У тебя была послеродовая депрессия?
Может быть, произошел несчастный случай, о котором ты не решаешься рассказать?
Ты можешь рассказать нам обо всем. Мы поймем, если что-то произошло.
Тайное всегда становится явным. Тебе лучше рассказать все, как есть. Признайся, что произошло на самом деле.
Что ты сделала со своим ребенком?
Суровый взгляд, полный недоверия. Формально мне не сообщили, что меня подозревают, но меня подозревали. Свен Нильссон прервал допрос и пояснил, что у них нет никаких оснований задерживать меня. Он разговаривал с женщиной, которая подтвердила мои слова. Она видела, как я укачивала Алису в коляске под деревьями. А вскоре после этого видела меня на пляже.
Я достала из сумки ноутбук, ищу полицейское отделение Оскарсхамна. Свен Нильссон должен быть давным-давно на пенсии. Понятия не имею, как ведется полицейская работа и архивация документов, но ведь где-то хранятся материалы старых расследований? Стоит рискнуть.
Выходя из дверей главного входа, я потянула онемевшую спину. Потом позвонила в полицию, и меня соединили с отделением в Оскарсхамне. Я размышляла о том, что скажу, и уже готова была положить трубку, когда мне ответил женский голос.
Слова рвались из меня потоком. Август девяносто четвертого, приехали из Стокгольма отдохнуть, похищенная девочка, ей был всего годик, полиция, старое расследование, дело закрыто, само собой, Свен Нильссон, Пер Гуннарссон…
– Пер Гуннарссон? Он ушел домой.
Молчание на том конце провода.
– Алло? – выкрикнула я, думая, что она положила трубку.
– Подождите, вам повезло, он еще здесь. Я вас сейчас соединю. Не вешайте трубку.
– Алло, Пер Гуннарссон слушает.
За эти годы его голос огрубел, однако я сразу узнаю его.
– Меня зовут Стелла Видстранд. Вернее, тогда моя фамилия была Юханссон. Вы были на базе отдыха «Страндгорден» в августе девяносто четвертого, когда пропала моя дочь. Она пропала из коляски.
– Девяносто четвертого? Что за бред?
Нетерпеливый, раздражительный. Таким он был и тогда.
– В «Страндгордене». В Стурвике к северу от Оскарсхамна. Вы приехали туда со Свеном Нильссоном, и потом…
– А теперь давайте поспокойнее. Говорите помедленнее. И звук чуть-чуть убавить, пожалуйста.
Стиснув зубы, я начала все с начала:
– Там были вы и Свен Нильссон. Вы приехали, когда пропала моя дочь. Ей был всего год. Вы допрашивали меня и отца моей дочери у себя в отделении.
– Хорошо, что-то такое смутно вспоминаю, – ворчливо ответил Пер Гуннарссон. – А в чем дело?
– Мне необходимо ознакомиться с материалами следствия. Что вы делали, кого допрашивали – такого рода информация.
Усталый вздох.
– Дорогая моя. С тех пор прошло – сколько там? – более двадцати лет. Дело давным-давно закрыто. Вы вправду считаете, что у нас нет занятий поважнее, чем копаться в старых закрытых делах?
– Могу я поговорить с кем-нибудь другим?
Снова вздох.
– Вы думаете, что это программа «по вашим заявкам»? Мы и без того завалены работой. Мы не можем еще и такими вещами заниматься.
Я молчала.
Пер Гуннарссон кашлянул.
– Свен Нильссон. Он уже много лет на пенсии. В последний раз, когда я о нем что-то слышал, говорили, что он переехал в Норрчёпинг. Знаю, что он сохранил некоторые материалы. Частенько упоминал, что там была какая-то информация, которую так и не проверили. Даже примерно не представляю себе, что он имел в виду. Он ведь был, мягко говоря, большой оригинал. Как вы наверняка помните, мы перевернули все вверх дном. Никакая информация не была оставлена без внимания. Это было безнадежное дело, если вас интересует мое мнение. Но попробуйте поговорить с ним – это единственное, что я могу вам посоветовать. А сейчас у меня другие дела.
Он положил трубку.
Тут я заметила, что у меня девять пропущенных звонков и десять эсэмэсок. Обиженные и раздраженные эсэмэски от Хенрика и Эмиля, которые спрашивают, где я пропадаю. Теперь я сама почувствовала раздражение.
Я ответила Хенрику, что еду домой. И снова отключила телефон.
Вечерело. Воздух был свеж и прохладен. Я не спеша побрела через парк Хумлегорден.
Хенрик и Эмиль сидели на диване и ели попкорн. Они смотрели повтор передачи «Топ Гир» и от души хохотали, когда на экране сталкивались трейлеры.
Заметив, что я вошла в гостиную, Хенрик бросил на меня быстрый взгляд. Я увидела, что он сердится на меня. За что? За то, что я не доступна в любую секунду круглосуточно?
– Привет, мои дорогие, – сказала я.
– Привет, мамочка, – ответил Эмиль. – Где ты была?
– Да, действительно, где ты была? – повторил за ним Хенрик.
– Соскучились?
– Я прождал тебя больше часа после тренировки, – сказал Эмиль.
– Что? – изумилась я.
– Ну да, ты так и не приехала, так что мне пришлось ехать домой самому.
– Ты один поехал на метро?
