– Значит, нам обоим лучше вернуться живыми и здоровыми, – говорит он, с любопытством глядя на меня.
– Во-вторых, – продолжаю я, не обращая внимания на его легкомысленный ответ, – что скажет твоя Семья? – Учитывая, насколько влиятельны Брендан и Львы, я не хочу даже думать о том, что ждет Семью Эша, если он пойдет против Львов. – Разве это не поставит тебя в уязвимое положение?
Эш улыбается, но по глазам видно, что его этот вопрос тоже беспокоит.
– В случае успешного завершения дела это не будет такой уж большой проблемой…
– Я серьезно, – перебиваю я. – Ты только что сказал, как все это опасно и что мы можем погибнуть. Мы ведь понятия не имеем, что нас ожидает. Мы понятия не имеем, знают ли другие Стратеги о моем существовании…
– Подозреваю, что о тебе знает больше людей, чем ты думаешь, – тихо говорит он. Я смотрю на него, надеясь, что он пошутил. – Некоторые из учеников – например, Маттео – сразу узнали тебя, как только ты появилась на кампусе. Мы должны быть готовы к тому, что и в других местах тебя могут узнать, – говорит он в ответ на мои невысказанные страхи. – К тому же Аарья разболтала чуть ли не всей школе, кто твои родители, и хотя связь между школой и внешним миром тщательно контролируется и информация часто поступает с задержкой, вполне возможно, твоя тайна будет раскрыта до того, как мы найдем твоего отца. Не говоря уж о том, что после нашего исчезновения наверняка возникнут всякие подозрения. Кто-то решит, что после всего случившегося Блэквуд разрешила нам навестить своих родных, но другие, вполне вероятно, сочтут, что мы отправились мстить Семье Львов за их неоднократные попытки тебя убить. Так что, как я уже говорил, нельзя, чтобы эта информация стала доступна хотя бы на минуту раньше, чем нужно.
– Вот видишь, – с нажимом говорю я. – Ты непременно пострадаешь, если станешь мне помогать.
– Я уже помогал тебе раньше…
– Да, здесь. Но здесь мы в изоляции, здесь безопаснее. Вне школы ты будешь членом Семьи Волков, активно пытающимся пойти против Львов. Ты всю жизнь старался доказать, что из тебя выйдет достойный глава Семьи, а безумная затея, которую я собираюсь осуществить, за секунду может перечеркнуть все твои шансы.
Эш вздыхает, как будто удивляясь моей непонятливости.
– А если я позволю тебе одной пробираться сквозь незнакомый тебе мир и бросать вызов самой могущественной Семье Стратегов, мне лучше прямо сейчас отказаться от положения главы Семьи, потому что я всегда буду помнить, что меня не было там, где я действительно был нужен.
Меня до дрожи пугает то, что может с ним произойти, но в то же время я отчаянно хочу, чтобы он поехал со мной. Пристально смотрю на него.
– Если ты поедешь со мной, то, возможно, не доживешь даже до выпускного, не то что до положения лидера в своей Семье.
– А еще я, возможно, никогда не научусь говорить по-французски без акцента. Некоторые вещи надо просто принимать такими, какие они есть, – говорит Эш, и на его лицо возвращается улыбка.
– Эш…
– Новембер, – говорит он и берет меня за руку. От тепла его пальцев у меня по коже бегут мурашки. – Я оценил все угрозы и прекрасно понимаю, на какой риск мы идем. Но я не изменю своего решения. Я еду с тобой.
Глава вторая
Свет раннего утра просачивается по краям светомаскировочных штор, а я лежу без сна в кровати с балдахином и смотрю, как перед глазами постепенно вырисовывается комната. Еще совсем недавно серые стены этой школы и отсутствие электричества страшно угнетали меня. Я чувствовала себя такой одинокой в этом мрачном замке, укрытом в глухом лесу, вдали от всего, что мне близко и дорого. И вдруг с удивлением осознаю, что больше не чувствую себя здесь в ловушке, хотя понятия не имею, когда все изменилось, когда изменилась я…
Раздвинув шторы, впускаю в комнату тусклый свет. В спальне очень холодно, на ледяном каменном полу ноги мерзнут даже в носках. Подхожу к старинному туалетному столику, где стоит тазик с водой, а рядом чистое полотенце. Плеснув себе в лицо немного воды, рассматриваю свое отражение в зеркале. Синяк под глазом, куда меня пару недель назад ударил Маттео, уже едва заметен, ссадины на руках и ногах, полученные при падении с дерева, откуда меня спихнул Феликс, все еще красные и воспаленные, но уже начинают затягиваться. Синяк на челюсти налился фиолетовым цветом и стал темнее, чем вчера, на теле нет живого места, но все это кажется такой ерундой по сравнению с предстоящими поисками папы.
Смотрю в окно. Между ветвями высоких деревьев, кружась, подрагивают первые снежинки.
– Снег, – выдыхаю я, и меня тут же охватывает тоска по родному Пембруку, по Эмили и нашим зимним развлечениям. А потом я вспоминаю, какой сегодня день. – Двадцатое декабря, – шепчу я, и в груди становится тесно.
…– Двадцаааатое декабряяяя! – кричим мы с Эмили в задние окна папиного грузовичка.
