КАНТ. Вы правы…
СПИНОЗА. Да, он прав, господин профессор!
КАНТ. Пожалуйста, продолжайте протокол, господин Спиноза.
СОКРАТ. Господин профессор, я все-таки прошу слова.
Кант одобрительно кивает.
СОКРАТ (встает, откашливается). Господа, я должен вам сказать – так просто не может дальше продолжаться с людьми. Что-то должно произойти! Вам трудно себе представить, как сегодня живут на Земле. Вера почти мертва – всякая вера. Сегодня больше не верят даже политической пропаганде. Никто не верит другим, никто не верит самому себе. И прежде всего – никто не верит в идею!
КАНТ (вполголоса). Идеи только направляют.
СПИНОЗА (вполголоса). Первая идея – это Бог.
СОКРАТ. Не будем спорить о словах, не будем спорить о понятиях. Ведь вы же прекрасно знаете, что я имею в виду: вопрос, великий вопрос – бытие человека! Все поставлено на карту! Две мировые войны полностью разрушили мораль.
СПИНОЗА. Господин профессор, он не ошибается. Задумайтесь о последствиях. Массы не верят больше ни во что. А те немногие, которые знают, что делать, или думают, что знают, имеют теперь полную свободу действий. И они употребляют ее во зло, они дурачат людей, ведут их по ложному пути!
КАНТ. Хорошо, но что нам делать?
СОКРАТ. Помочь людям! Кто-то из нас должен сойти туда, вниз…
КАНТ. Вы оптимист! Хотите какого-нибудь мудреца туда послать?
СПИНОЗА. Его засмеют.
КАНТ. Или провидца, пророка?
Сократ пожимает плечами.
СПИНОЗА. Его запрут в сумасшедший дом. Вы плохо знаете сегодняшних людей. Сегодня – пророка! О чем вы думаете? Пророка сочтут за галлюцинацию! Не забывайте этого, Сократ!
КАНТ. Я же вам говорю – ни мудреца, ни настоящего философа в вашем, классическом смысле этого слова сегодня никто не будет слушать. Их просто не примут всерьез.
СПИНОЗА. Сократ, уверяю вас… у меня есть сведения: не верят вообще никому, ни в чем. Философ бы там пропал. Одиноки – Боже мой! – мы были в сущности когда-то все. Но сейчас… Не забывайте: правда – это то, чему меньше всего сегодня верят, это самое для них неправдоподобное. И того, кто ее выскажет, сочтут несовременным, его речи ни на кого не подействуют.
СОКРАТ. Так что же вы хотите делать?
КАНТ. Это надо по-настоящему серьезно обдумать. Что-то должно произойти. Но с чего нам начать? Как донести до людей правду? Ну, что ли, возбудить у них аппетит к правде?
СПИНОЗА. Как я понимаю, господин профессор, коллеги нашего цеха там, внизу, тратят немало усилий, чтобы разобраться, например, с материализмом. И, поверьте мне, они его и сегодня не одолели.
КАНТ. Какой же вы все-таки обозначаете год – там, внизу?
СПИНОЗА. 1946-й, как мне было сказано.
КАНТ. Скандал! Но вы всё сделали?
СОКРАТ. Мы посылали туда все, что было в нашем распоряжении, мы влияли на учебные кафедры. И мы помогали авторам серьезных работ.
КАНТ. Как? Вы их вдохновляли?
СОКРАТ. Конечно.
КАНТ. Вот это мне не по душе.
СПИНОЗА (недовольно). Сократ, я же вас просил при Канте молчать об этом. Вы ведь знаете, он писал о духовидцах и обо всем таком, он этого не любит.
СОКРАТ. Что делать? Мне жаль было людей.
КАНТ. Но я все-таки признаю, что вы это делали из добрых намерений.
СОКРАТ. …И, если вы ничего не имеете против, я действительно знаю выход.
СПИНОЗА. И что это..?
СОКРАТ. Не смейтесь надо мной, но я говорил с моими современниками…
КАНТ. Вашими земляками?
СОКРАТ. Конечно.
КАНТ. И что?
СПИНОЗА. Чего вы стесняетесь?
СОКРАТ (смущенно). Речь идет об авторах древнегреческих трагедий.
КАНТ. И что?
СОКРАТ. Они сказали, что есть один-единственный выход…
КАНТ. Какой же?
СПИНОЗА. Да говорите же, не стесняйтесь!
СОКРАТ (подчеркнуто). Искусство! Они сказали, что только искусство может повлиять на людей там, внизу?
КАНТ. Не лишено интереса! Идея не-плоха!
СОКРАТ (воодушевляясь). Я сначала не хотел об этом говорить. Но ведь действительно, нет другого выхода, теперь я в этом убежден.
СПИНОЗА. Искусство – значит фантазии, мифы, поэмы, но отнюдь не истина… Разве мы можем участвовать в чем-то подобном?
КАНТ. Смешное возражение – не обижайтесь! То нереальное, которое искусство преподносит людям, подчас бывает ближе к истине, чем их человеческая реальность.
СПИНОЗА. Хорошо, но это приведет к вседозволенности.
СОКРАТ. Опыт истории опровергнет ваши сомнения, Барух.
КАНТ. Безусловно. Но дело в другом: как вы себе это представляете практически, Сократ? Самим нам тут устраивать театр, или вдохновить каких-нибудь драматургов, или еще черт знает что?
СПИНОЗА. Господин профессор прав. Не можем же мы тут стать артистами и что-то представлять!
СОКРАТ. Но как иначе говорить с ними? Только конкретные образы действенны.
