– Да неужели? – брюзгливо говорит он, но по глазам видно, что его забавляют мои слова.
– Вы это лучше меня знаете.
Я не указываю ему на то, что он сообщил мне о папе до того, как решил торговаться со мной. Не значит ли это, что он с самого начала подозревал, кто я? Он пытался предупредить меня или же все это время играл со мной? Я помню, как профессор Гупта говорил на занятиях, что хороший обманщик заставляет вас видеть ложь там, где ее нет, и правду там, где ее не существует. Может, он просто дурил мне голову?
– Паромщик, – говорит Ангус с бесстрастным выражением лица, наблюдая за моей реакцией.
«Паромщик?! – У меня кружится голова. – В смысле… персонаж греческой мифологии, который перевозит души умерших через реку? О боже! Это не… Я даже думать не могу…»
– Если хочешь узнать больше, обратись к кузнецу около Эдинбурга, – говорит старик, прерывая мою безмолвную панику, и отворачивается.
– К кузнецу? – У меня подозрительно пересохло во рту.
– Еще. – Он поднимает стакан, и мне ясно, что переговоры окончены. – И для дамы тоже.
Я пытаюсь привести мысли в порядок, но все как будто перевернулось вверх тормашками. Кто-то по имени Паромщик охотится за папой. Я до сих пор понятия не имею, где мой отец, разве что – возможно – где-то в Великобритании. А единственная зацепка, которую он мне оставил, указывает на какого-то загадочного кузнеца? У меня такое чувство, будто голова, оторвавшись от тела, сама по себе парит в воздухе.
Делаю еще глоток и цепенею. С удивлением смотрю на почти пустую кружку. О черт! Теперь до меня дошло, почему у сидра такой странный вкус. Он не кислый, он с алкоголем. Я знаю, что здесь можно пить не с двадцати одного, а с восемнадцати, но когда бармен предложил мне напиток, я не думала, что он имел в виду алкогольный.
Бармен ставит два шота виски на стойку перед нами.
– Мне не надо, спасибо, – говорю я, и мой голос кажется мне чужим, как будто эти слова произносит другой человек.
– Чепуха, – говорит старик. – Мы завершили дела, а теперь пьем. Так и бывает, когда отправляешься на верную смерть, детка. Наслаждайся отпущенным тебе временем.
Меня одолевают сомнения. У меня нет причин доверять этому типу, но Стратегам вообще не стоит доверять, потому что они всегда с радостью тебя обманут…. Ищу взглядом Эша – он уже в другом конце зала, беседует с другими людьми. Сегодня двадцать второе декабря, за голову папы назначено вознаграждение, на нас объявлена охота, и вряд ли мы успеем домой на праздники, если вообще когда-либо туда вернемся живыми. Перспективы отнюдь не радужные, но вопреки всему я вспоминаю тетю Джо: уж она-то не просто согласилась бы с тем, что нужно наслаждаться жизнью, но еще и прониклась бы симпатией к этому старому брюзге.
– К черту всё! Давайте пить, – говорю я. От выпитого сидра все уже плывет перед глазами.
– Молодчина! – Ангус хлопает меня по спине.
– Ну а ты ритм-то держать умеешь? – спрашивает старик, покачиваясь.
– Дааааа. Вся моя жизнь – сплошной ритм, – отвечаю я.
У него такой вид, будто он во мне сомневается, но готов смириться за неимением другого выхода.
– И партию свою помнишь? Потому что я не хочу, чтобы ты мне все испортила.
Я хватаюсь за стойку, чтобы не упасть.
– Ринг-динг-дидл-дидл-ай-ди-о, ринг-дай-диддли-ай-о. А потом повторяю последнюю строчку, которую спели вы, – настойчиво говорю я и икаю. – А теперь перестаньте нахваливать себя и дерзайте.
Он усмехается:
– И то верно. Между тем отличный получается вечерок.
Он выпивает последний шот, посвящая его кому-то по имени Майк Кросс, и подает мне руку, помогая слезть с табурета. Впрочем, никак не пойму, поддерживает он меня или еще больше раскачивает.
Он отпускает мою руку, сует два пальца в рот и громко, отчетливо свистит. Половина посетителей тут же поворачиваются в нашу сторону. Я начинаю хлопать в ладоши в ритме, которому он меня научил, а Ангус топает ногой. Некоторые из посетителей в секунду окружают нас.
Ангус поет низким, громким голосом:
Шотландец в килте в бар пришел и принял там на грудь,
И был уже вечерний час, когда он вышел в путь.
Писал ногами кренделя, шатался, а потом
Упал в траву и под кустом забылся пьяным сном.
Он кивает в мою сторону, и мы поем вместе:
Ринг-динг-дидл-дидл-ай-ди-о, ринг-дай-диддли-ай-о!
Упал в траву и под кустом забылся пьяным сном.
Вокруг нас собирается целая толпа. Некоторые хлопают в такт мне, и я с удивлением обнаруживаю, что уже танцую.
А мимо две девицы шли неписаной красы
И видят, парень в килте спит на травке, где кусты, —
продолжает старик. Зрители одобрительно свистят. Парень примерно моего возраста присоединяется к нам у стойки, хлопает и подпевает.
Одна другую толк локтем, глаза горят огнем: «Давай проверим, есть ли там под килтом что на нем».
