Я подошла к нему, чувствуя себя, будто истеричка из телесериала.
Он повернулся и взял меня за руки. Наклонился и внимательно посмотрел мне в лицо.
– Что заставило тебя задуматься об этом сейчас? Зачем ты приехала? Ведь не для того, чтобы предаваться воспоминаниям, как я догадываюсь.
Поначалу я смотрела в пол, но потом подняла глаза. И стала рассказывать ему, что я нашла Алису. Вернее, Алиса нашла меня, но она не знает, кто я. Я вывалила ему все. Мне самой было слышно, что получается сбивчиво, и я переживала, что мне не удается взять себя в руки. Но я рассказала ему всю историю, от начала до конца.
Закончив, я увидела, что у Даниэля совершенно отсутствующий взгляд. Он стоял, выпрямив спину, широко расставив ноги, засунув руки в карманы.
– Так у нее густые черные волосы? Остроконечное ухо? – задумчиво произнес он, поднося руку к своему собственному уху.
– Да. Именно это ухо окончательно убедило меня.
Я взяла его лицо в ладони, наши глаза встретились. Время остановилось.
– И она похожа на Марию? – переспросил он. – Она еще младенцем смахивала на тетушку.
Голос Даниэля звучал мягко и понимающе. Наконец-то. Я так и знала, что он-то мне поверит.
– Просто копия Марии. Ты должен ее увидеть.
Я положила руки ему на затылок, прижалась к нему. Как давно все это было! А теперь кажется, мы и не расставались. Время не смогло разорвать узы, соединяющие нас.
– И ты встречалась с ней, разговаривала с ней? – спросил он. – Ты уверена?
– Даниэль, она и есть наша дочь.
Он понимает – и мне хочется плакать от облегчения. От горя за все потерянные годы. От радости за нас, за близость между нами.
– Наша дочь умерла, – произнес Даниэль, высвобождаясь из моих рук. – Мы похоронили ее. Разве ты не помнишь?
Он как будто ударил меня кулаком в живот.
– Черт. Сколько еще сил мне понадобится, Стелла? Сколько раз все это будет повторяться?
– Это она. Я знаю, что это она. Ощущаю это всем телом.
Я отвернулась и сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем снова перевести взгляд на него.
– Я разговаривала со Свеном Нильссоном. Помнишь его? Того полицейского. Была какая-то информация, которую так и не проверили. У меня с ним назначена встреча во вторник.
Я схватила Даниэля за руки, заставила его поднять глаза.
– Я думала – может быть, ты поедешь со мной? Мы поедем вместе. Мы наконец-то получим ответ. На этот раз мы узнаем, что именно…
– Стелла, послушай, – прерывает Даниэль. – Алисы нет. Ты должна оставить эту затею. Мы пошли дальше – и ты, и я. Это единственное, что нам нужно знать.
Комок в горле рос, из глаз потекли слезы. Я уже плакала в голос.
– Даниэль, ты должен помочь мне, – всхлипнула я. – Пожалуйста, не предавай меня, у меня остался только ты.
Он положил ладонь мне на щеку, и я кинулась в его объятия.
– Я тоскую так же, как и ты, – сказал он чуть слышно. – Правда.
– Мне так не хватает ее. И не хватает тебя.
Я хлюпнула носом, понимая, что мои слова едва можно разобрать. Он что-то нежно нашептывал мне в волосы, гладил меня по спине.
Так приятно. Так замечательно. И я хочу его. Прямо сейчас.
Это нелепо.
Знаю, что это нелепо.
Но для меня так естественно быть в его объятиях. Желание, пробудившееся во мне в начале, вернулось. Я погладила его щеку, провела рукой по его волосам, коснулась шрама на лбу. Уже потянула его к себе, чтобы поцеловать, но тут Даниэль оттолкнул меня и выпрямился.
– Вот это точно не поможет. У тебя такая прекрасная семья, помни об этом. Твой муж любит тебя. Я понял это, когда встречался с ним двенадцать лет назад. Он заботится о тебе. И делает это куда лучше, чем я когда-то.
Я снова уставилась в пол. Его взгляд стал мне невыносим. Мне было стыдно, стыдно, стыдно.
– Я не поеду с тобой, – сказал он. – Я не хочу все это повторять. Не могу. Это несправедливо по отношению к нам. Возвращайся домой к сыну, Стелла. К мужу. Он наверняка волнуется за тебя.
– Папа, папа!
Звонкий девчачий голос. Инстинктивно я отступила назад, когда девочка вбежала в мастерскую и кинулась в объятия Даниэля.
– Мы видели котят и козочек, и овечек, и еще таких ягненков!
– Ягнят? – поправил Даниэль и засмеялся.
Девочке было года четыре, у нее были густые темные волосы. За ней вбежала еще одна девочка, на вид лет восьми, с такими же роскошными волосами. Даниэль спросил девочек, где мама. Она понесла продукты в дом, ответили они, перебивая друг друга. Привычным движением он поднял младшую на бедро, обнял за плечи старшую, подталкивая ее к двери. Они сообщили ему, что мама просила его идти в дом. К своим любимым девочкам.
Так ли Алиса выглядела бы в этом возрасте? А он – смотрел бы на нее такими глазами, был бы таким чудесным отцом?
Да, я знаю – именно так все и было бы. Боль пронзает все мое тело, мне трудно дышать.
