– Жаль. – Я выпрямляюсь и складываю руки на груди. – Тогда ты, видимо, никогда не узнаешь моей мотивации.
Брендан спокойно смотрит на меня, взвешивая свой ответ.
– Видимо, так, – выдает он наконец.
На информатике я сажусь за компьютер и обнаруживаю один непрочитанный имейл в школьном почтовом ящике. От… Брендана Розенфельда. С легкой волной возбуждения я открываю сообщение, пока звенит звонок, и мистер Вест пишет на доске сегодняшнее задание.
От: b.rosenfeld@beaumontprep.edu
Кому: c.bright@beaumontprep.edu
Тема: Уже не восьмилетка?
Как насчет этого? Я бы попросил тебя говорить честно, но кого я обманываю? Ты всегда честна.
К имейлу приложены три скриншота; файлы названы «Школьная колдунья». Запоминается.
Я узнаю́ колдунью и мальчика, персонажей из игры Брендана. Только на этот раз он работает с элегантным сочетанием оттенков черного, синего и серебряного. К своему удовольствию я узнаю палитру, которую порекомендовала сама, – номер 27.
Я открываю поле ответа и начинаю писать, но замечаю высокую фигуру Брендана, который идет по рядам, проверяя работы. Он доходит до моего места, останавливается у края парты и одаривает меня демонстративно строгим взглядом.
– Ты же не ведешь личную переписку в классе, правда, Кэмерон? – спрашивает он.
– Конечно нет, – отвечаю я.
Брендан медлит еще мгновение, а затем кивает с этой своей едва заметной ухмылкой. Я открываю сегодняшнее задание, все еще улыбаясь про себя.
Глава 15
Я бегу, подошвы стучат о тротуар. Идеальные изгороди и большие дома Беверли Хиллз пролетают мимо, и я делаю один размеренный вдох за другим, чувствуя себя невесомой. Учитывая, сколько всяких мыслей наполняют мою голову, мне сейчас очень нужно быть невесомой.
На дворе третья неделя октября, хотя по неизменной жаре Лос-Анжелеса и не скажешь. Я преодолела три мили маршрута тренировочного забега, и использовала их для того, чтобы вытеснить из головы домашний тест по четвертому акту «Укрощения строптивой», который меня ждет. Я пробегаю мимо Каньон Гарденс и актерских агентств, остается только преодолеть Кэмден Драйв, чтобы добраться до школы.
Кристина Перри в моих ушах стихает, сменяясь мелодией звонка. Я нажимаю «Ответить» прямо на наушниках, потому что телефон закреплен в повязке на руке. Наверное, это Эль или Морган хотят помощи с домашкой. Эль ненавидит историю так же, как я – литературу, и…
– Кэмерон?
Я буквально чувствую, как у меня слабеют колени. Не знала, что такое действительно случается с людьми. Я останавливаюсь так резко, что чуть не спотыкаюсь. Голос в трубке – это голос моего отца, холодный и прямолинейный.
– Ты меня слышишь?
Он знает, что я его слышу. Он нетерпелив и хочет, чтобы я ответила.
– Ага, – говорю я, машинально приглаживая волосы. Не то чтобы он мог меня увидеть, но разговор с ним кажется чем-то официальным. Я чувствую себя очень неуместно в шортах для бега и майке.
– У меня нет на это времени, Кэмерон, – сразу набрасывается он, как я и ожидала. – Ты должна поговорить со своей матерью.
Я практически слышу, как он хмурится, и пытаюсь выровнять дыхание. Ему не понравится, что я чем-то занята, хотя он сам позвонил мне без предупреждения.
– О чем? – спрашиваю я.
– Ты прекрасно знаешь, о чем. Я очень занят и не могу каждый день ее проверять. Она взрослая женщина, но нуждается в напоминаниях, чтобы ходить на работу! Это переходит все границы.
Знаю. Прошла уже неделя с тех пор, как она перестала ходить на работу, которую нашел ей отец. Я ничего не отвечаю. Понятия не имею, что такого она ему наговорила, раз он позвонил мне.
– Я не обязан с ней нянчиться, – заканчивает он.
– А я обязана? – Едва вопрос вырывается изо рта, как я понимаю, что следовало его проглотить. Но в тех редких случаях, когда мы разговариваем, я всегда звоню ему сама. У меня есть время подготовиться, тщательно выбрать слова исходя из того, что он может сказать. Сегодня он застал меня врасплох. Он единственный человек, с которым я никогда – никогда – не говорю честно. И на то есть веские причины.
Его голос рвется из наушников, вонзаясь в меня.
– Конечно, обязана. Я делаю все возможное и невозможное для этой бесполезной женщины. – С каждым словом я чувствую себя так, будто уменьшаюсь в размерах. – Она избалована. Я ее избаловал. А ты – ты ходишь в дорогую школу, за которую я плачу, и тратишь время на своих наглых друзей. Тебе восем… семнадцать лет, а ты не можешь выпихнуть мать из дома! Это жалкое поведение, Кэмерон.
Я чувствую, как глаза обжигают слезы. Позади звучат шаги, и я отстраненно осознаю, что меня догоняет остальная команда. Больше всего на свете я хочу побежать. Но не могу. Пока отец не положит трубку, его голос будет удерживать меня на месте.
Слеза дрожит у меня на ресницах. Я ее смаргиваю.
