«Посвятить себя. Быть уверенной». От этих слов у меня внутри все неожиданно сжимается. Я открываю брошюру Уортона и нахожу список курсов, который подтверждает сказанное представителем. На странице выстроились названия: статистика, высшая математика, анализ финансовых данных, экономика.
Внутри все сжимается еще сильнее, когда я вспоминаю о домашних заданиях по экономике на предпринимательском рынке. О ночах, которые я проводила, сквозь туман в глазах разбирая сложные концепции и задачи или пытаясь это сделать. Если я пойду в Уортон, то обреку себя на годы таких ночей. До конца жизни.
Из-за брошюры Уортона выглядывает голубой уголок программки УКЛА, которую мне дала Пейдж. Перед моими глазами пролетает видение дней, посвященных дизайну, а не производным финансовым инструментам.
– Постойте… – Представитель моргает, отвлекая меня от мыслей. Он всматривается в меня. – Вы сказали, ваша фамилия – Брайт?
– Эм, да, – говорю я.
– Вы случайно не дочь Дэниэла Брайта? – На его лице появляется новый интерес.
Я заставляю себя улыбнуться.
– Именно так.
– Замечательно! – восклицает он. – Я и не знал, что дочь Дэниэла Брайта уже в старшем классе. Что ж, несомненно, его дочь справится с Уортоном. При первой же возможности упомяну об этом вашему отцу. Надеюсь увидеть вашу заявку в своей стопке.
Идея изучать в колледже веб-дизайн рушится у меня в голове. Ее сменяет то, что я, кажется, знала всегда. Уортон – это мой отец. Экономика – это мой отец. Он – причина, по которой я это делаю, по которой я посвящаю себя такой жизни. Возможность жить в его мире, никогда не беспокоиться о неоплаченных счетах или одолженных блейзерах, самой строить свое будущее – это стоит всех бесконечных ночей.
– Увидите, – обещаю я. – Я уже ее отправила.
Я благодарю представителя за его время и отхожу от стола. Двор уже пустеет; все направляются к своим машинам. Я не нахожу в толпе высокой фигуры Брендана. Они с Пейдж, наверное, уже ушли, понимаю я с уколом разочарования.
Я достаю телефон и обнаруживаю ответ от Брендана. Меня захлестывает удовольствие. Достаточно, чтобы успокоить нервы.
Постой-ка. Неужели я, компьютерный задрот Брендан Розенфельд, заставил тебя покраснеть?
Чушь какая
Ладно…
Может, совсем чуть-чуть.
Когда я набираю ответ, мысли про Уортон оказываются далеко-далеко.
Глава 20
Волосы Пейдж теперь фиолетовые. Из уголка для чтения под табличкой «Научная фантастика» в «Глубинах Мордора» я наблюдаю, как она ловко вручную пришивает фартук к костюму, кажется, французской горничной. Несмотря на то, что ее пальцы унизаны дешевыми пластиковыми кольцами, которые продаются в автоматах, она ловко протягивает иглу через ткань, не морщась, когда острие попадает в ладонь. Она успевает сделать десять-двадцать стежков за считаные секунды.
Это впечатляет. Даже довольно круто.
Пару дней назад она объяснила мне, что такое косплей, и рассказала как посвящает целые дни и недели созданию костюмов и аксессуаров их любимых персонажей из компьютерных игр, телесериалов и японских комиксов, которые они вечно читают с друзьями. Больше всего она гордится костюмом Эффи Тринкет из «Голодных игр», который сделала пару лет назад. Лично я не понимаю, зачем тратить столько часов на костюм, который наденешь один раз, но, услышав гордость в голосе Пейдж, когда она описывала свой розовый шедевр, и прикусила язык. Эбби и Чарли играют в игру, которой я не знаю. В ней используются кости, доска и колоды карт с изображениями гротескных существ. Они сосредоточены на процессе и не произносят ни слова. В остальном магазин ожидаемо пуст, за исключением Гранта, который пытается делать уроки на диване возле кассы, уткнувшись носом в книгу, и парня в футболке «Зима близко», который, я убеждена, здесь живет и никогда не переодевается.
– Эндрю ничего обо мне не говорил? – выспрашиваю я у Пейдж. – Весь остаток вечера?
– О господи, – стонет она, не пропуская ни стежка. – В сотый раз тебе говорю – нет, я даже не знала, что он все еще тебя интересует.
Я падаю на подлокотник.
– Он мне уже год как нравится! Это ты все испортила.
Я обнаружила, что не боюсь доверить Пейдж свою влюбленность, несмотря на то что такое доверяют только друзьям. Похоже, наше дружеское свидание прошло успешно.
– Ты сама все испортила, Брайт. – То же самое она сказала бы и пару недель назад. Только на этот раз слова сопровождаются поддразнивающей усмешкой.
– Знаю, – вздыхаю я.
Пейдж замечает мое уныние. Мимолетно вскидывает на меня взгляд, прежде чем вернуться к нитке с иголкой.
– Ему тяжело приходится в команде, – делится она. – После того, как ты ушла, мы практически только об этом и говорили. Иначе он бы, наверное, что-нибудь о тебе сказал.
Я отвожу ладонь от лица.
– Что у него с командой?
– О, ну ты знаешь, – легко говорит Пейдж, – он просто чувствует, что не вписывается.
Я не знала. Почему я не знала?
– Остальным парням больше интересно тусоваться и клеить девушек, – продолжает Пейдж. – Они не особенно хотят смотреть с Эндрю «Шерлока».
– «Шерлока»?
Пейдж поднимает глаза от шитья в откровенном ужасе.
