– Знаю, – говорит он, и я замираю.
– Что ты знаешь?
– Ты потираешь руки – это успокоительное движение, которое дает мне понять, что мои вопросы тебя нервируют. Ты поджала губы, а это показывает, что ты пытаешься физически удержать себя от того, чтобы поделиться со мной информацией. Я знаю, что ты не можешь сообщить мне подробности. Говори настолько расплывчато, насколько считаешь нужным, но найди способ ответить и следи за языком жестов, – просит он. – Он выдает многое, и это заметно не только мне.
– Гм-м… – Усаживаюсь поудобнее, изо всех сил стараясь вести себя нормально. – Я знаю, что он недолго жил в Нью-Йорке, но он всегда говорил, что предпочитает уединенную жизнь в тихом месте, – медленно отвечаю я, обдумывая свои слова и стараясь не выдать ничего такого, что можно было бы отследить. – Он никогда не ездит в другие страны, даже не говорит об этом или о каких-нибудь дальних родственниках. Говорит он явно с американским акцентом, но теперь, встретив такого виртуоза, как Аарья, я понимаю, что акцент не обязательно что-либо означает.
– А что ты знаешь о его близких родственниках? – спрашивает Эш.
– Ну, его родители умерли, а он был единственным ребенком в семье. Он утверждает, что у него есть какие-то троюродные родственники, но я их никогда не видела.
Я свожу брови прежде, чем могу себя остановить. И почему ничего из этого раньше не вызывало у меня подозрений?
Эш кивает.
– Если вычислим, к какой Семье он принадлежит, то, может быть, поймем, кто объявил тебе вендетту и почему тебя решили подставить. На данный момент единственный, кто, кажется, знает что-то о тебе, это Маттео. Но эту зацепку я уже проверил. Там тупик.
Я моргаю.
– Ты говорил с Маттео?
Он с любопытством смотрит на меня.
– Тебя это огорчает?
Я знаю, что не должно, но вроде как огорчает.
– Ну, ясное дело, я не самая горячая его поклонница, он ведь ни за что врезал мне по физиономии. А я, между прочим, ему едва до плеча достаю!
– Существует множество, множество причин, по которым любой из нас может здесь кого-то ударить, – возражает Эш. – А твой рост ничего не значит. Если ты так считаешь, то ты дура. При своем росте в пять футов[8] Никта способна положить на лопатки девяносто процентов самых мощных парней в этой школе, и она часто это делает.
Хочу возразить, но он прав. Здешняя система взаимоотношений разительно отличается от того, к чему я привыкла. Люди реагируют иначе, отвечают иначе.
– В данный момент Маттео, кажется, единственный, кто знает, кто ты такая. Ты не хочешь это выяснить?
– Хочу. Я очень хочу это выяснить, – говорю я и заправляю прядь волос за ухо.
Эш усмехается.
– Что?
– Да ничего.
– Выкладывай, Эш! Чего ты так ухмыляешься?
– Просто мне кажется любопытным, что ты так расстроилась из-за моего разговора с Маттео. Если на это нет логической причины, значит, причина эмоциональная, – говорит он и изучает мое лицо. – Ты чувствуешь, будто я в некотором роде тебе принадлежу.
Я таращусь на него в изумлении.
– Ничего подобного. Ты не моя собственность. От тебя одни беды.
– Ага, – говорит он. – Так я и поверил. Именно поэтому ты и сказала: «не моя собственность», хотя я всего лишь говорил: «будто я в некотором роде тебе принадлежу». По-моему, классическая оговорка по Фрейду. – Наша игривая перебранка явно доставляет ему удовольствие, и если бы я могла спихнуть его с кровати, не потревожив при этом раненую руку, я бы обязательно это сделала. Вместо этого приходится угрюмо смотреть на него.
Он смеется.
– День был сумасшедший, и нам обоим будет лучше, если мы на минутку перестанем об этом думать. Давай покажу тебе кое-какие движения перед тем, как пойду к себе? Мы же не хотим повторения того, что произошло сегодня утром.
– Мне правда жаль насчет ножа, – говорю я, глядя на бинт у него на руке.
– Нож – лишь часть большой проблемы. Послание. На Шарле вся эта история не закончится. Никта объявила тебя врагом. А если ты враг Никты, значит, ты враг Брендана, а следовательно, и Львов в целом, а также всех их союзников. Ты должна доказать, что твое место здесь, и занять его, иначе тебя уничтожат. Как говорила Лейла, нельзя показывать им свои слабости.
– Я сделаю для этого все возможное, – с нажимом говорю я. Если все станет еще хуже, боюсь, и Эш с Лейлой отвернутся от меня. – У меня много сил. В свободное время я буду читать книги по истории и обманным уловкам и заниматься с Лейлой и с тобой, если ты можешь научить меня вольному бою, ядам, играм разума и всему, чего мне, по-твоему, не хватает. У меня прекрасно получается метать ножи, лазать по деревьям и фехтовать… хотя для тренировок я всегда использовала только деревянный меч.
По его взгляду понимаю, что снова ляпнула что-то странное.
– Что?
– Да просто ты такая… как бы сказать… доверчивая, что ли? Такая открытая, – говорит он, и вид у него при этом почти грустный.
Я пожимаю плечами.
– Но ты – это ты. Ты мой друг. Как ты сможешь помочь мне, если я не скажу тебе, какая мне нужна помощь? Я не собираюсь выставлять свои слабости напоказ перед всей школой… Я говорю о них только тебе.
