– К сожалению, он чудовищно невоспитанный, – сказала женщина и взяла пса на поводок.
– Такой симпатичный, – ответила я.
– Слышишь, Бустер, псина несчастная?
Она говорила добродушно, и пес ответил радостным лаем.
– Что это за порода?
– Английский мастиф. Лучшей декоративной собачки не найти.
Женщина посмотрела на меня, прищурив глаза.
– А что привело вас сюда? Нечасто сейчас кого-нибудь встретишь тут, в «Страндгордене».
Я огляделась по сторонам:
– Я здесь как-то отдыхала. Давным-давно. Проезжала мимо, стало интересно посмотреть, как тут все, – по-прежнему или нет.
– Боюсь, что нет, – произнесла женщина и развела руками. Потом засмеялась и протянула мне ладонь. – Чуть не забыла. Меня зовут Элле-Марья. Мы живем чуть дальше, по ту сторону холма. Прожили здесь больше сорока лет, а Бустер восемь.
– Стелла, – представилась я, и мы пожали друг другу руки. – Здесь раньше была настоящая идиллия. Везде росли цветы. Всех оттенков, в ящиках и на клумбах, а кусты и деревья были так заботливо ухожены.
– Когда вы были здесь?
– В девяносто четвертом. В августе.
– Какой позор, что все это брошено на произвол судьбы. В те времена база отдыха была ухоженным местечком. И очень популярным. Летом приезжало множество отдыхающих.
– Почему никто ею теперь не занимается? – спросила я. – Эта земля наверняка стоит целое состояние.
– Многие строительные фирмы тут ходили кругами, как коты вокруг сметаны. Желающих строить и эксплуатировать хоть отбавляй. Но все так и стоит, год за годом.
– Как это получилось?
– Подождите-ка, вы говорите, что были тут в девяносто четвертом?
Я шла вместе с Элле-Марьей вдоль берега и слушала ее рассказ. Солнце стояло высоко, море ослепительно блестело. Бустера снова отпустили с поводка. Он бежал впереди, роясь среди веток и бревен, выброшенных на берег.
– С годами память изменяет человеку, это вы наверняка знаете, – говорила Элле-Марья. – Но есть такое, что не забывается. В то лето тут утонула маленькая девочка. Семейство приехало сюда отдыхать. Бедные родители уехали домой без дочки. Ужасная трагедия. Для Лундина это был страшный удар. Он владел базой отдыха и почти все тут делал сам. Это было его детище. Вскоре после этого случая он умер. Совершенно внезапно. Теперь всем владеет его дочь. Но она ничего с этим хозяйством не делает. С тех пор сюда никто не приезжает.
Мы шли вдоль пляжа, мимо главного здания, мимо площадки для мини-гольфа. Элле-Марья неодобрительно фыркнула, рассказывая дальше:
– В тот год она на некоторое время переехала сюда, а потом снова исчезла. У нее на руках был маленький ребенок – наверное, трудно было заниматься таким хозяйством самой.
Мы дошли до конца песчаного пляжа. Вдали, оглушительно крича, парили в воздухе несколько чаек, и Бустер бросился вперед, чтобы посмотреть на них.
– Мы уже пришли? – спросила я. – В прошлый раз мне казалось, что пляж тянется бесконечно.
– Память часто играет с нами злые шутки, – ответила Элле-Марья. – С годами становится все хуже и хуже. Доживете до моих лет – сами увидите.
Мы двинулись дальше по узкой тропинке среди высокой травы, растущей на каменистом берегу. Помню, мы называли это место Тропой забот.
– Эту тропинку я точно помню, – сказала я. – Здесь были места для медитации.
Мы остановились у круга, сложенного из больших булыжников. В центре лежала кучка маленьких острых камешков. Рядом с кругом на покосившемся шесте висела табличка. Элле-Марья подалась вперед, сложила руки за спиной и прищурилась.
– У кого глаза получше, тот может прочитать, что тут написано. Я ничегошеньки не вижу. И не помню, что там было.
Она постучала себя пальцами по лбу и засмеялась.
– Круг забот, – произнесла я.
Я вхожу в круг. Беру острый камень и тру в ладонях. Думаю о том, что тревожит меня, о заботах, которые гнетут меня. Я избавляюсь от них, выбрасывая камень за пределы круга. Делаю это с большой серьезностью и ощущаю, как на душе полегчало. Обернувшись, я вижу ухмыляющееся лицо Даниэля.
– Мне, наверное, следовало выкинуть из круга тебя, Стелла. От тебя одни проблемы с самого первого дня, как я повстречал тебя.
Я погналась за ним, и мы с радостными криками понеслись по тропинке. Мы смеялись и обнимались, целовались, стоя в высокой траве, не подозревая, что наше счастье в одно мгновение будет разбито.
Я стою в кругу. Беру камень и тру его в ладонях. Швыряю его как можно дальше. Не испытываю никакого облегчения. Лишь бездонную тоску. Я падаю на колени, кричу и плачу, пока не приходит Даниэль и не уносит меня оттуда.
Я вздрогнула, почувствовав на своей руке ладонь Элле-Марьи. Она сжала мои пальцы, потом взяла меня под руку, и мы пошли дальше.
Теперь тропинка взбиралась на крутой холм. Внизу под нами наискосок шла гравиевая дорожка. Здесь мы стали прощаться. Элле-Марья и Бустер пойдут домой по дороге – так короче.
