— Позвольте мне. — Одним быстрым движением мускулистой руки и ловким поворотом пальцев Каллахан отворил дверцу.
— Благодарю вас, — вежливо сказала Дженис и, поскольку помнила, как эти пальцы зарывались ей в волосы, а руки крепко обнимали, постаралась держаться от него подальше, хотя и чувствовала странное радостное возбуждение от его близости.
Войдя в денник и ощутив аромат свежего сена, девушка присела на корточки возле бродяжки. Собака была небольшая, длинношерстая, черная с белым, неопределенной породы, и Дженис подумала, что она вполне может быть из овчарок, но, возможно, с некой примесью.
— Интересно, как ее зовут. — Погладив собаку по голове, она подняла взгляд на Каллахана. — Какое прекрасное ложе вы для нее соорудили.
— Да я почти ничего не делал.
Снова все было так, словно они встретились в первый раз, и Дженис была благодарна груму за благоразумие, хотя где‑то глубоко внутри маленькая скрытая часть ее существа была разочарована. Как жаль, что люди обречены играть отведенные им судьбой роли и не могут позволить себе делать то, что им хочется. Согласно положению ее родителей ей предстояло играть роль респектабельного члена высшего общества. Никогда прежде эта идея ее не беспокоила: благодаря отцу они спаслись от нищеты, — но сейчас ей определенно было не по себе.
Если бы мистер Каллахан носил одежду от Вестона, а сапоги от Хоуби, имел титул и состояние, то был бы подходящим поклонником, но в настоящий момент предполагалось, что она вообще не должна его замечать, кроме тех случаев, когда он выполняет свои обязанности грума — например, помогает забраться в седло, если понадобится.
Дженис перевела взгляд с него на собаку.
— Она обязательно должна иметь имя. Думаю, я назову ее Эсмеральда.
Оскар рассмеялся, а Каллахан в недоумении поинтересовался:
— Может быть, что‑то не столь изысканное…
— Нет, она заслужила, — безапелляционно заявила Дженис.
— Ну разумеется.
Она услышала легкий сарказм в голосе грума, но решила проигнорировать.
Эсмеральда вдруг забеспокоилась, поднялась, встряхнулась и, бросив на них полный боли взгляд, заскулила, затем легла и принялась сосредоточенно себя вылизывать.
— Думаю, время пришло, — констатировал Каллахан.
— Да, похоже, — согласился с ним Оскар, который стоял в отдалении и мял в своих широких ладонях шляпу.
— Удачи тебе, дорогая девочка, — прошептала Дженис и подошла к Оскару. И хоть почти все ее внимание было приковано к Эсмеральде, какая‑то часть ее постоянно ощущала присутствие грума — мистера Каллахана.
— Приходите утром, посмотрите на щенков, — попытался уговорить ее Оскар.
— Нет, — Дженис упрямо сжала губы, — я хочу посмотреть, как они рождаются.
— Это может длиться несколько часов, — поддержал Оскара и мистер Каллахан. — Герцог будет недоволен, если ему придется столько ждать.
— Да и в любом случае вам не пристало смотреть на это, — добавил Оскар.
— Ничего подобного, — тихо возразила девушка. — Это вполне естественный процесс.
И тут случилось то, чего все они ждали: в этот самый момент Эсмеральда ощенилась и проворно перегрызла пуповину, после чего принялась вылизывать детеныша.
Вскоре взору присутствующих предстало очаровательное чистенькое черно‑белое существо, которое тут же принялось водить носиком из стороны в сторону в поисках своей матери.
От умиления Дженис едва не разрыдалась, когда Эсмеральда со спокойной уверенностью подставила ему свой живот.
Извивающийся щенок искал свою мать, и Эсмеральда со спокойной уверенностью направляла его.
— Как это чудесно! Оскар, ну разве это не восхитительно? — Дженис обернулась и, увидев Оскара распростершимся на покрытом соломой полу, в ужасе закрыла лицо ладонями.
Глава 5
В чувство ее привел чей‑то смех. Опустившись на колени рядом с бесчувственным телом кучера, девушка поняла, что Оскар жив — во всяком случае, дышит. И цвет лица у него вполне приемлемый.
— Он что, упал в обморок? Поверить не могу.
Мистер Каллахан, все еще улыбаясь, опустился на колени рядом с ней — так близко, всего в нескольких дюймах…
— Да, так бывает: даже самые крепкие не выдерживают при виде подобных процессов.
Дженис каждой клеточкой тела ощущала его тепло, чистый запах мыла от кожи и полотна. И как, скажите на милость, сосредоточиться в такой ситуации на Оскаре, а не на груме, который в данный момент проверял пульс, приложив два пальца к шее пожилого кучера.
— Причин для беспокойства нет, — сказал Каллахан. — Он уже приходит в себя.
Тут Оскар открыл глаза и с недоумением огляделся вокруг:
— Какого дьявола?..
— Тебе стало… нехорошо, — ласково улыбнулась Дженис.
— То есть, попросту говоря, я грохнулся в обморок, как изнеженная дамочка, да? — Он судорожно сглотнул.
Дженис повернулась к Эсмеральде, словно за поддержкой, и ахнула:
— Смотрите, еще один!
Эсмеральда еще раз спокойно проделала все, что подсказывал ей инстинкт: вылизала извивающегося щенка и носом подтолкнула к первому, — а Оскар застонал и снова уронил голову на солому.