– Ну да, карточка лежала в кошельке.
– Почему же ты его не забрал? – спросила я Хенрика.
Голос мой звучал обиженно, но на самом деле я была в ужасе. В моем воображении пронеслось все, что могло случиться. Эмиль мог получить травму, заблудиться, его могли ограбить или похитить. Почему же Хенрик не забрал его?
Он поднял брови. Мы уставились друг на друга поверх головы Эмиля.
– А ты почему его не забрала? – ответил он вопросом на вопрос.
– Потому что сегодня ты должен был забрать Эмиля.
– С чего ты взяла? Ведь после тенниса его всегда забираешь ты.
– Знаю. Но ты позвонил и сказал, что заберешь его сам.
– Когда это я тебе звонил?
– Во второй половине дня. После половины третьего.
– В это время у меня было совещание.
– Это был не ты. Какая-то ассистентка, которая передала, что ты его заберешь. Иначе я, само собой, поехала бы за ним сама.
– Какая ассистентка? Майя? Зачем она стала бы тебе звонить?
– Имени я не знаю. Но она ведь звонила по твоей просьбе?
– Я никого не просил звонить и передавать сообщения. Но все закончилось благополучно. Не правда ли, парень?
Он хлопнул Эмиля по плечу.
– Извини, дорогой, – произнесла я и погладила его по волосам. – Произошло недоразумение. Не предполагалось, что тебе придется ехать домой одному.
– Милая, он уже большой, – сказал Хенрик. – Мы как раз говорили об этом перед твоим приходом. Он может ездить сам.
Я собралась возразить. Не хочу, чтобы он ездил один. Ни за что.
Хенрик мгновенно считал мою реакцию.
– В последнее время он много ездил с приятелями, Стелла! Никаких проблем не возникало.
Я ушла в кухню. Налила себе бокал вина. Впервые за много лет меня тянуло закурить. Хенрик последовал за мной.
– Где ты была? – спросил он. – Я чего только не представлял себе, пока мы не могли тебе дозвониться.
Он погладил меня по руке. Я отстранилась.
– Я была в библиотеке.
– Почему ты сердишься? – спросил он.
– Это ты сердишься.
– Вовсе нет. Просто ты всегда сообщаешь мне о своих планах. Это так не похоже на тебя – быть вне доступа.
Он снова прикоснулся ко мне. Я взяла свой бокал и отошла в другой конец кухни.
– Незачем сразу меня обвинять, – сказала я.
– Незачем сразу на меня обижаться. В последнее время ты ведешь себя немного странно. Не может быть такого, что ты проецируешь на меня свое настроение?
– Ты пытаешься играть в психолога, Хенрик? Пожалуйста, оставь это.
Он сложил руки на груди.
– Если бы я сказал, что заберу Эмиля, я бы это сделал, не так ли? – произнес он. – И я еще ни разу не просил своих сотрудников звонить тебе от моего имени.
– Но ведь кто-то мне звонил. Или ты думаешь, что мне это померещилось?
Эти слова он оставил без ответа. Вместо этого он произнес:
– Эмиль уже в состоянии ездить один, Стелла. Ему тринадцать лет. Тебе не нужно без конца провожать и встречать его.
– Да я с удовольствием это делаю.
– Это не обвинение.
Я отвела глаза.
Он демонстративно вздохнул и вышел из кухни.
Краем глаза я заметила какое-то движение и отшатнулась от окна.
Кто-то прошел мимо наших окон по улице. Осторожно наклонившись, я всмотрелась в темноту. По улице на ветру носился пустой пакет. Упершись руками в кухонную столешницу, я перевела дух. Что со мной? Я схожу с ума?
Еще несколько недель назад самостоятельная поездка Эмиля домой не вызвала бы у меня такой бурной реакции. Я не боялась бы, не впадала в паранойю. Но мне напомнили, какие последствия может иметь даже крошечная халатность.
Когда я оставила Алису одну, последствия оказались катастрофическими.
Я потеряла ее навсегда.
И Эмиль – его я тоже оставила одного. В тот раз все закончилось благополучно, ничего не случилось. Но задним числом я поклялась никогда больше не проявлять небрежности. Когда он был маленьким, я всегда избегала музеев и больших скоплений народа. И сейчас я предпочитаю, чтобы он приводил друзей ночевать к нам, а не сам ночевал у других. Хампус и Пернилла – единственное исключение, помимо дедушки с бабушкой. Я подвожу его на тренировки и матчи. Отвожу или провожаю к друзьям, даже если они живут неподалеку. Знаю, это называется гиперопека.
Хенрик пытался как-то уравновешивать это, насколько возможно. Возил Эмиля в парк аттракционов «Грёна Лунд» – сама я была не в состоянии поехать с ними туда. Он старался не придавать всему этому особого значения. И с годами я научилась справляться со своими страхами, постепенно ослаблять контроль. Дело пошло на лад. Но теперь…
Эмиль должен учиться самостоятельности, в этом я отдаю себе отчет. Но ему всего лишь тринадцать. Пока я не готова его отпустить. Возможно, и никогда не смогу.
Я разогрела еду, стоящую на плите, но есть мне совсем не хотелось. Поковырявшись в тарелке, я выбросила все в помойку. И неподвижно замерла возле мойки.
Так не может больше продолжаться. Я должна поговорить с Хенриком. Рано или