– Извини, – говорю я, ненавидя себя за дрожь в голосе. – Я что-нибудь придумаю.
Он даже не делает паузы.
– Смотри у меня. Я ничего не прошу в обмен на блага, которые тебе даю.
– Знаю, – слабо говорю я. – И ценю это. Извини.
Пусть он положит трубку. Я хочу бежать, хочу домой – даже отчет по экономике кажется спасением. Я хочу начать ссору, которая наверняка займет весь вечер, чтобы забыть то, как он обо мне говорил. «Тратишь время». «Жалкое поведение». Но в глубине души за унижением, которое я испытываю, загорается огонек надежды. Этот огонек возникает каждый раз, когда я с ним разговариваю. Если только у меня получится найти правильные слова, то он увидит, кто я на самом деле. Что я стою его времени и нисколько не похожа на мать.
– Кстати, – я удерживаю голос ровным, что само по себе победа, – мама тебе, наверное, не сказала, но в этом семестре я взяла курс экономики. На следующей неделе мы изучаем твою компанию. – Я говорю без остановки, полагая, что если сделаю паузу, он меня перебьет.
Стоит мне закончить предложение, он сразу же резко отвечает, как я и думала:
– Кэмерон, ты вообще меня слушала? У меня нет времени болтать о твоих делах! – Его голос полон откровенной снисходительности. У меня пересыхает во рту. – Если тебе нужна цитата или что-нибудь такое, – продолжает он, – напиши Челси.
И он вешает трубку.
Еще мгновение я смотрю на телефон, пока позади меня не прекращается звук шагов. Я чувствую, как команда смотрит на меня в ожидании.
– Что случилось, Кэмерон? Мы думали, ты нас обгонишь, – слегка поддразнивает Лейла.
Я торопливо вытираю глаза и вынимаю наушники.
«Спасибо, что сделали этот момент еще хуже».
– Ты что, разговаривала по телефону? – укоряет меня Лейла, подходя ближе. – Ты же знаешь, что за это тренер заставит тебя бегать стометровки.
Мне противно, что они вот так меня застукали. Со слезами на глазах, с бледностью, которая, я уверена, не успела сойти со щек.
Все еще обиженная и напуганная, я огрызаюсь:
– Так не говори ей.
Она стоит в нерешительности.
– Я капитан команды, – неуверенно говорит она. – Я должна ей рассказать.
Я вставляю наушники обратно.
– Ну и ладно, – как ни в чем не бывало говорю я, глядя Лейле прямо в глаза, ощущая, как унижение и боль превращаются в броню, изливаются в гнев. – Если от того, что у меня будут проблемы, ты почувствуешь себя большой и важной – вперед. Мне правда все равно. А тебе это, наверное, необходимо, раз твой собственный парень едва обращает на тебя внимание.
Лейла отшатывается, словно я ее ударила. Ее лицо заливается краской, а нижняя губа дрожит, словно она вот-вот заплачет. Нет, я не горжусь тем, что вызвала такую реакцию. Но вместо извинений разворачиваюсь и бегу, позволяя ветру высушить глаза.
Вернувшись домой, я обнаруживаю мать на диване, завернутую в плед. Она спит. На журнальном столике – коробка с носовыми платками и стакан с, я полагаю, совершенно нетронутым очищающим коктейлем. Зернистый зеленый напиток загустел и выглядит просто отвратительно.
Я бросаю сумку на пол, зная, что грохота от трех учебников, которые я принесла домой, будет достаточно, чтобы ее разбудить.
Она сонно открывает глаза и находит меня в дверях.
– Кэмерон, привет, – говорит мама, поднимаясь на локтях. – Я думаю, что сделать на ужин.
Она говорит непринужденно, даже жизнерадостно, как будто это нормально. Как будто то, что моя мать спит посреди дня на диване, в пижаме, вообще может быть нормальным. Как будто не я отвечаю за то, чтобы собирать нашу жизнь по кускам, пока она ничего не делает.
С меня хватит.
– Мне все равно, найдешь ты работу или очередного родственника, который выпишет тебе чек. Но я не позволю тебе вымогать деньги у моего отца, пока ты целыми днями сидишь на диване. – Жесткость в моем голосе застает ее врасплох. Я вижу, как ее взгляд фокусируется, а на щеках появляется румянец. – Если я узнаю, что ты пытаешься обмануть его, чтобы вытянуть больше денег, я съеду.
Она заставляет себя подняться с дивана и упирает руки в бока в тщетной попытке выглядеть внушительней, чему мешают помятая пижама и спутанные волосы.
– И куда ты пойдешь? – с вызовом спрашивает она.
– Поселюсь у Эль, – отвечаю я, потому что все продумала за остаток пробежки. Ее старшая сестра поступила в Принстон и уехала два года назад, оставив комнату пустой. Я вижу, как у матери панически забегали глаза, и продолжаю: – Ты останешься совсем одна, и без меня отец не будет платить за твою аренду. Я попрошу его посылать чеки родителям Эль – не то чтобы они им нужны, но все же. Они же не тратят дни на безделье на диване.
Я знаю, что бросаю ей в лицо самый большой страх: остаться без финансовой стабильности, которую я обеспечиваю.
Мама раскрывает и закрывает рот, как будто не может подобрать слова, но не может найти.
– Кэмерон, я не… – пытается она наконец.