Я вижу молодого Даниэля, сидящего на полу и играющего с нашей доченькой. Вижу его, спящего на диване с ней на груди. Его надежная ладонь на ее спинке. Мы были его любимыми девочками.
Неужели я так и буду вечно пребывать в оцепенении? Стоять, как парализованная, пока кто-нибудь не сжалится надо мной и не уведет меня?
Я дура.
Истеричка. Комок нервов.
С чего я вообразила, что он все эти годы сидел и ждал меня, ждал повторения того краткого периода, когда мы были вместе? У него новые дочери, о которых надо думать. И новая любовь.
Новая жизнь.
– Стелла, Стелла! – произнес Даниэль, стоя в дверях. Он смотрел на меня, и обе девочки уставились на меня с любопытством. – Береги себя. Будь осторожна.
Со своими девочками он направляется к дому.
На крыльце стояла женщина и смотрела в мою сторону. Она была красива.
Я села в машину и поехала прочь.
Я неслась прочь, как помешанная. Но вскоре свернула на обочину, остановилась и зарыдала, уронив голову на руль. Чувство стыда и вины разрасталось во мне, презрение к себе выстукивало свое вечное послание о том, что я ничтожество. Чувство вины, потому что я нечестно себя вела по отношению к Хенрику. Стыд за те чувства, которые пробудились во мне, и за то, как я решила им поддаться. Неужели я пыталась поцеловать Даниэля? Как далеко я готова была зайти? Об этом я даже думать не хотела. Я по-прежнему ощущала томление. Наши отношения были такими страстными. И когда сегодня я увидела Даниэля, все вернулось. Вернее, я позволила всему этому вернуться. Мне хотелось верить, что чувство не умерло. Я искала утешения, хотела забыться. Страх боли. Вот что происходит, когда я пытаюсь убежать от того, что причиняет мне боль. Сейчас я просто не в состоянии контролировать свои импульсы.
Даниэль и я. Того, что было между нами, больше не существует. И мне горько, что нас больше нет. Алиса была с нами недолго, потом она пропала, словно ее никогда не существовало. Никто не мог объяснить нам, что случилось. Наша семья перестала существовать.
После того как наш единственный ребенок пропал, дни слились в сплошную череду безнадежности и тоски. Вернуться в квартиру в Юрдбру и увидеть разбросанные игрушки, детский стульчик в кухне, маленькую кроватку в спальне… Я собрала ее маленькие вещички, лежавшие в корзине для белья, ее любимые мягкие игрушки.
В тот момент я была не в состоянии с кем-либо поделиться своим горем. Я словно оцепенела. Лежала на диване, натянув на себя одеяло Алисы. Словно пыталась удержать ее рядом, ощущать ее запах.
Даниэль всячески пытался вывести меня из этого состояния. Он просил, умолял, потом уже даже кричал на меня. Ответа не последовало – я словно впала в кататонический ступор. В конце концов он устранился. Отдался своему горю. Не думаю, чтобы он обвинял меня, – хотя до конца я не уверена. Возможно, он все же испытывал гнев по поводу моей небрежности, моей явной халатности. А может быть, и нет. Он никогда ничего об этом не говорил. Ни разу не спросил, как я могла оставить Алису одну. Но все же. Думаю, обвинения в мой адрес таились в его душе. Просто я предпочитала их не видеть. Это было слишком тяжело.
Прошло четыре месяца. Никаких признаков жизни от нашей дочери. Никаких следов, никаких новостей от полиции. В эти четыре месяца и я сама почти не подавала признаков жизни. Даниэль собрал свои вещи и покинул меня. Забросив сумку на плечо, он посмотрел на меня долгим взглядом, потом развернулся и вышел.
А я осталась лежать на диване, не пытаясь его удержать.
Когда я вошла в дом, первым делом заметила, что на полу в прихожей нет кроссовок Эмиля. Хенрика тоже не было видно, но его куртка висела в коридоре, а машина стояла на обычном месте. Сердце отчаянно колотилось, когда я поднималась по лестнице. Я была до того разъярена, что меня всю трясло. Он предал меня, поговорил с Даниэлем у меня за спиной. Предупредил его, что у меня опять рецидив, что я на пороге маниакального синдрома. Он волнуется за тебя. С кем еще он связывался? Уже успел позвонить всем и предупредить, что я не в себе, что я больна?
В спальне на корзине для белья лежал его тренировочный костюм. Стало быть, он сходил на пробежку. Из ванной доносился шум льющейся воды. Дверь была приоткрыта, и я зашла внутрь. Хенрик стоял за полупрозрачной дверцей душевой кабины.
Я рывком распахнула дверцу. Муж обернулся и, прищурившись, посмотрел на меня.
– Где ты была? – спросил он, выключая душ.
Он взял полотенце и обмотал его вокруг бедер. Я сделала шаг вперед и с размаху ударила его по щеке. Он посмотрел на меня так, словно не в состоянии поверить, что такое могло произойти.
– Что ты делаешь? – спросил он, ощупывая лицо.
Я с силой толкнула его, стала молотить его кулаками по груди.
– Как ты мог? – кричала я. – Как ты посмел?
Хенрик схватил меня за руки, предотвращая новые удары. Тогда я принялась пинать его ногами. Он сжал меня крепче, развернул от себя и поставил так, что я не могла его достать.
– Пусти меня! – закричала я, изо всех сил пытаясь высвободиться. – Пусти, я сказала!