Эш кивает.
– Детское прозвище.
«Ягуар… явная отсылка к большим кошкам в Семье Львов. А если он получил это прозвище в детстве, вполне возможно, оно отражает его характер. Ягуары известны своими повадками – хищники-одиночки, незаметно подкрадывающиеся к жертве или нападающие из засады».
– Что ты о нем знаешь?
– Я с ним никогда не встречался, но многие члены моей Семьи его видели. Они утверждают, что он по-своему даже приятный, но легко выходит из себя и склонен к чрезмерной жестокости. – Эш бросает на меня взгляд. – Ты хочешь узнать что-то конкретное про своего… – Он замолкает. – Про Джага и Семью Львов? Об этом можно долго рассказывать.
– Не смущайся, все нормально, – говорю я. – Можешь спросить прямо: хочу ли я узнать что-то конкретное про своего деда. – Уверенность, с которой я выговариваю эти два слова, удивляет меня – ведь до сих пор я почти никогда их не произносила. – По правде говоря, я сама не знаю, что меня интересует. Все и ничего. – Дергаю за ремень безопасности, а Эш озадаченно смотрит на меня. – Просто тот убийца в лесу… – Уставившись в окно, пытаюсь выкинуть из головы воспоминания о бездыханном теле на земле. – Все Стратеги настолько круты?
– В смысле, настолько опасны? – уточняет он. – Да. Некоторые еще и покруче будут.
Он не вдается в подробности, да я и не хочу их знать. Если я сейчас наслушаюсь рассказов о том, какие в Европе талантливые и блестящие Стратеги, то распсихуюсь еще больше и вообще перестану соображать. Достаточно того, что я и так неадекватно оцениваю реальность и сегодня мы оба чуть не погибли по моей вине. Надеюсь больше никогда не повторять подобных ошибок.
– Почему Джаг так нацелен на уничтожение моей семьи? Просто потому, что его уязвило решение моего отца быть с мамой, вместо того чтобы остаться с Семьей?
Эш пожимает плечами:
– Возможно. Я часто слышал о том, что твой отец был восходящей звездой своей Семьи, любимцем Джага, непосредственным его наследником… Это, разумеется, было до того, как Джаг объявил перед Альянсом Стратегов, что твой отец мертв. И насколько я понимаю, Джаг не склонен прощать. Он патологически старается истреблять всех своих противников.
– Я знаю, что Медведи в целом противостоят Львам, но кто-нибудь когда-нибудь пытался в открытую бросить вызов Джагу? – Хочется понять, какие взаимоотношения существуют в Альянсе Стратегов.
– Казалось бы, должны, – с ноткой раздражения говорит Эш. – Казалось бы, Семьи должны выстраиваться в очередь, чтобы сразиться с ним. Но это не так. Все обсуждают прегрешения Джага за закрытыми дверями и в компании друзей, которым доверяют, но это ни к чему не приводит. В детстве мы с Лейлой пытались понять, откуда взялся такой перевес сил и почему другие Стратеги потеряли бдительность, но все это происходило постепенно и как-то незаметно. И когда главы Семей наконец осознали свою ошибку, было уже слишком поздно. Джаг укрепил свои позиции настолько, что его власть стала практически неограниченной. – Эш вздыхает. – Сейчас любой, кто противостоит ему, платит настолько высокую цену, что все боятся Джага и Львов. Даже на Медведей сильно давят, убеждая их выйти из оппозиции, иначе они рискуют лишиться союзников. До сих пор Медведи строго придерживались своей позиции, но лед под ними тонкий, и если они когда-нибудь дрогнут и окончательно отступят, Львы смогут полностью контролировать весь Альянс Стратегов.
Я хмурю брови:
– То есть, строго говоря, это более масштабный вариант того, что случилось бы в Академии, если бы Блэквуд перестала быть директором. Коннер и Брендан взяли бы все под свой контроль, Львы перебили бы лучших учеников из Семей, которые им не подчиняются, Медведи погибли бы или им объявили бы войну, а юные Стратеги всегда поддерживали бы Львов.
– Именно, – говорит он и запинается, как будто пытается решить, стоит ли мне о чем-то говорить или нет. – В детстве мы с Лейлой часто обсуждали, как будем противостоять Львам, когда встанем во главе нашей Семьи. Мы лишь надеялись, что ситуация не станет еще хуже до тех пор, пока у нас не будет достаточно власти, чтобы попытаться что-то изменить. И вот я наконец делаю это, за много лет до того, как считал это возможным… и все благодаря тебе.
Я грустно улыбаюсь:
– Вряд ли в этом есть моя заслуга, ведь главной причиной всего, что я делала, был страх за собственную жизнь.
– Нет, Новембер, – возражает Эш. – Ты заметила несправедливость и исправила ее, хотя тебе это дорого стоило и пришлось принести определенные жертвы.
Я ерзаю на сиденье. Не уверена, что заслуживаю эту похвалу, и не уверена, что вообще хочу ее слышать. Моя задача – выжить и найти папу, а не исправлять дисбаланс сил в Альянсе Стратегов.
– Ты мне как-то говорил, что Львы правят не так, как другие Семьи в Альянсе, – говорю я, возвращаясь к Джагу.
– Львы… единственные в своем роде. – Эш задумывается. – Как правило, Семьи полагаются на группу ведущих членов, на старейшин-советников, а если решение слишком сложное, то на Совет Семей. Но с тех пор, как Джаг пришел к власти, Львы перестали так делать. Он скорее диктатор, чем глава Семьи.
