– Все, что я делала, связано с Алисой, – сказала я. – Она жива, она вернулась. В этом единственная причина.
Мой голос звучал жалобно. Умоляюще. Мне так хотелось понимания. Мне так не хотелось на больничную койку.
– Вы наверняка понимаете, что мне хотелось бы оставить вас у нас на несколько дней, – сказала Джанет Савик.
Я смотрела на нее, ничего не говоря. Она изучала меня. Морщинка между ее бровей означала, что она колеблется.
– Этого мне бы не хотелось, – ответила я. – Если вы сочтете возможным дать мне отдохнуть дома, буду вам очень благодарна.
– Вы уверены, что справитесь с этой задачей? Не испортите ситуацию еще больше?
– Уверена.
Джанет Савик окинула пристальным взглядом. Я смотрела в пол, раздавленная бессилием, стыдом и раскаянием. Понимание того, что она видит насквозь все мои слабости, все мои жалкие механизмы самозащиты, добивало меня. Я не хочу в больницу. Не хочу.
Джанет Савик встала, открыла дверь и позвала Хенрика. Муж зашел и сел рядом со мной. Я уже догадывалась, что он скажет.
– Стелла нормально питается? – спросила врач.
Муж бросил на меня быстрый взгляд.
– Нет, я бы не сказал. В последнее время она ест очень мало.
– Спит она хорошо?
– Она бродит по ночам. Спит беспокойно. Слишком много пьет.
Доктор Джанет Савик опустила очки на нос и посмотрела сперва на Хенрика, потом на меня. Она попросила нас выслушать ее. Решение, стоит ли меня госпитализировать, принято.
По ее оценке, я переживаю сильный стресс. Хорошо, что Хенрик привез меня сюда. Я похудела. Давление у меня повышенное. У меня катар желудка, тремор рук. У меня неоднократно случались панические атаки.
– Мы должны это остановить, пока ваше состояние не перешло в следующую стадию, – сказала она. – С сегодняшнего дня вы на больничном. Прописываю вам снотворное и успокоительное. С этого момента вы перестаете пить. Ни капли. Химический коктейль у вас в мозгу плохо взаимодействует с алкоголем. В больницу я вас не кладу, хотя это, наверное, было бы оптимальным решением. Но вы будете находиться дома, Стелла. И только отдыхать. Понятно?
– Да, – ответила я. – Я буду только отдыхать.
– И было бы неплохо снова начать ходить к психотерапевту. Биргитта Альвинг ушла на пенсию, но я могу записать вас к другому психотерапевту, которого хорошо знаю.
Хенрик кивнул.
– Отличная идея, – согласился он.
Доктор Савик стремительно отстучала что-то на клавиатуре. Отправила рецепты в аптеки, выписала больничный лист.
– Через две недели я ожидаю снова видеть вас здесь, Стелла, – сказала она мне.
Хенрик взял у нее талончик на прием и больничный. Мне такие важные документы уже не доверяют.
– Все, езжайте домой отдыхать. Пусть ваш муж позаботится о вас. И обещайте, что будете сидеть дома.
Хенрик встал, пожал доктору руку.
– Спасибо! – сказал он.
Я молча вышла из кабинета.
Наверное, мне стоило бы порадоваться. Во всяком случае, он не отвез меня в больницу. Меня не положили в закрытое отделение.
Пока что.
Когда я шла к «рендж роверу», начал моросить мелкий дождь. Хенрик догнал меня. Мы пошли рядом, но на расстоянии друг от друга. Муж отпер машину и открыл дверь с моей стороны. Его рука перегородила мне путь, когда я собиралась сесть на сиденье.
– Ты хочешь мне что-нибудь сказать?
– А что я могу сказать?
Мой взгляд был устремлен к неопределенной точке где-то вдалеке.
– Ты злишься на меня? – спросил он.
– Злюсь?
– Ну да.
– С какой стати я должна злиться?
– За все это, – он указал на дверь врачебной консультации.
– Нет, не злюсь.
– Точно?
– Мне не в чем тебя обвинить.
– Ты понимаешь, почему я так поступаю?
Я не отвечала. Видимо, он думал, что я в полной прострации.
– А если бы это был я? – продолжал он. – Если бы я так себя вел? Что бы ты сделала? Если бы на меня заявили в полицию – и не один, а сразу два моих клиента. Если бы другие начали звонить тебе и спрашивать, все ли со мной в порядке. Если бы у меня начались нервные срывы дома, если бы я пришел и наорал на всех в школе, где учится Эмиль? Действовал бы совершенно иррационально? Как ты считаешь, каким образом я должен поступить? Поясни, пожалуйста. Мне хотелось бы услышать.
Он держал себя в руках, но в его голосе слышались отчаяние, гнев и бессилие.
Я посмотрела на него.
– Я же сказала – мне не в чем винить тебя.
Хенрик опустил руку, обогнул машину и открыл дверь со стороны водителя. Сел, захлопнул свою дверцу. Я села рядом с ним. Он дождался, пока я закрою дверь и пристегнусь, и только тогда тронулся с места.
Надев солнцезащитные очки, муж молча вел машину. Он остановился у аптеки, попросил меня дать ему мои права. Я дала. Теперь я несмышленое дитя, не понимающее собственного блага. Я избегала поднимать на него глаза.
Вскоре он вернулся. Положил мне на колени пакет. Лекарства, которые я не хочу принимать. Я ненавижу их. Ненавижу отупляющий эффект.
