Хенрику было двадцать девять, мне должно было исполниться двадцать шесть, когда тест на беременность показал положительный результат. Из-за моей, вернее, нашей небрежности. В очередной раз я повела себя безответственно. На некоторое время я зациклилась на этом, но потом поняла, что наш ребенок – настоящий дар. Мы очень ждали Эмиля.
– Наверное, естественно, что задаешься такими вопросами, – задумчиво произнесла Эва.
– Наверное, – кивнула я. – Ты права.
– Ну и как все получилось?
– Он – самое лучшее, что могло со мной случиться. Он для меня дороже всех на свете. Я люблю его, так чудесно быть его мамой. Но я постоянно опекаю его. У меня по-прежнему высокий уровень тревожности.
– Но почему?
– Моя дочь пропала по моей вине.
Эти слова я произнесла совсем тихо: мне не хотелось, чтобы кто-нибудь другой, помимо Эвы, это слышал.
– Я проявила чудовищную халатность. Оставила ее одну на несколько минут. Потом я поклялась никогда не допускать этой ошибки с Эмилем. На площадке, в магазине – я никогда не выпускала его из виду. И до сих пор редко отпускаю его одного. Он наверняка думает, что с такой мамой ужасно тяжело.
Эва засмеялась.
– Моя дочь такая же. Думаю, все матери переживают это чувство, когда дети подрастают.
– Мы говорили о том, чтобы завести еще детей. Однако я осознала – не решусь.
Минуту я сидела молча. Потом произнесла:
– Я все время боюсь, что с Эмилем что-то случится.
– В этом нет ничего удивительного, – заметила Эва. – Но твоя дочь… Тебе кажется, что ты ее разыскала? Так ведь это потрясающе.
– Я знаю, что нашла свою дочь. Я знаю, что это она. И на этот раз я не отступлюсь, – я посмотрела Эве в глаза. – Не могу допустить, чтобы она снова исчезла.
Какое облегчение я испытывала теперь, когда эти слова были произнесены вслух!
Похоже, Эва меня понимала – словно эта незнакомая женщина была готова дать мне ту поддержку, в которой я более всего нуждалась. Какое неописуемое наслаждение просто поговорить об этом с другим человеком, не наталкиваясь на недоверчивые, полные сомнений взгляды. Говорить, не взвешивая каждое слово. И не выслушивать в ответ, что это не похоже на меня или что я все себе придумала. Наконец-то кто-то мне поверил.
Кажется, в глазах у нее блестели слезы.
– Как я сочувствую тебе, Стелла! Правда. Тебе действительно пришлось тяжело. Но что ты собираешься делать сейчас?
– Не знаю.
Я понятия не имела, почему я ей все это рассказывала. Так уж вышло.
– Я следила за ней. Я должна узнать, чем она занимается. Увидеть, какая у нее жизнь. Это неправильно, знаю, и мне стыдно, когда я об этом думаю. Хотя это не имеет никакого значения. Все и так считают меня сумасшедшей.
Эва ответила:
– Я знаю, что тебе пришлось пережить. Мне тоже довелось потерять ребенка. Она умерла давным-давно. Такого и врагу не пожелаешь. Так что я тебя понимаю. Не сдавайся!
Она бросила взгляд на часы и встала, не сводя с меня пристального взгляда.
– Слышишь? – сказала она. – Не сдавайся!
Я смотрела ей вслед, пока она шла к выходу. Эва сама потеряла ребенка, она знает, что это такое. Она меня понимает. Не осуждает и не считает, что я действую иррационально.
Внезапно я осознала, что мы так ничего и не съели. Булочки остались лежать на блюдце.
Следующим утром мы с Эмилем завтракали за кухонным столом. После я собиралась отвезти его в школу, потом поехать в Норрчепинг. Денек выдался отличный. Все будет здорово, я просто чувствую. Мне это сейчас было необходимо. И всем нам.
Я знала, что обнаружу что-нибудь у Свена Нильссона. Что-нибудь явное, конкретное. Что-то такое, что все раньше пропустили – доказательство того, что я не живу в мире своих фантазий.
Я взглянула на Хенрика, стоящего у раковины. Вчера я рассказала ему, что Свен Нильссон обещал показать мне материалы по поводу исчезновения Алисы. Я не хотела больше лгать. Хотела показать, что он может мне доверять.
Хенрик вовсе не был уверен, что с моей стороны это разумный поступок. Учитывая тот факт, что в последнее время мое эмоциональное состояние было нестабильным. Впрочем, он так не сказал, но я знаю, что он это подумал. Но потом он изменил свое мнение. Сказал, что, может быть, это поможет мне поставить точку.
– Я сегодня задержусь, – произнес он, допивая свой кофе.
Он похлопал Эмиля по плечу, и я проводила его до дверей. Посмотрела, как он выполняет своей обычный ритуал: завязывает ботинки, похлопывает себя по карманам, проверяя, на месте ли телефон и бумажник. Надевает пиджак, поправляет галстук. Берет портфель и ключи, лежащие на комоде в прихожей.
– У тебя усталый вид, – произнес он. – Тебе действительно нужно туда ехать?
– Нужно, – ответила я.
– Это не может подождать до другого случая?
– Я хочу, чтобы это было сделано. А он мог принять меня только сегодня.
– Может быть, мне стоит поехать с тобой?
Я поправила воротник на его рубашке.
– Зачем? Ты же сам сказал, что у тебя весь день встречи и совещания. Важные совещания, как я вижу.