У него на губах мелькает легкая улыбка.
– Не в этом дело. Просто… – Он качает головой. – Ладно, не важно.
Он выглядит почти растроганным.
– Скажи мне, – говорю я, накрываю его руку своей и сжимаю.
Сделав это, тут же осознаю, что это не обычный жест. Но прежде чем я успеваю убрать руку, он берет ее в свою. Осторожно держит ее, смотрит на нее так, словно это нечто значимое, и гладит мои пальцы большим пальцем. Кожа у меня покрывается мурашками.
– Просто мне жаль, что мы во все это впутались, – он внимательно смотрит на меня. – Ты ведь могла приехать сюда, и мы бы встретились… Даже не знаю, о чем я жалею. Наверное, мне просто жаль, что все это происходит с тобой. Ты, наверное, самый счастливый человек в этой школе, и хотя куда бы ты ни повернулась, на тебя кто-нибудь нападает, ты по-прежнему доверяешь людям. Не уверен, что когда-нибудь смогу это понять. Но в этом есть что-то прекрасное.
Я улыбаюсь. Неужели Эш, общаясь со мной, на мгновение утратил бдительность? В его глазах по-прежнему сквозит напряжение, но совершенно иного рода. У меня по спине пробегают мурашки, и я чувствую, как щеки заливает румянец.
– Моя лучшая подруга всегда говорит, что я счастлива, даже когда мне грустно, – с улыбкой говорю я. – Никогда не знаешь, сколько тебе осталось, так что черт с ним, я буду жить каждую минуту так, как смогу. И я никогда не пойму, почему вы все отталкиваете друг друга. Не представляю, какой была бы моя жизнь без моей лучшей подруги или остальных друзей. Надеюсь, за всю жизнь у меня их будет тысяча.
– Лучшая подруга… – тихо повторяет он, как будто я упомянула какое-то мифическое существо.
И я не могу не думать о том, что за всеми его шутками и показной самоуверенностью скрывается чувство одиночества. Мне хочется его обнять. Но он тихо отпускает мою руку.
Когда он улыбается, я понимаю, что между нами что-то изменилось, он как будто решил немного мне открыться.
– Вставай, – говорит он, и я слушаюсь. – А теперь займи позицию, в которой ты хотела бы меня ударить.
Я улыбаюсь. От сердечного разговора к вольному бою за секунду. Я отвожу правую ногу назад, поднимаю кулаки и опускаю подбородок.
Он кивает, оценивая мою позу.
– Заметь, большинство людей отводят назад преобладающую ногу и наносят удар преобладающей рукой. У тебя неплохая стойка. Слегка повернувшись вбок, ты защищаешь внутренние органы, а опустив подбородок, предохраняешь шею. Но ты слишком напряжена. А при таком напряжении ты не можешь достаточно быстро двигаться. Нужно быть начеку, но не допускать скованности, которая не позволит тебе маневрировать.
– Понятно, – говорю я, слегка расслабляя плечи и колени. – В фехтовании то же самое.
– Верно, – кивает он. – Теперь попробуй нанести удар.
Я начинаю с левой руки, и он блокирует удар уже на полпути.
– Поначалу блокировка тебе очень поможет. Даже если не можешь одержать победу, то по крайней мере предотвратишь серьезную травму, если будешь следить за глазами и движениями противника, – объясняет он. – Давай, подумай о том, куда хочешь нанести следующий удар.
Я представляю, как ударю его в живот правой рукой, и на долю секунды перевожу взгляд на его живот.
– Ааах! – смеюсь я. – Ты прав. Глаза выдают. Это очень полезно.
– Давай еще раз, только на этот раз обрати внимание на руку, которой собираешься нанести удар.
Он снова прав: я слегка отвожу левую руку назад, думая об ударе. Это непроизвольный сигнал.
Я рада наконец учиться чему-то полезному.
– Давай теперь ты, – предлагаю я. – Подумай о том, чтобы ударить меня, посмотрим, смогу ли я это вычислить.
Он бросает взгляд на мое лицо, а его левое плечо едва заметно вздрагивает.
– Удар в лицо левой рукой, – говорю я. Он кивает.
– Перед тем как метнуть нож, Шарль посмотрел на твою грудь. Вооруженный человек всегда будет смотреть именно туда, куда целится. – Но то и дело…
Эш смотрит на мое лицо, и его правая рука напрягается.
– Удар в лицо правой…
– Происходит такое. – Его левый кулак летит к моему животу и останавливается, едва коснувшись его. Он не сразу убирает руку, и я чувствую, как от его прикосновения у меня пульсирует кровь.
– То и дело попадается противник, который целенаправленно обманывает тебя, глядя туда, куда не планирует нанести удар. Но такое происходит только в спокойной обстановке. Если человек двигается быстро и действует моментально, он почти всегда выдает себя. Конечно, если он двигается достаточно быстро, эти сигналы намного труднее вычислить. Чем-то похоже на то, как человек смотрит на твои губы, когда хочет поцеловать тебя.
Я изгибаю брови.
– Или дать в зубы.
– Или так, да, – усмехается Эш. – Мы пройдем блокировку в замедленном движении, а потом на нормальной скорости. – Он целится мне в лицо, и я поднимаю левую руку. – Неплохо, но ты все еще слишком напряжена. Удар в лицо, будь то рукой или оружием, будет сильным, но это не значит, что тебе придется прикладывать много силы, чтобы отразить его. Используй против противника его же собственную движущую силу, перенаправляя ее.