Зрители хохочут и кричат «браво». Замечаю Эша, который протискивается сквозь толпу, и широко улыбаюсь ему.
Ринг-динг-дидл-дидл-ай-ди-о, ринг-дай-диддли-ай-о, —
подпевает мне молодой парень. Другие повторяют последнюю строчку:
Давай проверим, есть ли там под килтом что на нем.
Парень уже вертит меня в танце, и мне кажется, что я при этом тихо взвизгиваю.
Ангус поет, зрители свистят и рукоплещут:
«Смотри, как строен он и мил и как он крепко спит».
Они подкрались и на дюйм на нем задрали килт,
Под ним увидели они, что тот от всех таил
Лишь то, чем парня сам Господь с рожденья одарил.
Молодой парень улыбается мне, и мы вместе поем:
Ринг-динг-дидл-дидл-ай-ди-о, ринг-дай-диддли-ай-о,
Лишь то, чем парня сам Господь с рожденья одарил.
Он снова кружит меня и, ухватив рукой за шею, наклоняет то в одну сторону, то в другую. Вижу, как Эш, отделившись от толпы, идет прямиком ко мне. Машу ему рукой, призывая присоединиться к нам. Но вместо того чтобы начать подпевать, он подхватывает меня на руки.
Толпа воет и улюлюкает, а когда он направляется со мной к выходу, начинает протестовать. Эш не реагирует и, не останавливаясь, выносит меня из паба.
Разглядывая его и пытаясь понять, чем он так недоволен, касаюсь его щеки указательным пальцем, но рука безвольно ползет вниз.
– Ты ревнуешь, потому что тот парень танцевал со мной? – спрашиваю я, когда мы поднимаемся по лестнице, и хохочу, пока смех не переходит в икоту. – Никогда не видела, чтобы ты ревновал. Это мило. Стратеги бывают милыми? Это не против правил?
– Я оставил тебя не больше чем на полчаса. Как ты умудрилась за это время подружиться со стариком Ангусом да еще устроить целое представление? – спрашивает Эш, продолжая подниматься.
– Виски! – всплеснув руками, говорю я. – Старик… как его…
– Ангус, – подсказывает Эш.
– Ангус сказал, что это поможет решить… ну, я не помню, что именно, но в тот момент это имело смысл…
Вижу, что Эш, несмотря на явное беспокойство, украдкой улыбается. Он смотрит на меня темно-карими глазами так, будто я единственная девушка в мире, которой он когда-либо улыбался, хотя я точно знаю, что это не так.
– Почему ты такой привлекательный? – спрашиваю я. Он округляет глаза. – Нет, серьезно. Я хочу знать. Это странно.
– Странно? – Он пытается выглядеть серьезным, но по голосу слышно, что с трудом подавляет смех.
– Ага. Очень странно.
– Боюсь, что не знаю, как на это ответить. – Он осторожно ставит меня на ноги перед дверью в апартаменты и, прежде чем отпустить, ждет, пока я верну себе равновесие.
Я прислоняюсь к стене и, как только он открывает дверь, касаюсь его руки. Он переплетает пальцы с моими, и я притягиваю его к себе.
– Сейчас я тебя поцелую, Ашай, и даже не вздумай возражать, – говорю я, и улыбка, с которой он смотрит на меня, вызывает у меня такую слабость в коленях, что я благословляю не только стену у себя за спиной, но и ее создателя, а также того, кто вообще придумал стены.
Эш нежно обнимает меня за шею, и от его прикосновения у меня по коже бегут мурашки. Его губы так близко к моим.
– Я бы никогда не отказался от твоего поцелуя.
Наши губы встречаются, мурашки от шеи разбегаются по всему телу. Он прижимает меня к стене, и я чувствую его всем телом.
На лестнице вдруг раздаются голоса, и мы отстраняемся друг от друга. Он подает мне руку, чтобы проводить в комнату, но я прекрасно справляюсь сама, хоть и спотыкаюсь на каждом шагу.
– Тебе надо выпить воды, – говорит он, а я хмурюсь, недовольная тем, что мы не начинаем тут же снова целоваться. – И принять активированный уголь. Но утром ты все равно будешь чувствовать себя ужасно.
– Я уменьшилась? – спрашиваю я.
– Что? – смеется Эш.
– Чувствую себя так, будто я двух футов ростом, – бормочу я и трогаю голову, чтобы проверить, на месте ли она. – А руки – будто плавунки.
– Плавунки, да? – ухмыляется Эш. – А что такое плавунки?
– Плавунки. Плаванки. Плавнинки. – Я замолкаю, обдумывая свою странную физическую проблему, и поджимаю губы. – Может, я превращаюсь в тюленя?
Смеясь, Эш чуть отпускает меня, и я едва не теряю равновесие.
– Может, я пила вовсе не виски? Может, это было волшебное зелье, а старик на самом деле колдун? – Я всерьез обдумываю ситуацию.
– Никакой Ангус не колдун, – говорит Эш, как будто мои слова заслуживают ответа.
– Ты думаешь, я думал… нет… ты думал, я думаешь… Блин! Ну, ты понял, о чем я…
Улыбка Эша делается еще шире.
– Пока нет.
– В общем… колдун пахнет розой, хоть колдуном его назови, хоть нет[1]