Ханна вскидывает руку в мою сторону:
– Да ладно, Пейдж, это же…
– Да, знаю. Это Кэмерон Брайт, – перебивает ее Пейдж. – Она делала гадости. Она не идеальна. А кто идеален? У всех проблемы, у каждого из нас. Грант тебе изменил, а мы с ним общаемся. Ничего личного, Грант. – Она бросает в его сторону извиняющийся взгляд.
Тот добродушно пожимает плечами.
– Мне тоже есть что припомнить. Я продинамила викторину, чтобы пойти на вечеринку избалованной чирлидерши, с которой никогда не разговаривала, и трахнуть мерзкого идиота Джеффа Митчелла.
Ханна стихает. На ее лице желание сопротивления сталкивается с пониманием.
– Если Кэмерон хочет впервые в жизни посмотреть «Рокки Хоррор» как положено, – продолжает Пейдж, – я не стану ей отказывать.
Повисает долгая пауза. Все смотрят на Ханну в ожидании. Я не смею шевельнуться, не желая привлекать к себе внимание. У меня не получается до конца поверить, что Пейдж вот так за меня заступилась. Даже если Ханна меня выгонит и я потерплю полную неудачу в своих сегодняшних планах, приятно было слышать то, что сказала Пейдж.
Первой заговаривает Эбби, ее неуверенный голос разрывает неуютное молчание:
– Ханна, ты же сказала, что для конкурса костюмов было бы лучше, если бы у нас в команде было еще пару человек.
Ханна оборачивается к ней. Я наблюдаю, как она оценивает друзей: то, как Чарли демонстративно сосредоточен на выдергивании нитки из костюма и как Эбби сложила руки, словно уже все решила. Даже Грант не смотрит ей в глаза. Наконец Ханна поворачивается к Пейдж, не уделяя мне и взгляда.
– Ладно, – говорит она. – Но лучше бы ей иметь хороший костюм.
С колючей демонстративностью повернувшись ко мне спиной, Ханна подбирает с пола свой костюм и уходит в кладовку переодеваться. Я одними губами говорю Пейдж «спасибо», и она подмигивает в ответ.
– Грант! – объявляет она. – Время корсета.
Грант послушно спрыгивает со стола и идет за ней в ванную, примыкающую к комнате.
– В коридоре есть еще одна ванная, – подсказывает Эбби.
– Спасибо, – благодарно киваю я.
Я выхожу в коридор и нахожу нужную дверь. Закрывшись, я кладу костюм на пол и перед зеркалом испускаю ровный выдох. До сих пор я не замечала, насколько нервничаю.
Мне никогда не приходилось пытаться произвести впечатление на одноклассников, завоевать их. Я не знала, каково это – хотеть им понравиться. С Пейдж и ее друзьями все иначе. Я хочу, чтобы они со мной разговаривали, делились своими необычными интересами. Чтобы не ненавидели меня.
Я хочу с ними дружить. Не ради списка извинений, не ради Эндрю. Просто потому, что они мне нравятся.
Они не так уж и отличаются от моих друзей, внезапно понимаю я. Разбираются в том, что их интересует, преданы этому всей душой и не терпят оскорблений ни от кого. Главное различие – помимо вкуса в одежде, фильмах и практически во всем остальном, – это готовность группы Пейдж делиться с другими тем, что их увлекает.
Я проверяю телефон. Сообщений нет.
Я надеваю свой костюм – женский фрак, который достала из маминой коробки, с ужасным оранжевым блестящим кушаком, найденным в «Пати Сентрал[30]» пару дней назад. Мне все равно, насколько глупо я выгляжу. Я хочу выглядеть так, чтобы помочь Ханне выиграть конкурс костюмов. Мне не хватало времени на поиски деталей для наряда главной героини, но, по-моему, получилась вполне приличная трансильванка, фоновый персонаж, который попадался мне в паре кадров.
Я снова бросаю нервный взгляд на экран телефона. Он остается черным, и я начинаю беспокоиться, что план не удался.
Я выхожу из ванной и иду в сторону комнаты Пейдж. В паре шагов от нее я замечаю приоткрытую дверь – и Брендана за ней. Он сидит за столом и работает на компьютере, как и следовало ожидать.
Я стучу, без приглашения открываю дверь и врываюсь внутрь. Брендан разворачивается на офисном кресле, и его глаза расширяются.
– Кэмерон? – Его голос превращается в совершенно очаровательный писк.
Я закрываю дверь и нахально подхожу к единственному свободному месту в комнате, где могу сесть: на кровать. Жестом указываю на его одежду – вельветовые брюки и футболку рейвенпаффа[31]. От того, что эта отсылка мне понятна, я чувствую легкий прилив гордости. Разумеется, я – истинный Слизерин.
– В этом точно нельзя идти на «Рокки Хоррор», – сообщаю я ему.
Самообладание Брендана совершенно испарилось. Его взгляд мечется с меня на подушки. У меня есть ощущение, что он абсолютно не готов к тому, что девушка может оказаться хотя бы в некоторой близости от его постели.
– Я не иду, – выдавливает он наконец. – Удивлен, что идешь ты.
