре сидевшего за столом Ошерля, Риальто поднялся высоко в небо и вынырнул из туч в залитое киноварными лучами Солнца пространство, подернутое слегка слепящей голубой дымкой.

Послеполуденное Солнце уже наполовину опустилось к горизонту. Сплошная пелена туч простиралась во все стороны настолько, насколько мог видеть глаз. Взглянув в трубку плермалиона, он с облегчением обнаружил темно-синюю точку, висевшую в небе не слишком далеко на северо-востоке от того места, где он находился.

Пробежав по воздуху над облаками, Риальто остановился прямо под ориентировочной меткой, после чего быстро спустился сквозь тучи в лес. Достигнув, наконец, лесной подстилки, он тут же обыскал окружающий его участок, но ничего не нашел.

Вернувшись в шатер, Риальто обнаружил Ошерля там, где он его оставил, и рассказал ему о своих поисках: «Надо полагать, я недостаточно точно определил место под ориентиром. Завтра тебе предстоит подняться настолько высоко, насколько возможно, с плермалионом в руках, и спускать веревку с грузилом, пока грузило не повиснет над самыми вершинами деревьев, после чего, надеюсь, нам удастся отыскать Персиплекс… Почему из деревни доносятся дикие вопли?»

Ошерль встал, раздвинул шелковые завесы входа в шатер и выглянул наружу: «Антропофаги возбуждены – что-то вызвало у них энтузиазм».

«Странно! – заметил Риальто. – Может быть, Дулька вместо того, чтобы проявить стремление к сотрудничеству, решил отрезать себе нос… Не вижу, что еще могло бы вызвать у них такую радость… Кстати, мне пришел в голову еще один вопрос. Почему синее ориентировочное пятнышко должно находиться так высоко в небе?»

Ошерль пожал плечами: «Не вижу в этом никакой тайны. Это позволяет видеть его издалека».

«Все это прекрасно и замечательно, но другой ориентир мог бы оказаться гораздо более полезным – например, луч голубого света, хорошо заметный издалека, но точно указывающий местонахождение призмы на уровне земли».

«Честно говоря, побуждения Сарсема мне не совсем понятны – если, конечно, он не принял слишком близко к сердцу инструкции Хаш-Монкура».

«Даже так? И в чем заключались эти инструкции?»

«Насколько я понимаю, все это пустая болтовня. Хаш-Монкур поручил Сарсему изготовить плермалион так, чтобы он указывал местонахождение призмы настолько приблизительно, чтобы вам никогда не удавалось на самом деле найти Персиплекс, и чтобы вы вместо этого гонялись за ним, как сумасшедший, преследующий неуловимый призрак».

«Понятно. И почему же ты мне не сообщил об этом раньше? Неважно! Наступит день, когда ты наконец поймешь, от кого зависят оазмеры твоей задолженности – от меня или от Хаш-Монкура… Эти завывания и крики в деревне не прекращаются! Похоже, что Дулька отрезает свой нос постепенно, по кусочкам. Ошерль, прикажи им замолчать».