– То есть он – Генрих Восьмой? – спрашиваю я.
Эш откидывается на спинку сиденья, как будто готовясь к долгому перелету.
– Ты не первая, кому пришло в голову это сравнение.
Смотрю на мигающие огни внизу, на еще не проснувшийся мир, который, на свое счастье, ничего не знает о специально обученных Стратегах и убийцах, которые могут навсегда изменить ход истории.
– Помнится, ты говорил, что Совет Семей утвердил кандидатуру Джага на пост главы Львов, хотя не стоило этого делать, но когда они поняли, что возникла проблема, уже ничего нельзя было изменить. Но я не понимаю: разве они не должны были хотя бы попытаться?
– Они пытались, – говорит Эш. – Но Джаг игнорировал их советы, и устранять его пришлось бы силой. А Совет Семей никогда не использует силу. Они – источник мудрости, собрание старейшин, которые выступают в роли советников и следят за политикой Семей. Вся система основана на взаимном уважении.
– Интересно, – с иронией замечаю я. – Уважение – не первое слово, которое приходит в голову при мысли о Стратегах.
Эш бросает на меня косой взгляд – кажется, его задело мое замечание.
– Я понимаю твои сомнения, учитывая, каким образом ты узнала о нашем обществе, но ты многого не знаешь об Альянсе Стратегов. Конечно, мы часто демонстрируем силу и высокомерие, но бывают и бескорыстные проявления храбрости и верности.
Его реакция удивляет меня. Я бы не стала хвалить общество, которое прибегает к убийствам так часто, как это делает Альянс Стратегов. Но сейчас у меня нет желания вступать в споры, особенно после того, что произошло в лесу.
– В нынешней политике Альянса худшее то, – продолжает Эш, не дождавшись моей реакции, – что у Львов достаточно власти и ресурсов, чтобы сделать много добра. Но Джаг – эгоист, он решает только те задачи, которые политически выгодны лично ему.
– Разве не так поступают все Стратеги?
– И да, и нет. Да, нам небезразлична власть и влияние, и да, мы всегда отдаем предпочтение своей Семье на своей территории и прежде всего действуем в ее интересах. Но на протяжении большей части истории мы играли в команде. Мы вступаем в игру, когда нужны другим Семьям, мы выполняем задания, идущие на общее благо, и, если требуется, идем на компромисс. Но с приходом к власти Джага все изменилось. Он одиночка, а на общее благо ему плевать. Хуже всего то, что ему удалось посеять между нами раздор, при помощи запугивания и манипуляций натравить друг на друга союзников.
На минуту повисает тишина. Я молчу, и Эш, покосившись на меня, говорит:
– Пора, Новембер…
– Пора? – переспрашиваю я, но как только произношу это слово, тотчас понимаю, что он имеет в виду. Жестянка. Дотрагиваюсь до кармана. – Да… Я… Ты не голоден? Хочешь, я проверю, есть ли на борту что-нибудь перекусить?
– Нет, – говорит он. Я отворачиваюсь и смотрю на небесный простор. – Нам нужно узнать, какую информацию оставил тебе отец, потому что от этого, скорее всего, зависит, где нам надо приземлиться.
Кусаю зубами нижнюю губу и обнаруживаю, что она слегка обветрилась из-за холодного, сухого воздуха.
– Ясно, – говорю я, даже не пытаясь скрыть свое нежелание.
Краем глаза замечаю озадаченное лицо Эша. Понимаю его недоумение, но не хочу объяснять, почему тяну время. Пока записка лежит нетронутая у меня в кармане, в ней может оказаться все, что мне нужно услышать: извинение за то, что папа не сказал мне, кто я, слова любви и сожаления, адрес и телефонный номер, чтобы я могла сразу же связаться с ним. Но в глубине души я знаю, что меня ждет разочарование. Хочется и дальше представлять себе идеальное послание, но Эш прав – пора.
Вытаскиваю из кармана холодную жестяную коробочку и смотрю на нее, собираясь с духом. Подцепив ногтями крышку, снимаю ее. Мешочек с запиской лежит на фотографии, где нам с Эм по тринадцать лет и мы хохочем, обнявшись. Снимок был сделан на ярмарке. Мы только что наелись сладкой ваты, яблок в карамели и «муравейника» и были твердо намерены покататься вниз головой на аттракционе «Гравитрон» так, чтобы нас при этом не вырвало. От этих воспоминаний у меня так пронзительно болит сердце, что я прижимаю ладонь к груди.
…Я делаю глоток безалкогольной пинья-колады, которую приготовила для меня тетя Джо.
– Ммм! – Облизываюсь, наблюдая за мигающими светлячками на заднем дворе. Протягиваю руку, впитывая тепло костра. – Где ты научилась это делать? Потрясающе вкусно!
Тетя Джо добавляет в свой коктейль немного рома, мешает напиток пальцем, а потом облизывает его.
– Я пила эти коктейли прошлым летом на Гавайях на пляже в компании очень красивого молодого человека. Сияли звезды, воздух пах солью, а… ну, остальное я, пожалуй, расскажу, когда тебе исполнится восемнадцать. – Она широко улыбается. – А вернувшись домой, я решила, что это мой новый летний напиток. Очень праздничный, правда?