– Сейчас я хотела бы побыть со своим сыном. Если у вас нет ко мне других вопросов.
– Мы свяжемся с вами, – сказал Матс Хедин.
Он встал и вышел из палаты. Оливия Лундквист последовала за ним, но остановилась на пороге.
– С такими, как вы, всегда тяжело иметь дело, – сказала она.
– С такими, как я?
– С теми, кто считает себя лучше других.
Я сделала шаг к ней.
– Мне совершенно наплевать, нравлюсь я вам или нет. Единственное, что сейчас важно, – это мои дети.
Лицо Оливии Лундквист находилось всего сантиметрах в десяти от моего лица. На мгновение мне показалось, что она сейчас отпустит еще более язвительный комментарий или вовсе потащит меня в участок. Но вот я увидела, как один уголок ее рта растянулся в улыбке.
– Хорошо, – ответила она, повернулась и вышла.
Хенрик обнял меня. Мы долго стояли обнявшись посреди палаты. Я прижималась щекой к его груди, чувствовала его дыхание. За последнее время так много всего произошло, что мы могли бы говорить об этом несколько дней, даже несколько недель. Но сейчас все слова излишни.
Эмиль вернулся в палату и лег в постель. Я села рядом с ним и принялась рассказывать ему о его старшей сестре. Сказала, что она жива.
– А я думал, что она умерла, – сказал он.
– Я тоже так думала. Но это не так. Звучит странно, но пока я не могу объяснить тебе, как это получилось.
– Но ведь у нее есть могила. И камень, на котором нарисован голубь.
– Ее так и не нашли. Под этим камнем никто не лежит.
– Но почему ты думаешь, что она жива?
– Потому что я повстречалась с ней.
– С Алисой?
– Да.
– Когда?
– Несколько недель назад. Поначалу я не была уверена. Прошло так много времени. Поэтому я так странно себя вела.
Эмиль тронул пальцами край одеяла.
– Ты и правда была такая странная.
– Понимаю, я давно должна была все объяснить. И тебе, и папе. Мне жаль, что я этого не сделала.
Эмиль посмотрел на Хенрика.
– А ты как думаешь, папа? Это Алиса?
– Я совершенно уверен, что это она, – ответил Хенрик. – Твоя старшая сестра.
Я показала им фото, сохраненное у меня в телефоне. Эмиль и Хенрик внимательно его рассмотрели.
– У нее ямочки на щеках, как у нас с тобой, мама, – сказал Эмиль.
– Точно, – кивнула я.
– Ты всегда говорила, что она похожа на Марию, – сказал Хенрик. – Но мне кажется, что у нее много черт от тебя.
– Но что же случилось? – спросил Эмиль. – Где она была?
– Это долгая история. Я расскажу ее чуть позже. А сейчас я поеду и привезу ее.
Я крепко обняла его и поцеловала в лобик. Хенрик вышел со мной в коридор, чтобы проводить.
Мы поцеловались. Хенрик крепко обнял меня, я посмотрела ему в глаза. Он медленно кивнул головой. Хотя он и не хотел, чтобы я ехала, но понимал, что я должна это сделать.
Машины перед домом не было. Я проехала мимо, дальше по Фалувеген. Миновала несколько вилл и приблизилась к заброшенной фабрике на другой стороне улицы. Я свернула туда, развернулась и вновь подъехала к дому.
Еще раз проехала мимо, остановилась, заглушила мотор и стала разглядывать дом, который виднелся за деревьями. Может быть, мне все же стоило позвонить в полицию? Но после утренней встречи я понимала, насколько это бессмысленно. Подозревали меня. Мне было категорически запрещено даже находиться здесь. Я вышла из машины, прошла между деревьями и направилась к дому.
Остановившись позади пушистой елки, я посмотрела на дом в просвет между еловыми лапами. Он казался безжизненным. Шторы были задернуты, жалюзи опущены.
Пройдя через газон, я поднялась по лестнице на крыльцо и нажала на звонок. Он не работал. Я постучала, приложила ухо к двери и прислушалась. Нажала на ручку, дернула дверь. Она была заперта. Спустившись с крыльца, я подошла к окну кухни, где жалюзи были опущены только до половины. Вскарабкавшись на старую посудомоечную машину, стоящую под окном, я заглянула внутрь, прижавшись лицом к стеклу. Стол и стулья, дешевый тряпичный коврик на полу.
Обойдя дом, я обнаружила позади открытую веранду. С нее взлетели несколько ворон, их громкое карканье заставило меня на минуту остановиться. У двери стоял черный мешок с мусором. Упаковки от яиц, пустые консервные банки и объедки были разбросаны вокруг. Я подошла к стеклянной двери, заглянула внутрь через щель между занавесками. Увидела кухню и комнатку с коричневыми стенами за ней. Посредине – перевернутый письменный стол.
«У нее есть документы. В письменном столе. Я посмотрю».
Я поспешно достала телефон и позвонила на городской номер. Изнутри дома до меня донеслись резкие звонки, но никто не снял трубку.
Я огляделась в поисках подходящего предмета, чтобы разбить стекло, и увидела кирпич. Оглядевшись по сторонам, я стукнула им в окно возле ручки. Звук разбитого стекла в тишине казался очень громким. С минуту я стояла, не дыша, но так как никто из соседей не появился, я вставила руку в дыру, дотянулась до замка и открыла его изнутри.
Зайдя в кухню, некоторое время я стояла и прислушивалась. Где-то капала вода. Я огляделась по сторонам. В углу у дальней стены стояло желтое пластмассовое ведро. С потолка сочилась вода.
На столешнице у раковины лежало несколько пустых упаковок от лекарств. Перевернув их, я прочитала названия: «Зоолофт», «Омепразол», «Зопиклон», «Нозинан».
