(Lozano)
[† В Бога, в Матерь, богоубивцы, кощунники богомерзкие, свиньи христопродажные! так-то нужно обращаться с добром Господа нашего? (исп., Лосано)]
Ventre de deus, mäe de deus, morte de deus, nojentos blasfemadores, porcos simoníacos, é este о modo de tratar las coisas de Nosso Senhor? (Lucchesi)
[† В Бога, в Матерь Божью, богоубивцы, кощунники богомерзкие, свиньи христопродажные, так-то нужно обращаться с добром Господа нашего? (португ., Луккези)]
Pelventre dedéu, maredédeudellops, perlamortededèu, blasfemadores fastigosos, porcos simoníacs, aquesta és manera de tractar les coses de nostre Senyor? (Arenas Noguera)
[† В Бога вашего, в Матерь, богоубивцы, кощунники богомерзкие, свиньи христопродажные, так-то нужно обращаться с добром Господа нашего? (катал., Ногера)]
Напротив, крайне сдержанным и деланно-стыдливым выказал себя немецкий переводчик:
Gottverfluchte Saubande, Lumpenpack, Hurenböcke, Himmelsakra, ist das die Art, wie mann mit den Dingen unseres Herrn umgehet? (Kroeber)
[† Про́клятое Богом стадо свиней, сброд отребья, козлы шлюхины, черт вас побери, разве так обращаются с добром Господа нашего? (нем., Кребер)]
Как видим, Кребер не «склоняет» ни Бога, ни Деву и оскорбляет крестоносцев, говоря, что они – свиньи, проклятые Богом, отребье, шлюхины козлы, и единственное псевдобогохульство, изрыгаемое Баудолино, – такое, которое только и мог бы произнести немец, даже самый разгневанный и грубый: Himmelsakra, т. е. букв. «Небо и Таинства». Для разъяренного пьемонтского крестьянина этого явно маловато.
В первой главе (на «Баудолиновом» языке) описывается осада Тортоны и то, как город был наконец взят, и самыми жестокими из всех оказались павийцы. Итальянский текст гласит:
et poi vedevo i derthonesi ke usivano tutti da la Città homini donne bambini et vetuli et si piangevano adosso mentre i alamanni li portavano via come se erano beeeccie о vero berbices et universa pecora et quelli di Papìa ke alé alé entravano a Turtona come matti con fasine et martelli et masse et piconi ke a loro sbattere giù una città dai fundament li faceva sborare.
[a после увидал я дертонских што выходили все из Города мужики бабы детишки старичишки плачучи да рыдаючи а аламанны ихъ погоняли аки овееечек али агнцев и всякъ скоть[115]* а папийские те ура ура вламывалися в Туртону аки бешаныя с батожьем с молотами дубинами да шелепугами знать для них город с землей сровнять все одно што в бабу кончить.]
Последнее выражение, конечно, простонародное и не вполне приличное, но достаточно распространенное. Жан-Ноэль Скифано, не колеблясь, передал его по-французски:
et puis je veoie li Derthonois ke sortoient toz de la Citet homes femes enfans et vielz et ploroient en lor nombril endementre que li alemans les emmenoient comme se fussent breeebies о oltrement dict des berbices et universa pecora et cil de Papiia ki ale ale entroient a Turtona com fols aveques fagots et masses et mails et pics qu’a eulx abatre une citet jouske dedens il fondacion les faisoient des chargier les coilles. (Schifano)
[† а после завидел я дертонских што выходили все с Града мужики бабы ребятишки и старики и рыдали во все глаза покуда алеманы их вели нибыто они овееечки али агнцы и всякъ скотъ а папийские те ура ура входили в Туртону ровно скаженныя с дрекольем молотами дубинами шелепугами видать им град разорить дотла – все одно што яйца разрядить. (фр., Скифано)]
Элена Лосано объяснила мне, что в ее распоряжении было равносильное выражение «испустить семя» (correrse), но в активном залоге оно означает «бегать» (correre), так что в этом контексте, где каждый мечется туда-сюда, возникла опасность утратить сексуальную коннотацию и внушить мысль о том, что павийцы, предвкушая разрушение города, стали носиться как угорелые. Поэтому она предпочла латинизм, не вводящий читателя в заблуждение:
et dende veia los derthonesi ke eixian todos da la Cibtat, homini donne ninnos et vetuli de los sos oios tan fuerternientre lorando et los alamanos ge los lleuauan como si fueran beejas o sea berbices et universa ovicula et aquellotros de Papia ke arre arre entrauan en Turtona como enaxenados con faxinas et martillos et mazas et picos ca a ellos derriuar una cibtat desde los fundamenta los fazia eiaculare. (Lozano)