Костюм сидел на нем великолепно, галстук был завязан безупречно, на ногах – новые ботинки. Хенрик был свежевыбрит, хорош собой, имел преуспевающий вид.
Зазвонил его мобильный, он ответил. Извинившись, наполовину отвернулся от меня, улыбнулся.
– Уже еду. Конечно. Буду у тебя через десять минут.
Положив телефон в карман, он снова взглянул на меня.
– Ты уверена, что справишься сама?
– Справлюсь.
– Я сегодня задержусь.
– Ты это уже говорил.
Он направился к двери, но вдруг остановился.
– Кстати, я весь день не смогу отвечать на звонки. Пошли мне эсэмэску, если что, я перезвоню, как только смогу, хорошо?
Подтекст: Держи телефон рядом с собой. Ты должна вернуться к возвращению Эмиля. Не забудь об этом, пожалуйста.
– Если что-нибудь случится, то…
– Ничего не случится, – оборвала его я.
– И поешь перед тем, как ехать, – продолжал он. – Я смотрю, ты питаешься одним кофе.
Он переступил порог и захлопнул за собой дверь.
– Ты еще что-нибудь будешь? – спросила я, возвращаясь в кухню.
– Нет.
Эмиль доел бутерброд и спросил:
– Так вы с папой разводитесь?
– Почему ты так думаешь?
– Раньше вы никогда не ссорились, – сказал он. – Теперь вы все время ругаетесь, хотя думаете, что я не слышу.
– Не согласна. Совсем не все время.
– Вы с папой такие сердитые. А еще у тебя иногда грустное лицо.
– Мы не собираемся разводиться. Сейчас мы обсуждаем некоторые вопросы, и у нас разные мнения. Это не катастрофа. Я люблю папу, а он любит меня. Ты доволен?
Эмиль смотрел на меня с сомнением.
– Ты поел? – спросила я.
Он кивнул.
– Тогда поехали.
Я высадила Эмиля возле школы. Помахала ему рукой и снова вернулась на проезжую часть.
На сегодня я отменила прием всех пациентов. Скоро обо мне поползут слухи в консультации. Возможно, уже поползли. Я не могу продолжать жить в таком режиме – ни на работе, ни дома. Именно поэтому так важна для меня встреча со Свеном Нильссоном. После всего, что произошло, я заслуживаю немножко хороших новостей. Ужасно, что Эмиль опасается нашего развода. Такого я точно не хочу. Я счастлива с Хенриком, и он испытывает ко мне такие же чувства. В этом я совершенно уверена. Несмотря ни на что.
В Норрчёпинге было пасмурно. Достав пакет с купленными по дороге булочками, я побежала под дождем от парковки к дому. Позвонила в дверь. Через некоторое время мне открыл высокий тощий мужчина. Он постарел, но я сразу узнала его. Двадцать лет назад у него уже были залысины, теперь же на голове осталось совсем немного волос – только за ушами. Брюки висели на его худом теле, рубашка была не до конца заправлена.
– Свен Нильссон? – спросила я.
– Да, это я, – ответил он.
– Добрый день. Я Стелла Видстранд.
Он вопросительно взглянул на меня. Может, я ошиблась адресом? Это он, я была уверена. Неужели он забыл, что я должна была приехать? Я решила попытаться снова.
– Стелла Юханссон, – сказала я. – Мы с вами разговаривали перед выходными. Договорились, что я к вам сегодня приеду. Дело касается расследования исчезновения моей дочери.
Ни малейшей реакции.
– Об Алисе…
Он вздрогнул, словно выходя из транса.
– Да, но вы заходите, – сказал он мне. – Зачем стоять на пороге. Проходите, проходите.
Следом за ним я прошла в кухню. Везде было убрано, все вещи аккуратно лежали на своих местах. В кухне витал запах свежесваренного кофе и чего-то еще. Запах старого человека и мочи.
– Я купила булочки, – сказала я и протянула пакет.
– Очень мило. Проходите. Садитесь, садитесь.
Он полез за чашками для кофе, когда в кухне появилась низенькая темноволосая женщина. Она пристально посмотрела на меня.
– Свен, ты угощаешь гостью кофе? – произнесла она с акцентом. Взяла его за локоть и повторила чуть громче: – Угощаешь кофе?
Он смотрел на нее, улыбаясь непонимающей улыбкой.
– Ко-фе?
– Кофе? – переспросил Свен Нильссон. – Да-да, кофе.
Она отобрала у него чашки и поставила их на край мойки. Свен положил пакет с булочками на стол и уселся рядом со мной. Женщина подала нам кофе и вышла. Я гадала, кто она.
– Так-так. Вы приехали сюда издалека?
– Из Стокгольма.
– Ах да, Стокгольм. По Е-4 можно доехать довольно быстро. Если нет пробок.
– Да, я добралась быстро.
Мы продолжали вести светскую беседу о состоянии дороги, о том, что я приехала из Стокгольма и о дождливой осени. Разве осень не всегда дождливая? Плюс в том, что тогда много грибов. Золото шведских лесов. И ягоды – говорят, в этом году их много. А как дорога? Вы ехали от самого Стокгольма? А на природе побывали, нашли золото лесов?
Он повторял одно и то же по несколько раз. Похоже, хотел растянуть мой визит. Возможно, он был одинок и пользовался случаем, чтобы с кем-нибудь поговорить. Мне хотелось бы скорее перейти к делу, однако я скрывала свое нетерпение. Еще некоторое время мы обсуждали достопримечательности Стокгольма и движение на дорогах. Наконец я не выдержала.