Я пожимаю плечами, рассматривая его комнату. В ней не то чтобы порядок. Скорее, она выглядит необитаемой, как модель комнаты мальчика-подростка, собранная художником из декораций с минимальным бюджетом. На столе нет хлама. На книжных полках стоят только учебники и ряд романов. Над кроватью висят два постера с компьютерными играми, «Одни из нас» и «Неизведанное 2: Среди воров». В углах обоих я замечаю логотип с надписью «Озорная собака» жирным шрифтом с красным отпечатком лапы.
– Я иду не ради фильма, – сообщаю я. – Честно говоря, он выглядит ужасно.
Едва эти слова вырываются, как я сразу жалею, что так откровенно высказала свое мнение. Но при взгляде на Брендана обнаруживаю, что уголки его губ весело приподнимаются.
– Пейдж говорит, что дело не в самом фильме, а в ритуалах, – продолжаю я. – Должна признать, меня несколько нервирует жертвоприношение девственников. – Я читала об этом в интернете. Всех, кто никогда не ходил на «Рокки Хоррр», заставляют пережить какое-то публичное унижение. – Но ведь я и так наряжаюсь в костюм и собираюсь прилюдно тусоваться с компанией подростков в нижнем белье. Что может быть позорнее?
Брендан смеется и немного расслабляется.
– У тебя на все есть свое мнение.
Я напрягаюсь, внезапно встревожившись.
– Я… я не хотела обидеть планы Пейдж и все такое…
– Не волнуйся, – легко говорит он. Тревога рассеивается так же быстро, как пришла. – Это круто. То, что у тебя есть свое мнение. Мне нравится. – Он улыбается, и я обнаруживаю, что изучаю, как светлеет от этого его лицо – никогда не обращала внимания. – Только если речь не о том, как противен Блевотный Брендан, – добавляет он.
– Был противен, – торопливо поправляю его я. – Теперь нет. Совсем. – Я краснею, когда говорю это. Не знаю, почему.
– Напиши это на моем надгробии, – шутит он. Я смеюсь от облегчения: он разорвал то, другое, эмоциональное напряжение.
Брендан продолжает:
– К слову о подростках в нижнем белье…
– Вот это многообещающее начало, – вставляю я. Он ухмыляется.
– Ты скромно одета для «Рокки». Мне пришлось смотреть, как Грант рассекает в корсете и трусах, а моя собственная сестра – в опасно распахнутой рубашке. А ты стоишь тут во фраке.
– Это вечер Ханны, – искренне говорю я, игнорируя то, что он возможно хотел бы увидеть на мне меньше одежды. Его лицо ничего не выдает. – Не хочу перетягивать внимание.
– На то, какая ты сексуальная, надо полагать? – отвечает Брендан.
Я вскидываю брови.
– Так ты это признаешь!
Я не могу не заметить пронизывающего меня восторга, и не только потому, что поймала его.
Но Брендан невозмутимо пожимает плечами.
– Это объективный факт, Кэмерон, – легко говорит он.
Я ищу слова, но не нахожу. Заявление, что я объективно сексуальна, прозвучало бы чересчур лихо от кого угодно. Но мое недоверие удваивается от того, что Брендан говорит подобное так открыто, вместо того чтобы танцевать вокруг этой идеи, как в нашей переписке.
Прежде чем я придумываю ответ, дверь распахивается, и внутрь без стука входит высокий мужчина.
– Тысяча пятьсот сорок, Брендан? – говорит он. Должно быть, это их отец, догадываюсь я по титаническому росту и кудрявым каштановым волосам. Заметив меня, он уделяет мне один взгляд, но продолжает так, словно меня тут нет: – У тебя был высший балл по PSAT. Что случилось? – вопрошает он.
Я бросаю Брендану уважительный взгляд. Видимо, 1540 – это его балл по SAT, и он намного выше, чем у меня.
Но на лице Брендана читается поражение.
– Консультант по колледжам в Бомонте сказала, что этого определенно достаточно для МИТ, – говорит он.
– Мне все равно, для чего этого достаточно, – возражает его отец. – Я знаю, что ты способен получить высший балл. Ты продемонстрировал это на PSAT. Ты знаешь, сколько дополнительных стипендий можно заработать с тысячей шестьюстами. – Он идет к двери. – Сдашь экзамен повторно в декабре, – говорит он, взявшись за дверную ручку. В голосе ни тени сомнения.
Я изучаю бескомпромиссное выражение его лица. Отец Брендона определенно красив для своего возраста. Твердая линия подбородка, прямой и узкий нос. Это черты Брендана, прорисованные годами ответственности и заостренные намеком на жестокость. Это отличает отца от сына. Мне больше нравятся черты Брендана, более добрые и мягкие. Надеюсь, они такими и останутся.
– В этом семестре у меня большая нагрузка, – возражает Брендан. Я понимаю, о чем он умалчивает. Приближается конкурс компьютерных игр, и либо его отец об этом не знает, либо Брендану хватает ума об этом не упоминать. – Сейчас у меня нет времени готовиться.
– Было бы, не трать ты все время на компьютерные игры, – бросает в ответ его отец. – Если бы ты подготовился к тесту в первый раз, этого разговора не было бы. Попрощайся с гостьей, – он кивает на меня, не глядя, – и потрать вечер на работу над аналитическим чтением.
Брендан кивает. Не знаю, замечает ли его отец, как у него напрягается челюсть, словно он глотает отказ.
Голос мистера Розенфельда смягчается, самую малость.
– Я просто пытаюсь помочь тебе добиться всего, на что, я знаю, ты способен, – говорит он, словно это комплимент, и выходит из комнаты.