СПИНОЗА. Прекрасно, но мы же будем смешны!
КАНТ. И кроме всего прочего мы на такое… (тихо, значительно) не получим разрешения.
СОКРАТ. Стоп! Это уже будет моя забота. Есть и другие – не-люди становятся людьми, чтобы помогать людям.
КАНТ. Повторяю – на это не будет согласия, вот увидите!
СОКРАТ. Но поймите же меня правильно, господин профессор! Я вначале и не думал ни о каких театральных представлениях, я полагал только, что людям нужно показать что-то такое из их собственной жизни, чтобы они сами почувствовали правду.
СПИНОЗА. Он имеет в виду просто картину из их жизни.
КАНТ. Реальную или хотя бы возможную в реальности, то есть правдоподобную историю? И к тому же с соответствующей моралью?
СОКРАТ. Конечно, с моралью. Но так, мимоходом.
СПИНОЗА. Неплохая мысль. Но при чем тут мы? Что мы сможем делать?
СОКРАТ. Комментировать!
КАНТ (после некоторого раздумья). И вы знаете подходящую историю?
СОКРАТ (сияя). Все уже готово, господин профессор!
КАНТ. И комментарий?
СОКРАТ. Будем давать его по ходу действия.
СПИНОЗА (внезапно покачав головой). На людей это не подействует. Знаете, что они скажут? Что здесь нарушено единство места и времени.
КАНТ. Извините, но это просто смешно. С точки зрения нашего существования в вечности единство места и времени уже не проблема, не так ли?
СПИНОЗА. Ну, тогда еще одно: мы для этого вдохновим фантазию какого-нибудь писателя или примем участие в старой постановке?
СОКРАТ. Гораздо проще. Наша пропаганда будет основана на фактах, на чистых фактах! И наши разговоры, которые мы здесь ведем, тоже будут обнародованы, и именно в театре.
КАНТ. Как это прикажете понимать?
СОКРАТ. Мы просто разыграем наш протокол на какой-нибудь земной сцене.
КАНТ. Что же, все, сказанное выше, и все, что нам еще придется сказать, превратится в спектакль, который вы намерены показать?
СОКРАТ. Да, именно это я имею в виду. Барух, как начинается протокол?
СПИНОЗА (читает). «Секретарь – Бенедикт де Спиноза; Сократ. И точное время тоже надо указать; Кант. Стоп! Я протестую!». И так далее, и так далее…
СОКРАТ. Прекрасно! Тогда все, что здесь говорилось до сих пор, войдет в постановку. (Торжественно.) И мы – сейчас – просто включаемся в спектакль «Синхронизация в Биркенвальде» на сцене театра в…
СПИНОЗА. Не годится! Там говорят по-немецки.
СОКРАТ. Ну и что?
КАНТ. Бенедикт, не забывайте, что здесь мы общаемся с помощью не слов, а мыслей.
СОКРАТ. А мысли понимает каждый. И то, о чем мы сейчас размышляем, должно дойти до каждого как на его родном языке…
КАНТ. …Потому что это – правда.
СПИНОЗА. Понимаю…
СОКРАТ. Итак, можно начинать!
СПИНОЗА (по-детски радостно, возбужденно). Занавес!
КАНТ. Не забывайте, Бенедикт: мы все время на сцене, и занавес поднят. И все это время на нас смотрят и нас слушают.
СОКРАТ. Или вы все еще не уловили ситуацию, Барух?
СПИНОЗА (немного растерянно). Как, уже?
СОКРАТ. Все еще не понимаете? Да мы попросту притворились, будто какой-то писатель использовал наши образы, а нас будто бы изображают артисты. (Смеясь.) Ни один человек не заподозрит, что мы, так сказать, обратились в артистов и воспользовались именем автора – неплохо, да? А публика и вовсе обманута: мы заставили ее играть роль зрителей. И вот увидите: они не догадываются, что они играют, а мы – настоящие и то, что здесь разыгрывается, тоже – настоящее.
КАНТ. Нет, серьезно, Сократ, что вы задумали? Что за пьеса?
СОКРАТ. Я хочу представить людям картину ада и показать им, что и в аду человек может остаться человеком. Примерно так, как мы здесь, на небесах, – или как там называют это те, внизу, – каким-то образом остались людьми. Разве нет?
КАНТ. Безусловно, безусловно! Слава Богу!
СПИНОЗА. Слава Богу!
СОКРАТ (тихо, Канту). И это называется – атеист…
КАНТ (усмехаясь). Итак? Я готов, Сократ!
СОКРАТ (обращаясь вверх). Прошу, занавес между вечностью и временем!
Средний занавес поднимается. В полумраке виден запущенный, грязный барак концлагеря. Примерно в середине маленькая железная печка. Правая часть барака не видна, слева – входная дверь. Перед ней, еще левее небольшая площадка. Весь левый угол сцены ограждает колючая проволока, тянущаяся вокруг всего барака. Прямо перед зрителями – нары, слегка покрытые соломой, на них, лежа или сидя, расположились заключенные.
СПИНОЗА. Где мы?
СОКРАТ. В концлагере Биркенвальд.
КАНТ (скорее про себя). Жутковато…
КАПО (входя с группой заключенных, хрипло, привычно повелительным тоном). Значит, вот – блок 6, барак 9.
ФРАНЦ. Быстрей, Карл, нам бы занять местечко у печки!
КАРЛ (хромая). Подожди, я не могу так быстро. Левая нога…
ФРАНЦ. Обопрись!
КАРЛ (опираясь). Вот, хорошо, так дело пойдет.
Другие тоже ищут места и постепенно располагаются; капо уходит.