— Такое случается сплошь и рядом. Мало кому удается сохранить самообладание в подобных обстоятельствах, — как бы между прочим произнес Каллахан, Дженис мысленно поблагодарила его за это: гордость Оскара не пострадала. — Позвольте, я помогу вам подняться и провожу наверх.
Оскар, поморщившись, отвел взгляд:
— Да, думаю, так будет лучше…
Дженис коснулась ладонью его заросшей седой щетиной щеки:
— Думаю, глоток папиного виски из моей фляжки будет сейчас очень кстати, а как только ляжешь в постель, глотни из своей. Обещаешь?
— Как прикажете, миледи. — Несчастный даже глазом не моргнул, когда она влила немного обжигающей жидкости ему в рот, и проглотил, словно это был божественный эликсир.
Каллахан помог ему подняться, а Дженис с беспокойством спросила:
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Я здоров как бык. — В хриплом голосе Оскара явно слышалось раздражение, и Каллахан с Дженис переглянулись, едва сдерживая улыбку.
У двери денника появился Эрон и, заглянув внутрь, уставился на Эсмеральду и ее потомство.
— Вы только посмотрите! — в восторге воскликнул мальчик‑грум, повернувшись к Оскару, и тут же его лицо вытянулось. — Что случилось? Может, позвать доктора, мистер Камп?
— Не нужен мне никакой доктор, — нахмурив кустистые брови, проворчал Оскар и так посмотрел на мальчика, что тот даже попятился.
— Извините, я не хотел… — пробормотал Эрон.
— Да все в порядке! — Каллахан в нескольких словах объяснил младшему груму, что Оскара нужно проводить наверх: отдохнуть, — но с ним все в полном порядке.
— Здоров как бык, — повторил кучер.
Эрон взглянул на него с улыбкой:
— Позвольте мне помочь вам. Я справлюсь.
— Хорошо, — проворчал старик. — Пойдем, сынок.
— Его зовут Эрон, — уточнил Каллахан, затем повернулся к мальчику: — Напомни мистеру Кампу про его фляжку.
Эрон понимающе кивнул:
— Да, сэр.
— Ну вот и славно. — Оскар поморщился. — Пойдем… Эрон.
Дженис проводила парочку взглядом, а когда старик и мальчик отошли на достаточное расстояние, неожиданно расхохоталась. И хотя ей было неловко смеяться над Оскаром, она ничего не могла с собой поделать.
Отсмеявшись и смахнув выступившие слезы, она сказала:
— Я и понятия не имела, что Оскар настолько чувствителен: такого с ним никогда не случалось, — к тому же ужасный ворчун.
— Да кому же понравится, чтобы его увидели в минуту слабости? Вообще мужчины терпеть не могут, когда над ними суетятся женщины, — проговорил грум, жестом предлагая ей выйти из денника первой.
Оказавшись по другую сторону перегородки, Дженис заметила:
— Но женщины умеют действовать корректно, так, чтобы все чувствовали себя непринужденно.
— Вы в этом уверены? — Каллахан затворил за собой дверь.
— Да, — надменно заявила Дженис, вовсе не желая говорить таким тоном, но он ее к этому вынудил.
— Тогда почему я не чувствую себя непринужденно рядом с вами, леди Дженис? — Он смотрел на нее в упор — казалось, очень заинтересовавшись локоном, спускавшимся по ее щеке.
Дженис подумала, что, наверное, покраснела как свекла, потому что щеки буквально горели.
— Отчего бы это? — чопорно произнесла она в ответ, как случалось всегда, когда она не могла разобраться в ситуации. — Я вроде бы покладистая.
— Покладистая? — Он коротко рассмеялся. — Какое любопытное слово!
Опершись локтем о край денника, подперев кулаком подбородок, Каллахан посмотрел на нее так, словно мог бы любоваться ею часами. Дженис, не испытывавшая прежде столь пристального внимания со стороны мужчины, пришла в полное замешательство.
— Да, покладистая. Моя сестра Марша — непревзойденная красавица, Синтия — само очарование, ну а мой удел хорошо ладить со всеми, и я ничуть не возражаю.
— Не могу поверить! — Он рассмеялся. — Вы далеко не бесхарактерны, как мне хорошо известно, можете и самообладание утратить.
Дженис гордо вздернула подбородок:
— Я веду себя подобным образом только тогда, когда меня к этому вынуждают! Если меня пытаются загнать в угол, приходится обороняться. И пока вы первый мужчина, который вывел меня из равновесия.
— О‑о, в таком случае вам следует чаще давать волю своим эмоциям. — В его голосе явно слышалась усмешка.
Сердце Дженис забилось чаще, и она запальчиво произнесла:
— Вы ведете себя нелепо.
— Я так не думаю.
— Прошу вас, сменим тему! — едва ли не пискнула девушка.
Ей следовало просто повернуться и уйти, но…
Она не могла.
Она дорожила каждой секундой, которую проводила в его обществе.
Это было ужасно глупо, но она ничего не могла с собой поделать.
Казалось, он понимал ее лучше, чем она — себя. Выпрямившись и скрестив на груди мускулистые руки, Каллахан спросил:
— Что вы думаете о герцоге?
Дженис несколько раз моргнула, так ошеломленная его мужественным видом: едва ли кому‑то из ее братьев, Грегори, Питеру или Роберту, не говоря об отце, удалось бы свалить его с ног, — что едва не пропустила мимо ушей вопрос.