[† а потом увидал я дертонских што выходили все из Града, мужики бабы ребятишки да старичишки и слезы лили во все глаза аламаны же их гнали будто они овеечки али агнцы и всякая скотина а другие папийские те ура ура входили в Туртону што твои бесноватыя с дрекольем молотами дубинами да кирками знать для них град с землей сровнять все одно што семя испустить. (исп., Лосано)]
Билл Уивер не рискнул обратиться к архаизмам и использовал то выражение, к которому прибегла бы дама из фильма Вуди Аллена. Мне кажется, Уивер оказался чересчур хорошо воспитан, так как в сленге он мог найти что-нибудь получше. Впрочем, возможно, другие выражения показались ему слишком современными или слишком американскими:
And then I saw the Dhertonesi who were all coming out of the city men women and children and oldsters too and they were becciee that is berbices and sheep everywhere and the people of Pavia who cheered and entered Turtona like lunnatics with faggots and hammers and clubs and picks because for them tearing down a city to the foundations was enough to make them come. (Weaver)
[† И тогда я увидел дертонцев как все они выходят из города мужчины женщины и дети да и старцы и рыдали покуда аламаны гнали их что твоих овеечек, агнцев и скот повсюду а люди из Павии кричали ура и входили в Туртону как бесноватые с хворостом и молотами и дубинами и кирками ведь для них град снести – все одно что кончить. (англ., Уивер)]
Самым стыдливым оказался, как всегда, Буркхарт Кребер:
und dann sah ich die Tortonesen die aus der stadt herauskamen männer frauen kinder und greise und alle weinten und klagten indes die alemannen sie wegfürten als wärens schafe und anders schlachtvieh und die aus Pavia schrien Alé Alé und stürmten nach Tortona hinein mit äxten und hämmern und keulen und piken denn eine stadt dem erdbogen gleichzumachen daz war ihnen eine grôsze lust. (Kroeber)
[† а потом увидал я тортонских выходивших из города мужчины женщины дети старцы и все рыдали да плакали пока алеманны уводили их словно овец или другой скот на убой а павийские те кричали ура ура и врывались в Тортону с топорами и молотами и дубинами и кирками ведь для них град с землей сровнять было знатной потехой. (нем., Кребер)]
Eine grôsze lust даже если прочесть это как архаическое выражение, оно все равно будет означать самое большее «знатная потеха». Возможно, оно все же выражает то почти сексуальное ликование, с которым павийцы разрушали город; но как бы то ни было, немец не сказал бы больше.
* * *И в остальном тексте, написанном уже на современном итальянском, Баудолино и его сограждане часто прибегают к словечкам и выражениям на своем родном диалекте. Я прекрасно понимал, что это оценят лишь те, для кого этот диалект – родной, но полагался на то, что даже читатели, которым пьемонтский диалект чужд, все же смогут уловить некий стиль, диалектные интонации (как может сделать, например, ломбардец, слушая такого неаполитанского комика, как Тройси) {♦ 66}. На всякий случай (следуя типичной привычке людей, говорящих на диалекте, сопровождать местное выражение переводом на итальянский, если нужно донести его смысл) я дал, так сказать, переводы темных выражений. Серьезный вызов для переводчиков! Ведь если они хотели сохранить эту игру между диалектным выражением и его переводом, им пришлось бы найти соответствующее диалектное выражение, но в таком случае они лишили бы язык Баудолино его паданской окраски. Таковы случаи, в которых утрата неизбежна – если, конечно, не прибегать к акробатическим трюкам.
Вот отрывок из 13-й главы, куда я вставил (итальянизировав его, но и это тоже привычка человека, говорящего на диалекте) выражение squatagnè cmé n’babi («раздавит, как жабу»), весьма точно воспроизводящее ситуацию, поскольку имеется в виду тот случай, когда жабу давят ногой, оставляя от нее лишь плоский силуэт, который потом под лучами солнца засыхает и коробится, как древесный лист:
Si, ma poi arriva il Barbarossa e vi squatagna come un babio, ovverosia vi spiaccia come un rospo.
[«Ho вдруг нагрянет, не ровен час, Барбаросса? И размозжит вас, как жаб? Оставит мокрое место?»[116]*]
Некоторые переводчики отказались от мысли передать игру диалектного выражения с его итальянским переводом и попросту использовали какое-то одно простонародное выражение на своем языке, ограничившись верной передачей смысла действия:
Sii, però després arribarà Barba-roja i us esclafarà com si res. (Noguera)
[†