– Нет, – ответил он. – Ничего подобного я бы никогда не сделал.
Агнету я даже не спрашивала. Она слишком пуглива, чтобы сотворить нечто подобное. Я оглядела их всех по очереди. Потом попросила прощения, что помешала им. Встала и направилась к двери. В прихожей Лина догнала меня.
– Стелла, погодите!
Она потянула за подол своей футболки, глядя в пол.
– Простите…
– Я тебя уже простила, Лина, – ответила я.
– Сегодня же заберу заявление, обещаю. Это было ошибкой. Мне не следовало так поступать. Все это время я так переживала.
– Надеюсь, у тебя все будет хорошо, – сказала я как можно любезнее. Это пожелание от чистого сердца.
Выйдя из квартиры, я на некоторое время помедлила на тротуаре. Лина не писала того объявления, ее родители тоже. Ее отец не стоял возле моего дома, натянув на себя плащ, и я уверена, что он говорит правду. Человек, скрывающий свое лицо под капюшоном, может оказаться кем угодно.
Солнечная теплая погода к вечеру сменилась свинцово-серыми облаками. На улице было темно, в воздухе ощущалось приближение грозы. Дождь хлестал по крыше машины, когда я неслась через мост Транебергсбрун.
Я заехала в наш двор и припарковала машину позади «рендж ровера» Хенрика. Рывком распахнула дверцу машины и побежала к дому. Вбежав внутрь, я увидела Хенрика в кухне – он стоял спиной ко мне.
– Привет, – сказала я. – Эмиль уже ушел?
Хенрик посмотрел на свои часы.
– Да, он ушел минут тридцать пять-сорок назад.
– Ушел?
– Он собирался к Юнатану. К нему он обычно ходит пешком.
– Я не это имела в виду. Просто погода ужасная, дождь как из ведра.
– Я сказал ему хорошо одеться и взять зонтик.
Хенрик поставил тарелки в посудомоечную машину и обернулся ко мне. И уставился на меня во все глаза.
– Что ты сотворила с волосами?
– Как тебе?
– Непривычно.
Он выжидал. Понимаю. После моего срыва у него есть все основания проявлять осторожность. Я положила телефон на комод в коридоре, сняла пальто.
– Стало быть, тебе лучше? – спросил он.
– Да.
В этот момент зазвонил телефон. Я взяла его, посмотрела на дисплей.
– Неизвестный номер, – сказала я и ответила.
Снова звонок от неизвестного мне человека.
И снова речь идет об Эмиле.
Не припомню, когда мне в последний раз было так плохо. Я забронировала билет и собиралась наконец ехать домой. Домой в Стокгольм. Сколько времени я пробыла здесь? Что со мной такое?
Я почти все время сплю. Кажется, какое-то время я лежала без сознания. Мама заботится обо мне. Приносит мне чай. Говорит мне всякие ободряющие слова.
Я не хочу больше чаю. Вообще не хочу здесь находиться. Мама не слушает меня. Поправляет на мне одеяло, говорит, что мне надо отлежаться. Не спорь. Болезнь не пройдет быстрее, оттого что ты споришь.
Пару дней назад мне полегчало. Потом я почувствовала себя хуже. Сегодня мне опять получше, но во всем теле слабость. Я могу приподняться и посидеть на краю кровати, но не более того.
Мне так одиноко. У меня есть друзья, которые ждут меня в Стокгольме. Люди, которым я небезразлична. Мысль об этом согревает меня. Интересно, что мама сказала Юханне. Я попросила ее позвонить и сказать, что задержусь, потому что я заболела. И Фредрик наверняка ломает голову, почему я не пишу ему. Мой мобильный телефон пропал, я не знаю, где я его оставила. У меня нет сил искать, а мама нигде его не находит. Говорит, перевернула весь дом, – ей кажется, что я растеряха. Но я уверена, что не потеряла его. Он для меня так важен. Просто у меня нет сил спорить с ней.
Мой диванчик в цветочек у углового окна. Папа купил мне его в секонд-хэнде, хотя мама фыркала и говорила, что он некрасивый. Сколько раз я сидела на нем, смотрела в окно и мечтала, мечтала…
Я добираюсь до него ползком через всю комнату, забираюсь на него и перевожу дух. Наслаждаюсь дневным светом, пока он не угас.
Я вижу Гуниллу по другую сторону живой изгороди. Пытаюсь поднять руку и помахать ей, но сил нет. Смотрю вниз на участок. Вспоминаю, как я играла здесь, когда была маленькая. Почтовый ящик. От одного взгляда на него у меня портится настроение. Не знаю почему, но ко мне вернулись воспоминания и чувства из детства. Отрывочные фрагменты проплывают в сознании и исчезают.
Может быть, это связано с терапией? Со Стеллой? Или всему причиной – дни, проведенные в этом ужасном доме? Или у меня просто бред от высокой температуры.
Что-то произошло, и я стала вспоминать.
Однако не уверена, что мне этого хочется.
Эмиля сбила машина. Водитель скрылся.
В бессознательном состоянии его доставили в детскую больницу «Астрид Линдгрен».
Я пересказала это Хенрику и снова натянула пальто. Схватила сумку, бегом бросилась к машине. Хенрик догнал меня.
Когда мы приехали в приемный покой, Эмиль все еще был без сознания. Врач, с которым мы разговаривали, объяснил, что у него рана на виске – вероятно, при падении он ударился о бордюр. Лицо было расцарапано, руки и ноги тоже. На левой ноге переломы в нескольких местах. И это все, что нам сообщили.
