Сколько лет я жил только для себя…
– Да.
– Я с этим не согласна.
– Согласна ты или нет, не важно. Решение принимать мне.
– А твоя сестра? Ты позволишь ей и дальше встречаться с Джереми? Но если ничего не предпринять, они останутся вместе. Если ничего не предпринять, он и дальше будет ломать жизнь людям вроде Келлен и Холидей. Джереми – больной ублюдок, и его место за решеткой.
При одном лишь упоминании его имени у меня каменеет подбородок. Первым делом я планирую разоблачить сукиного сына перед сестрой.
– Как же я отступлю, если программа может спасти сотни ребят?
Она поджимает губы, сдерживая слезы, но рот дрожит, и эта дрожь отдается вибрацией во мне. Моя собственная печаль камнем тянет сердце вниз.
– А мы? – спрашивает Элль. – Что будет с нами?
У меня перехватило горло. Я прокашливаюсь. Она мечтала, что мы будем вместе, и нарисовала такое прекрасное будущее, что смягчилась даже моя окаменевшая часть души. Мечты, какая глупость. У меня не было ни малейшего шанса.
– Твой отец сказал, что после выборов мы снова сможем встречаться. Не в открытую, частным образом. А если сделаем все, что они говорят, он подумает о том, чтобы позволить нам видеться, ни от кого не прячась.
– Подумает? Что значит «подумает»? С какой стати кто-то будет решать, быть или не быть нам вместе? Это касается только нас двоих, тебя и меня.
Ей больно, мне больно. Я сжимаю и разжимаю кулаки.
– Мы в ловушке. Я с самого начала говорил тебе, что мы в ловушке. Нас поставили в такое положение, что мы не можем принимать решения, касающиеся нас самих. Мы – марионетки, вообразившие на несколько секунд, что им обрезали нити.
– Потому что ты сам позволяешь им указывать, что тебе делать!
– У нас два варианта – и оба плохие! Какой выбрать? Чью жизнь мне сломать? Твою? Мою? Решать мне. Заявлю, что невиновен, потеряю тебя, потому что твой отец не позволит нам видеться. Я выбираю другой вариант: спасти ребят, таких, как я, и остаться с тобой.
В глазах жжет, и я с проклятием отворачиваюсь. Смотрю в окно на беседку. Я со своими мечтами расстался, но еще есть шанс помочь Элль с ее, и, может быть, этого хватит, чтобы двигаться дальше. Работать на стройке, приколачивать дранку двадцать четыре часа в сутки, в жару и холод. Может быть, я выиграю для себя еще несколько месяцев с Элль. Может быть, будут спасены еще несколько тысяч жизней таких же, как я, ребят, которые действительно начнут с чистого листа свой путь в лучшее будущее. Может быть, Элль получит все, что хочет, и даже больше.
– Если я промолчу, твой отец разрешит тебе записаться на курс программирования в школе и даст разрешение на стажировку. – Я сразу, как только губернатор заговорил, понял, что его будущее в моих руках. Сделать что-то для себя у меня бы не получилось, но я без проблем использовал имеющийся рычаг для того, чтобы помочь той, кого любим мы оба, – его дочери.
– Почему? – шепчет она.
Потому что я люблю тебя.
– Ты – не пустое место. Твоя жизнь и твое будущее так же важны, как и мои. Так же важны, как и любого человека. То, что ты предлагаешь, неправильно.
Да, неправильно, но вариантов только два, и хорошего среди них нет.
Слезы катятся по ее щекам, и мое сердце обливается кровью. Хочу обнять ее. Прижать к себе. Сказать, что все будет хорошо. Но молчу, потому что знаю – хорошо не будет.
– Я обещал твоему отцу, что поговорю с тобой и уйду. Увидимся после выборов.
Элль закрывает лицо руками, а я закрываю глаза – думал, что никогда больше никому не причиню боль. Она хватает вдруг стакан с лимонадом, швыряет, и осколки стекла летят на пол, а лимонад стекает по стене.
– Он ошибается, и ты тоже.
Да, но, как ни крути, я сам был не прав. Стоящая у гаража машина подает гудок. Мое время истекло. Таков был уговор. Теперь водитель отвезет меня домой, в другой конец города.
– Если не забудешь, увидимся в ноябре. В противном случае… хочу, чтобы знала – я тебя любил.
Разбив оба наших сердца, я ухожу.
Эллисон
– И когда же ты перестал заботиться о тех, кто лишен голоса? – Я врываюсь в папин кабинет, не обращая внимания на собравшуюся там компанию. – Ты же постоянно внушал мне, что мы – особенные и наш долг – помогать нуждающимся. Когда ты изменился? Или просто лгал мне всю жизнь?
За столом папы нет, папа сидит на нем и при моем появлении едва поднимает брови.
– Не собираюсь с тобой спорить, пока не успокоишься. Последние двадцать четыре часа были трудными в эмоциональном плане для нас всех, а потому нужно взять паузу, восстановить самообладание и обсудить проблемы, когда мы все сможем рассуждать здраво.
– То есть ты признаешь, что принял эмоциональное решение? Что был не прав, предложив Дриксу отказаться от планов на будущее, поскольку испугался того, что может случиться с тобой самим?
Отец встает, идет прямо ко мне, хватает за руку, выталкивает в коридор и, выйдя следом, закрывает за собой дверь. Мое сердце бьется часто-часто и запинается, когда он нависает надо мной, сжимая мою руку так, что пальцы впиваются в кожу, а сама я теряю дар речи.