– Мама и папа забрали Эмиля из школы, – сообщил Хенрик. – На выходные он поедет с ними на дачу. Стелла, дорогая, подумай, что ты со всеми нами делаешь. Мы так не можем. Ни Эмиль, ни я.
Мы ехали дальше в потоке машин. Хенрик в своих очках. Я в облаке тоски и страха.
– Ты не доверяешь мне, – произнесла я тихим голосом.
– Прости, что ты сказала?
Голос Хенрика звучал формально. Преувеличенно вежливо. Он знает, что я ненавижу этот тон.
– Я боюсь потерять Эмиля, – произнесла я, мигнула и сглотнула. Не хочу плакать. Не хочу очередного срыва. На сегодня уже хватит. – Однажды я уже потеряла ребенка. Это делает меня психически больной? Тебе легко судить.
– Ты преувеличиваешь, – ответил Хенрик. – Я устал от этих разговоров.
Я схватила папки, лежащие между нами, и швырнула их об пол. Все бумаги посыпались дождем.
– Неужели это так дико, что я боюсь? – закричала я.
Хенрик крутанул руль в сторону, заехал на парковку, резко затормозил, сорвал с себя очки.
– Я всегда оставался рядом с тобой, – прорычал он. – Всегда доверял тебе. Все эти годы я позволял тебе трястись над Эмилем. Понимал, почему.
– И ЭТО ЧТО – БОЛЕЗНЬ? – закричала я.
– Эмиль. Не. Алиса.
– Знаю, знаю, знаю. Хватит разговаривать со мной, как с полной идиоткой.
– Посмотри на себя. На то, как ты ведешь себя в последнее время. Как ты разговариваешь. Я тебя просто не узнаю, черт подери!
Солнечные очки вернулись на место, муж завел машину и выехал на трассу. Я сидела, уставившись в боковое окно. Всю дорогу до дома мы провели в полном молчании.
Хенрик подъехал к нашему дому, припарковался рядом с моей машиной. В этот момент зазвонил его телефон. Он вынул его, посмотрел на дисплей и ответил. Слушая, что ему говорят, он засмеялся. По его голосу я поняла, что он разговаривает с женщиной. Они обсуждали вечеринку.
– Тогда увидимся позже, – сказал он в трубку. Снова засмеялся, делая вид, что меня нет. – Вы все еще в офисе? Нет-нет, с Эмилем все в порядке. Спасибо, что интересуешься. Отлично, скоро увидимся.
И снова он посмотрел на дисплей, что-то нажал на телефоне – кажется, написал что-то, не предназначенное для моих глаз.
Я была раздавлена.
– Мне нужно уехать, – сказал он. – Сейчас попрошу твою маму приехать и составить тебе компанию.
– К черту! – вырвалось у меня. – Мне не нужна никакая компания!
Хенрик снова снял очки и пристально посмотрел на меня.
Мой собственный муж не узнавал меня.
И я не узнавала его.
Мы стали чужими.
– Как хочешь, – пожал плечами Хенрик. – Тебе решать, Стелла. Но воспользуйся этим шансом. Если это не поможет, – жестом он указывает на пакет, лежащий у меня на коленях, – я без колебаний попрошу тебя положить в больницу.
Он снова посмотрел на свой телефон в ожидании, когда я выйду. Выбравшись из машины, я со всей силы хлопнула дверцей. Хенрик резко тронулся с места. Я стояла на месте и смотрела ему вслед, пока он уезжал прочь.
Все единодушны в том, что я сошла с ума.
И они правы.
Я буйнопомешанная.
Вечер. Я сидела в старом садовом кресле и смотрела на звезды. Здесь, в Баркаръярдет, они так хорошо видны. В Стокгольме я их редко вижу. Холодновато. Воздух здесь свежее и прозрачнее. Но больше всего мне здесь нравится тишина. Такое удивительное ощущение, когда слышишь лишь ветер, шелестящий в кронах деревьев! В такой обстановке легче думается. В Стокгольме присутствует постоянный фон из разнообразных звуков.
Я не жалела, что поехала с мамой домой. А она ужасно обрадовалась. Как здорово, что у нас опять наладились отношения. Мама и вправду изменилась. Теперь она не такая придирчивая, как прежде. Но у меня из головы все не шла Стелла и наша встреча сегодня утром. Это ненормально – искать встречи со своими пациентами в свободное от работы время. Мама говорит, что психотерапевты не должны так делать. Все эти вопросы о моем детстве, о маме. Просто дичь какая-то.
Однако я все не могла выкинуть из головы ее слова.
Неужели я могу быть ее пропавшей дочерью?
Неужели я – Алиса?
Нет.
Вероятности ноль.
Просто Стелле хочется, чтобы это было так. Она больна. Ужасно думать, что с кем-то может такое случиться. Мне ее жаль, это правда. И мне она по-прежнему нравится. Мне бы так хотелось, чтобы все вышло по-другому. Но, наверное, всему найдется объяснение.
Сигнал в моем телефоне. Пришел очередной снап от Фредрика. И каждый раз меня как будто накрывает теплой волной. На этот раз – селфи с фильтром, который пририсовывает ему маленькие зеленые собачьи уши и мордочку. Вид у него несчастный, под фото надпись: «Ну почему ты уехала от меня на все выходные?!»
Я засмеялась. Он пробуждал во мне совершенно новые чувства. Как будто я – самый обычный человек, а не закомплексованная чудачка, у которой за плечами странноватая жизнь. Я подняла телефон, сняла себя, пародируя его несчастную мину, и выбрала фильтр с венком на голове. Размышляю, что бы написать. «Целых два дня!»