Мы сидели в холле. Хенрик был бледный и мрачный. Я позвонила маме и его родителям. Рассказала, что произошло, – сказала, что мы в больнице и ждем сообщения врачей. Надо исключить травмы черепа и гематомы в мозгу.
Я листала брошюры. Смотрела в окно. Снова листала. Мерила шагами коридор. Снова села. Листала газету, не понимая прочитанного. Снова встала, прочитала плакат на стене. Нужны доноры. В больнице не хватает доноров.
«Сдай кровь сейчас. Жизнь – Смерть: 1:0»
Неприятный слоган. О смерти я совсем не хотела думать.
Я повторила все снова – те же брошюры, та же газета, то же окно.
Хенрик неподвижно сидел на диване. Я села рядом с ним, положила голову ему на плечо. Сказала, что все будет хорошо, Эмиль поправится. Не отвечая, Хенрик молча взял мою руку.
Мы пробыли здесь целую вечность. Или еще дольше. Когда в коридоре появился врач, с которым мы беседовали раньше, Хенрик до боли сжал мою ладонь.
У Эмиля легкое сотрясение мозга, но никаких травм, опасных для жизни. Он очнулся, мы можем зайти к нему.
Эмиль лежал на больничной койке посреди палаты. Он казался таким маленьким. Личико бледное, все в синяках. На голове у него была повязка, руки в ссадинах. Под желтым больничным одеялом я увидела распухшую левую ногу.
– Мама, – произнес он слабым голосом.
Я погладила его по руке и поцеловала в лоб. Хенрик прошептал ему, что любит его.
– Тебе больно? – спросила я.
– Да, везде.
Я вызвала медсестру. Она зашла, улыбнулась нам, представилась как Эллен. Она разговаривала с Эмилем, поясняя, что будет происходить, – и сделала ему укол обезболивающего.
Левую ногу будут оперировать, но операция не сегодня, объяснила нам Эллен и заверила, что Эмиль проспит всю ночь. Хорошо бы мы тоже немного отдохнули. Затем она вышла из палаты.
– Как можно сбить ребенка и скрыться? – произнес Хенрик. – Это необъяснимо. Эмиль мог умереть!
У меня не было ответа.
Вечер сменился ночью. Эмиль крепко спал. Хенрик сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле.
– Спишь? – спросила я.
– Нет, – ответил он. – Невозможно заснуть.
– Тогда пошли выйдем ненадолго. Может быть, найдем кофе.
В коридоре мы встретили санитарку, которая показала нам кухню. Я достала две чашки, поставила одну из них в кофеварку и нажала кнопку. Когда машина отшумела, я протянула чашку Хенрику, присевшему на диванчик у стены. Потом сделала кофе себе и села рядом с мужем.
– Понимаю, что ты сердишься на меня, – произнес он после долгого молчания.
– Почему я должна на тебя сердиться?
– Потому что я отпустил Эмиля одного, – ответил он. – Из-за этого его сбили, он получил травмы. Потому что он был один.
– Будь это несколько недель назад, я тоже отпустила бы его одного. Ведь он в последнее время часто ходит сам.
– В последний раз, когда я видел тебя, ты была в полном раздрае. Что произошло? – спросил он.
Я подтянула под себя ноги, отпила глоток кофе, обдумывая ответ.
– Я больше не хочу бояться, – ответила я.
– Значит, все будет, как обычно? Жизнь продолжается?
– Я этого не сказала.
– Отлично. Ведь я сплю с Йенни.
Я слышала вызов в его голосе, видела насмешку в глазах.
– Я знаю, что это не так. Я ошибалась.
– Мне казалось, что ты доверяешь мне.
– Доверяю, – сказала я и взяла его за руку. – Просто мне было ужасно плохо. Я боялась. У меня началась паника.
– Почему ты все всегда драматизируешь?
– Когда ты уехал на свою вечеринку, я достигла дна. У меня начался приступ. Я поняла, что никогда не узнаю, что случилось с Алисой. Кроме того, я ужасно вела себя с Эмилем и дико боялась, что оттолкнула вас с ним от себя.
Хенрик потер глаза.
– Но почему именно Йенни?
– Может быть, потому, что она часто звонит тебе и шлет эсэмэски?
– Она работает у меня, как ты помнишь.
– Но я-то этого не знала. Может быть, потому, что она молодая и красивая? И без ума от тебя?
– Перестань.
– Может быть, потому, что ты случайно послал мне эсэмэску, адресованную ей?
Хенрик наморщил лоб, словно не помнил такого.
– Разве такое было?
– Может быть, потому, что увидела в «Инстаграме» фото с той вечеринки?
– Какое фото?
– Ты даже не пожелал спать рядом со мной!
– Я не хотел тебя будить!
Мы умолкли, пока мимо нас по коридору шли две санитарки, косясь в нашу сторону. Когда они скрылись из виду, я пожала плечами.
– Ладно, плевать. Я просто устала бояться. От страха все идет наперекосяк.
Поставив кружку на стол, я придвинулась к Хенрику. Он обнял меня за плечи, притянул ближе.
– Я соскучился по тебе, – сказал он. – А что будет теперь?
– Ты имеешь в виду – с Изабеллой?
– Ну да.
– Ничего не будет.