– Ты моя дочь, тебе больно, и мне жаль тебя, но не смей обращаться со мной непочтительно в присутствии других людей, понятно?
Никогда мой отец не обращался так со мной.
Он трясет меня:
– Я спрашиваю, понятно?
Киваю, потому что лишилась дара речи.
Он разжимает пальцы и кладет руку мне на плечо и пожимает. Не больно, легонько, как делал миллионы раз, напоминая, что любит меня. Такой быстрый переход от гнева к любви сбивает с толку, и голова идет кругом.
– Ты должна принять выбор Хендрикса. Он понимает, что лучше, и тебе тоже нужно это понять.
– Ты отпускаешь Дрикса вместо того, чтобы защитить его.
– Почему ты не желаешь увидеть, что я помогаю всем, кого занесло в канал «школа – тюрьма»? Если случай с Хендриксом дойдет до репортеров, программа сгорит, это я гарантирую. Иногда для большой победы приходится приносить жертвы. Хендрикс сам согласился стать такой жертвой. Он понимает, что потеря одного ради спасения многих – цена высокая, но достойная.
Я дергаю плечом, сбрасываю его руку и отступаю на шаг.
– Легко говорить, когда жертву приносишь не ты.
– Я свою цену заплатил. И чтобы попасть туда, где нахожусь сейчас, жертв принес немало. Хендрикс – парень сообразительный, находчивый. У него в жизни все получится. Если бы я так не думал, то и обращаться с просьбой к нему бы не стал. Потом, через несколько месяцев или лет, я помогу ему.
Смотрю на отца и как будто вижу его по-новому, другими глазами. Поможет ли он Дриксу? Мой прежний папа помог бы, но, похоже, его придумала я сама.
– Ты был моим героем.
Я не жду ответа – поворачиваюсь и ухожу.
Однажды, в детстве, я потеряла родителей во время фестиваля. Увидела красивую мягкую игрушку и пошла в одну сторону, а папа с мамой, не заметив, что я отстала, в другую. Целую минуту я радовалась, но потом подняла голову, чтобы спросить у папы, можем ли мы ее купить, а папы не было. В тот момент я испытала сильнейший страх. Потерялась.
Что-то похожее на ту давящую душу и сводящую с ума истерию я испытываю сейчас. Я дома, в своих стенах, но чувствую себя заблудившейся. Сворачиваю за угол, к лестнице, но в животе крутит так, что голова раскалывается. Генри. Мне нужен Генри, но его нет. И связаться с ним я не могу, пока он не свяжется со мной. Мне нужен мой кузен, мой единственный друг и союзник, а он уехал.
Я одна, и мне плохо.
– Элль.
Уже положив руку на перила, я оглядываюсь и вижу, как из столовой выскальзывает Синтия. В руке у нее флешка. Синтия протягивает ее мне, но при этом так стреляет глазами то влево, то вправо, так нервничает, как будто передает бомбу.
– Возьми.
– Что это?
– Копия файла Хендрикса.
Я удивленно моргаю и тоже оглядываюсь – не наблюдает ли за мной кто-то.
– И что?
Дрожащей рукой Синтия отбрасывает со лба прядку волос.
– Об этом никто не знает. Твой отец будет жутко зол, но я провела с Хендриксом немало времени и убедилась, что он хороший парень и заслуживает лучшего.
Я согласна, но мой отец нет.
– И что мне с этим делать?
– Не знаю. Может быть, ты отдашь ее Хендриксу. Убедишь его передумать.
Убедить его вряд ли получится, но я беру флешку, потому что понимаю, чего этот подарок может стоить ей.
– Спасибо.
– Это не все, – говорит она, чем застает меня врасплох.
– Что-то еще?
– Это касается тебя. – Синтия вздыхает, вертит в руке сотовый. – Те снимки и информация насчет тебя и Эндрю. Я знаю, кто их слил.
Наконец-то. Может, и поздно уже, но это победа, которая так нужна.
– Кто?
Синтия покусывает нижнюю губу, потом смотрит мне в глаза.
– Я. Я передала репортерам фотографии и прочую информацию, а сделала это по указке твоих родителей. Они знали, что вы с Эндрю будете пользоваться популярностью у газетчиков и телевизионщиков, а значит, привлечете голоса молодежи. Все было подстроено, и Эндрю знал с самого начала. Так что здесь пострадал не один только Хендрикс. Ты тоже заслуживаешь лучшего. Много, много лучшего.
Хендрикс
По моей просьбе водитель останавливается и высаживает меня у того самого магазина, в ограблении которого меня обвиняли. Поэтично. Как тексты Эминема. По-живому, до крови, прямо под дых.
Тротуар дышит жаром, добавляя духоты знойному летнему вечеру. Район накрыла тьма. Вытянувшиеся ряд за рядом обветшалые дома вызывают ощущение безнадежности. Вход для неудачников и обреченных.
Мой дом словно маяк на Мертвом море. Свет в гараже и гостиной. Семья в гараже – Эксл, Доминик, Келлен и последнее прибавление, Маркус. Громкий смех катится по дорожке и эхом улетает в ночь. Команда почти в полном составе. Но в том-то и дело, что почти. После того что я потерял сегодня, этого уже мало.
За шторкой в гостиной мелькает тень, и я, вместо того чтобы идти туда, где жизнь легка, направляюсь к передней двери. Тор встречает меня так, как умеют только собаки. С абсолютно бескорыстной любовью. Почесываю его за ушами, но на мяч, брошенный им к моим ногам, внимания уже не обращаю.