– Иначе Бустер может закапризничать, – сказала она. – Он чувствует, когда уровень сахара в крови падает.
– Я все про это знаю, – кивнула я. – У меня муж такой же.
Элле-Марья засмеялась, и мы обнялись на прощание. Я отправилась дальше вверх по склону. Поднялась на скалистую площадку и увидела слева несколько деревьев. За ними, едва различимое, стояло еще одно здание.
Я пошла в другую сторону, к обрыву над морем. В прошлый раз я здесь не была: сюда нельзя было подняться с коляской. Отсюда открывался бескрайний вид на море. Скала почти отвесно уходила в воду. Подойдя ближе, я заглянула за край обрыва. Далеко внизу волны бились о большие камни.
Возле кустов чуть в стороне стояла маленькая каменная косуля. Казалось, она в любой момент была готова пуститься наутек. Однако она навсегда останется здесь. Я села рядом с ней и устремила взгляд на море.
– Правда тут чудесно?
Лежа на подстилке рядом со мной, Юханна потянулась, как кошечка.
Я жмурилась от солнца.
– Да, классно.
– Я же тебе говорила. Хватит сидеть взаперти.
Суббота, пикник в Тантулундене. Здорово, что Юханна уговорила меня пойти. Перестать думать, попытаться забить на все. Я решила хоть немного восстановить тот круг общения, который у меня был до смерти папы.
Я снова открыла глаза, когда Юханна сказала, что пришел Аксель. Она помахала своему бойфренду, встала и подошла к нему. Они обнялись и поцеловались.
Моя жизнь могла бы стать как в кино. Веселый фильм про студентов, с хихиканьем и девичниками. Если бы я решилась взять от жизни больше. Если бы в ней было побольше романтики. Юханна, Сюзи и Марьям охотно делятся со мной, рассказывая, что они делали, что они видели и слышали. И каждый раз я убеждаюсь, что я чудовищно неопытна. Несколько раз целовалась с парнями. И больше ничего. С этим пора что-то делать. На вечеринке первокурсников этой весной я чуть было не рассталась с невинностью. Я выпила больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. На мне было узкое черное платье. Меня уломали, чтобы я его надела. Весь вечер я одергивала подол, пока выпитое не заставило меня забыть о приличиях. Но я не упустила из виду ни одного взгляда, которые приковывало ко мне это платье. И по мере того, как я хмелела, эти взгляды, признаюсь, интересовали меня все больше.
Каждый раз, вспоминая тот вечер, я чувствую, как щекочет в животе. И сейчас то же самое. Фредрик вытащил меня на танцпол. Его руки у меня на талии. Его руки у меня на бедрах. Его руки у меня на попе. Я прижалась к нему и почувствовала, что он готов. Схватив меня за руку, он потащил меня за собой в пустой коридор. Целовал меня в шею, в ухо – то самое, остроконечное, из-за которого у меня до сих пор комплексы, ласкал мое тело. Знала бы мама!
Его пальцы уже забрались ко мне под платье, когда один из его дружков позвал его. Он попросил меня подождать и ушел. Моя ошибка заключалась в том, что я начала думать. Мысль о маме все испортила, и я уехала домой.
Приподнявшись на подстилке, я заметила, что почти вся наша группа здесь. Кто-то играл в бейсбол, кто-то просто сидел и болтал. Один парень бренчал на гитаре.
Фредрик тоже был здесь. Он сидел в нескольких метрах от меня с бутылкой пива в руке. Когда он отошел от группки парней, с которыми разговаривал, я собралась с духом и помахала ему рукой.
– Привет!
Он посмотрел на меня с улыбкой.
– Привет, Белла!
– Как дела? – спросила я.
– Хорошо. А ты как?
Он сел рядом со мной и открыл новую бутылку.
– Не думал, что тебя здесь встречу, – сказал он. – Хочешь пива?
Я отхлебнула глоток, стараясь не морщиться. Протянула бутылку обратно. Фредрик взял ее и откинулся на подстилке. Через пару минут я тоже легла.
– Хорошо провел лето?
Мне самой было слышно, что я говорю, как моя мама, – сухо и вежливо.
– Работал на фирме у отца, – ответил он. – Съездил в Берлин, потом в Сен-Тропе. А ты?
– А я все каникулы проработала.
Очень интересная девушка. Интереснее не сыщешь.
– Дома в Даларне?
– Нет, в супермаркете в Веллингбю.
– Не видел тебя ни на одной вечеринке.
В ответ я пожала плечами.
– Я не могла прийти.
– Жаль.
Он снова протянул мне бутылку. Строго говоря, мне не хотелось пива, но так приятно было лежать вот так. Пить одну бутылку пива на двоих и делать вид, что я что-то для него значу.
– Ты скучаешь по Бурленге?
Какое-то время я обдумывала его вопрос.
– Нет, – ответила я наконец. – Возможно, иногда. Смешанное чувство. Летом больше всего. Стокгольм, конечно, хорош и в это время, но дома уютнее.
– Да ты что? Что может быть прекраснее белых ночей в шхерах? А все эти летние кафешки? Сидеть в Королевском саду с мороженым или в парке с пивом, прохаживаться по Юргордену.
– Прохаживаться? – поддразнила я. – Ты что, пенсионер?
Он ткнул меня в бок. Я засмеялась.
– Не забудь поездки в набитом метро с потными пассажирами, – напомнила я. – Уткнувшись носом в чью-то подмышку. Фу!