Я зашла в комнату за кухней, зажгла верхний свет. Здесь как будто кто-то бесновался. Одна книжная полка лежала перевернутая, другие стояли пустые, книги были разбросаны по полу. Маленький круглый столик валялся у стены вверх тормашками. За письменным столом лежал торшер с разбитым стеклянным абажуром. Тумбочка письменного стола была приоткрыта. Присев на корточки, я открыла ее. Пусто. Я снова встала, озираясь по сторонам. На полу, где стояла книжная полка, виднелись клоки пыли, длинные и серые, словно сброшенная змеиная кожа. Подняв торшер, я увидела на полу «Айфон», наполовину прикрытый книгой. Я подняла его и включила. Появилась заставка экрана.
Алиса.
Она смеялась, закрыв глаза. Светловолосый парень целовал ее в шею. Я попыталась зайти, но не знала пароля. Батарея была разряжена, экран погас. Я положила телефон на полку. По полу были разбросаны фотографии. Я взяла одну из них. «Керстин и Изабелла, Копенгаген, февраль 1994», – было написано на обороте одной из них. Я не успела перевернуть ее – за спиной у меня раздался голос. Поспешно засунув фото в карман пальто, я обернулась. Передо мной стояла женщина с крашеными ярко-рыжими волосами. Она обвела взглядом беспорядок в комнате, а затем требовательно посмотрела на меня.
– Я спрашиваю, кто вы такая?
Я сделала несколько шагов к ней и протянула руку. Она не пожала ее.
– Стелла Видстранд, – сказала я, опуская руку. – Я ищу Керстин Карлссон. Обошла дом с задней стороны – и вижу, что в доме побывали воры.
Женщина оглядела меня от макушки до пяток. Догадалась ли она, что я лгу? Может быть, она слышала, как я разбила стекло?
Женщина наклонилась и подняла с пола фарфоровую фигурку – косулю с отбитой ногой. Поставила ее на полку и посмотрела на меня. Часы с маятником мерно тикали. Сейчас женщина скажет, что вызовет полицию.
– Меня зовут Гунилла, я соседка Керстин, – сказала женщина. Она протянула мне руку, мы обменялись рукопожатием. – Не уверена, что здесь побывали воры. Вчера вечером мы слышали ужасные звуки. Крики, вопли. Я хотела вызвать полицию, но Нильс убедил меня, что мы не должны вмешиваться.
– Вчера вечером?
Похоже, это произошло после того, как я позвонила Алисе.
– Все утро я видела, как она бегает от дома к машине в этом своем ужасном дождевике. Запихивала в багажник сумки и пакеты.
– Куда она собиралась ехать?
– Об этом я не стала спрашивать. Керстин не любит пустых разговоров. Ей кажется, что другие лезут в ее жизнь.
– Жаль, – произнесла я. – Мне в самом деле очень нужно с ней поговорить.
– Похоже, она не совсем в себе, – задумчиво сказала Гунилла. – По ней это заметно. Что-то бормочет себе под нос. Сидит с опущенными шторами. На работе не появляется. С тех пор, как умер Ханс, ее муж, с ней стало происходить что-то странное.
– Как грустно, – сказала я. – А где она работает?
– Работала, – уточнила Гунилла и усмехнулась. – Последнее, что я слышала, – что ее выгнали из дома престарелых. Видите ли, я знаю людей, которые там работают.
– А где это?
– Тут поблизости, – она указала рукой. – Нужно ехать дальше по Фалувеген, потом направо на Хемгатан. Там таблички, не пропустишь.
– Спасибо, – сказала я и прошла мимо нее на веранду. Когда я уже бежала по гравиевой дорожке, она вышла и закричала мне вслед:
– Эй! Но вы же не собираетесь просто так взять и уйти?
Я продолжала быстро двигаться к машине. Гунилла кричала мне вслед, требовала, чтобы я осталась. Я прыгнула в свою «ауди» и выехала задним ходом на Фалувеген. Набрала номер Хенрика, который тут же взял трубку. Я рассказала, что упустила их, что в доме пусто и все перевернуто вверх дном. Я нашла лекарства и очень боюсь, что Керстин что-то сделала с Алисой.
Хенрик считает, что я должна немедленно позвонить в полицию. Он уже связался с нашим адвокатом и умоляет меня не рисковать.
– Сначала я должна проверить одну вещь, – сказала я и положила трубку.
Я лежала на заднем сиденье машины. Мама сидела за рулем, она вела машину, разговаривая сама с собой, порой качала головой. До меня долетали лишь обрывки фраз.
Я выглянула в окно, но не узнала местность. Как давно мы едем? Куда направляемся? Закрыла глаза, и воспоминания всплыли, словно через запотелый несфокусированный объектив. Звук убран, все движения расплывчатые.
Мама приходит домой. Я сижу, прислонившись к письменному столу. Она видит папку, которую я нашла, видит фотографии. Она начинает кричать страшным голосом. Оттаскивает меня от стола. Бьет головой об стену, выбрасывает все из книжных полок, перевернув одну из них, и со злостью швыряет в меня книгами. Я лежу на полу, свернувшись калачиком, закрыв лицо руками, пытаясь уклониться от ударов. Мама кричит, что я сама не знаю, что для меня лучше, раз за разом вопрошает, почему я ее ненавижу, несмотря на все, что она сделала для меня. Поскольку я не отвечаю, она переворачивает стол мне на ноги. Затем, оставив меня лежать, уходит в гостиную. Включает телевизор, я слышу, как она ругается по поводу новостей, которые там передают. Она бродит взад-вперед по комнате, разговаривает сама с собой.