– Ну же. Не может быть, что ты настолько крутая, чтобы не знать, что такое «Шерлок».
– Я знаю, что такое «Шерлок». – Честно говоря, у меня давно уже слабость к Бенедикту Камбербетчу. Конечно, он долговязый и похож на ботаника с этими его кудрями и худобой, но мне это нравится. – Я не знала, что Эндрю фанат.
Она скептически фыркает.
– Ты что, не видела его комнату? Это практически святилище Би-Би-Си.
У меня что-то сжимается в груди, как тогда, когда Пейдж поехала помогать Эндрю с домашкой по истории. Пейдж и Эндрю только что подружились, и она уже была в его комнате? Я там не бывала за три года дружбы. Или того, что считала дружбой.
– Эй, Брендан хорошо вчера провел время? – спрашиваю я, стремясь сменить тему. Пейдж оживляется.
– Похоже, что да! – радостно говорит она. – Я очень удивилась, что он не ушел после разговора с МИТ. Ты не представляешь, как редко он проводит время с людьми.
– Не знаю, почему, – говорю я. – Он вполне умеет общаться. И он по-настоящему талантлив. Наверняка получит стажировку в «Озорной собаке». «Школьная колдунья» выглядит потрясающе! Он мне недавно прислал несколько кадров… – Я замолкаю, заметив выражение лица Пейдж. В ее глазах вопросы, и подозрительный блеск.
– Ого. Ты знаешь о нем больше, чем я, – говорит она.
Я краснею, не совсем понимая, почему. Мне не стыдно дружить с Бренданом. Но мне кажется, что Пейдж намекает не на дружбу.
– Я просто хочу сказать, что Брендан очень крутой и у него должны быть друзья из его параллели.
Это было бы логично. Но, по-моему, я никогда не видела, чтобы он с кем-то тусовался.
Пейдж бросает мне фирменный ты-тупишь-взгляд.
– Твое прозвище определенно не помогло, – с нажимом говорит она.
Я мрачнею.
– Это правда из-за меня?
Снова взявшись за иглу, Пейдж делает долгую паузу.
– Не ты одна виновата, – говорит она наконец. – По правде говоря, Брендан сам это выбрал. Он и не пытается заводить друзей. Ситуация дома… на него давит. Если бы не это, прозвище было бы мелочью.
По ее тону я понимаю, что вдаваться в подробности она не хочет. На этом я прекращаю разговор и позволяю Пейдж вернуться к шитью.
Услышав стук двери черного хода, я оглядываюсь. Входит Ханна в футболке «Глубин Мордора» и принимается расставлять книги в витрине романов о роботах. Она не приближается к нам с Пейдж. После нашего разговора на парковке она прилагает впечатляющие усилия, чтобы оставаться от меня достаточно далеко, и я не смогла заговорить с ней снова. Она демонстративно смотрит только на книги, не взглянув ни на меня, ни на Гранта, заканчивает расставлять тома и отступает за кассу.
Пейдж чешет голову и морщится так сильно, что роняет иглу. Я подхватываю ее, не дав скатиться с журнального столика.
– Спасибо, – говорит она.
Я сочувственно смотрю на нее.
– Кожа потрескалась?
Моя мама яростно чешется за завтраком каждый раз после очередного высветления своих песчаных волос на пару тонов в попытке изобразить Риз Уизерспун или Кэмерон Диаз. Она дергается от боли и разливает молоко по столу или кофе по полу.
– Потрескалась, а потом запеклась до корочки из-за осветлителя, – отвечает Пейдж. Я понимающе киваю. Пейдж заправляет волосы за ухо, и я не могу не заметить, какие они жесткие и секущиеся. Честно говоря, я удивлена, что у нее вообще есть волосы, учитывая что она их красит каждые две недели.
– Зачем ты это делаешь? – интересуюсь я вслух. – Так часто перекрашиваешь волосы.
– Чтобы выразить свою внутреннюю боль, – с драматическим видом говорит она. Звучит вполне убедительно, и в этом вся Пейдж. Вполне возможно, что она это серьезно. Я сдерживаю тошноту из-за подросткового клише.
– Шучу, – говорит она, подмигивая, и обрезает нитку. – Я делаю это, чтобы действовать на нервы родителям.
Она бросает костюм Эбби, которая его не ловит. Платье сбивает колоду карт на пол, и Чарли стонет.
Пейдж закатывает глаза. Подобрав костюм, она вытаскивает Эбби из кресла и загоняет в туалет, приказав его примерить.
Я остаюсь наедине с первым томом «Саги», комикса, который Пейдж плюхнула передо мной, когда я сюда пришла, и велела прочитать. Должна признаться, меня захватывает сюжет. У Гранта на диване открытая книга – «Ромео и Джульетта», читаю я на обложке. Но он не переворачивает страницы и каждую пару минут бросает взгляды на Ханну, которая разговаривает с парнем «Зима близко».
Я не ожидала, что буду чувствовать себя здесь как дома. Несколько недель назад я и представить не могла, что окажусь в этом пыльном книжном магазине, с этой группой людей. Вечер с Морган и Эль выглядел бы совсем иначе – с уколом сожаления я осознаю, что уже давно с ними не тусовалась. Наверное, мы сидели бы в «Старбаксе», заказывали фраппучино, и я бы слушала, как Эль излагает подробности своего новейшего спонсорского контракта, а Морган восторженно описывает съемки в выходные. Вместо этого я читаю комикс рядом со швейной машинкой и настольной игрой, о которой никогда не слышала, – и получаю столько же удовольствия.