Земля покрыта толстым слоем пушистого снега, сверкают серебристые деревья, а городская площадь напоминает идиллию с праздничной открытки из Новой Англии.
– Ну, что мы сегодня будем делать? Поедем кататься на санках? – сидя за рулем, спрашивает папа.
– Вообще-то… – Эмили хитро поглядывает на меня. – Мы хотели бы поехать на пруд Истбери и покататься на коньках, если вы согласитесь нас туда отвезти.
– Завтрак, катание на коньках, горячий шоколад, санки, – перечисляю я, полностью разделяя энтузиазм Эмили. – А потом закажем большую пиццу или даже две и поездим на машине по городу, посмотрим на праздничные украшения в богатых кварталах.
Папа подъезжает к закусочной Люсиль и выключает мотор.
– Сегодня твой день, Нова. Готов выполнить любые ваши желания, девочки.
Зимой, вскоре после того, как мне исполнилось шесть лет, и через пару месяцев после смерти мамы, папа завел новую традицию – Зимний праздник двадцатого декабря, наш собственный выдуманный праздник, который никак не был связан с нашей потерей. Эмили тоже каждый год принимала в нем участие. Бывало очень весело, когда двадцатое декабря приходилось на выходной, но в миллион раз лучше, если оно выпадало на будний день и родители позволяли нам не ходить в школу.
Мы с Эмили, широко улыбаясь, выскакиваем из грузовичка. Под ногами хрустит только что выпавший снег, и нас охватывает особенная радость от сознания того, что мы занимаемся чем-то поистине замечательным, пока все остальные ломают мозги над математикой…
Кто-то стучит в дверь моей спальни.
– Войдите, – говорю я, вытирая лицо полотенцем.
В комнату входит Пиппа, молодая горничная, которая убирает у нас в апартаментах. Через руку у нее перекинута моя только что отглаженная школьная форма.
– Доброе утро… – неуверенно произносит Пиппа таким голосом, что это скорее похоже на вопрос, чем на обычное приветствие.
Она раскладывает мои черные легинсы и белую льняную рубашку на крышке сундука в изножье кровати.
– Спасибо, – говорю я, пытаясь придать своему голосу живость, но выходит как-то неловко.
Взгляд Пиппы скользит по синякам у меня на руках, выступающим из-под закатанных рукавов ночной рубашки. Она тревожно хмурится, и я быстро опускаю рукава, но этот жест только напоминает мне о кошмаре, который я видела во сне прошлой ночью. Я улыбаюсь в надежде успокоить ее, но, похоже, никакие улыбки тут не помогут. А если я не могу убедить Пиппу, что ничего страшного не случилось и со мной все в порядке, у меня нет никаких шансов убедить в этом одноклассников, больших специалистов в области обмана.
Пиппа останавливается на полпути к двери и смотрит мне в глаза, как будто хочет о чем-то спросить, но тут появляется Лейла, и горничная, извинившись, уходит. Как же хочется сказать «до свидания», обнять ее и поблагодарить за то, как замечательно она заботилась обо мне все это время. «Никто не должен знать, что мы уезжаем», – напоминаю я себе.
– Я ей передам, – тихо произносит Лейла, когда закрывается дверь в коридор. Несмотря на недавнее пребывание в темнице, Лейла, как всегда, выглядит собранной и уравновешенной. По плечам блестящей темной волной струятся распущенные длинные волосы. – Хотя твое чересчур эмоциональное поведение и кажется мне странным, Пиппа – хороший человек, и я знаю, что ей будет приятно, если ты с ней попрощаешься. – В голосе Лейлы не слышно никаких эмоций, как будто она считает вежливость всего лишь пустой формальностью.
Я с благодарностью киваю.
– И еще: раз вы с Эшем сегодня уезжаете, самое время поговорить о том, где, по-твоему, сейчас может быть твой отец, – продолжает она. Меня накрывает новая волна страха. – Как тебе кажется, он скорее напрямую бросит вызов своей Семье, чтобы отомстить за смерть твоей тети? Или же будет скрываться и собирать информацию в поисках более тонкого хода?
– Я бы сказала, что месть не в его стиле, – отвечаю я и кусаю ноготь, – но если я что и выучила в этой школе, так это то, как мало на самом деле я знаю своего отца. – Поднимаю глаза и смотрю на Лейлу. – Могу лишь предположить, что он задумал что-то очень опасное. Иначе не отправил бы меня сюда.
– Хорошо, это уже кое-что, – говорит Лейла с присущим ей задумчивым выражением лица. – Если он решил внедриться на территорию Львов, это точно небезопасно.
Я сажусь на край кровати.
– Именно эта мысль и не давала мне полночи спать.
Лейла заправляет волосы за ухо и присаживается рядом со мной.
– Если он отправился к Львам, скорее всего, он где-то в Великобритании. Это центр их власти, там живет Джаг, там наиболее сильны их союзники. – Она усаживается поудобнее, поворачиваясь ко мне. – У нашей Семьи есть связи в Великобритании. Собственно говоря, у всех Семей там есть связи. – Она замолкает. – Только я сомневаюсь, что Волки непременно станут помогать вам с Эшем. Не все члены нашей Семьи ненавидят Львов так, как мы. – Она смотрит на меня, как будто только что приняла какое-то решение. – А без помощи ты не сможешь найти своего отца.