Он берет мою руку и сгибает ее.
– Когда я размахнусь, отведи руку от себя. Вот так. Напряжение в драке никогда не помогает. Однако если удар нацелен в живот, можешь напрячь мышцы. Это защитит тебя от травмы.
Мы стоим так близко друг к другу, что у меня учащается пульс, и я действительно смотрю на его губы.
– Знаешь, я ведь это заметил, – говорит он.
Я улыбаюсь.
– Понятия не имею, о чем ты.
– Ага. Что ж, попробуем еще раз. Будь готова ко второму удару. Его ты тоже можешь заблокировать, но проще будет уклониться.
Он наносит удар правой, и я блокирую. Удар левой – и я уклоняюсь. Его кулак проносится мимо моей щеки. Он с одобрением кивает.
– Еще кое-что. Держи дистанцию. В ближнем бою ты быстро потерпишь поражение. Я показываю тебе основы бокса, но многие из нас владеют различными боевыми искусствами и могут причинить сильную боль, приложив очень мало…
Бросив взгляд на его живот, я слегка бью его по щеке. Он выглядит таким ошеломленным, что меня пробирает смех.
– Попался.
Он смотрит на мои губы.
– Знаешь, я это заметила, – говорю я.
– И я прекрасно понимаю, о чем ты, – улыбается он.
У меня по спине пробегают мурашки, но это приятное ощущение. На секунду мне кажется, что он вот-вот наклонится вперед, но Эш делает шаг назад.
Я снова встаю в боевую стойку.
– А почему свидания вообще запрещены? – небрежно спрашиваю я. – В пансионах всегда так? Ясно же, что даже охрана не может помешать вам тайно выбираться из комнат.
Он качает головой.
– Наши браки должны быть одобрены Семьями. Особенно это касается тех из нас, чьи близкие родственники занимают важные посты. Брак может означать важный союз, поэтому они тщательно регулируются.
Бросаю на него косой взгляд.
– Постой-ка. Вы вступаете в брак по расчету в зависимости от политического союза? На дворе что, шестнадцатый век? – Не знаю, почему я это спросила, учитывая, что в этой школе как раз все и выглядит так, как в те времена. – К тому же брак это одно, а свидания совсем другое.
– Я бы так не сказал. Учитывая количество хранимых нами секретов и все то, что мы можем почерпнуть друг от друга посредством невербального общения… Эмоциональная близость, которая плохо заканчивается, может означать утечку самой разной информации.
– Как та информация, которой я снабжаю тебя сейчас.
– Не совсем, – качает головой Эш. – Ты не знаешь секретов Медведей. Ты даже не уверена, кто ты сама.
– Ясно. Значит, вы ни с кем не встречаетесь, пока не готовы жениться? – Мне очень трудно в это поверить.
Он усмехается.
– Я этого не говорил. Я сказал только, что мы не привязываемся друг к другу. Ничего серьезного.
Я хочу сказать, что это безумие, но учитывая историю моих собственных отношений, не мне судить.
– Так что, твоя Семья уже подобрала тебе пару? – шутя спрашиваю я, но он не улыбается в ответ.
– Мы с Лейлой тоже первенцы глав нашей Семьи. – Выражение у него на лице дает понять, что он скептически к этому относится. – Союзы, которые мы с Лей заключаем здесь, непременно повлияют на решение Семьи. Но да, они отбирали кандидатов с самого нашего детства. У первенцев есть свои преимущества, но и обязанности тоже.
Неудивительно, что Брендан и другие так травят Лейлу. Если она тоже унаследует пост главы Семьи, она здесь не изгой, а скорее соперница.
– Вам подбирают других первенцев? – спрашиваю я.
– Нет. Никогда. Первенцы обязаны оставаться в Семье. Обычно мы сочетаемся браком с кем-то, у кого хорошие способности и более низкое положение в другой Семье и кто готов отречься от своей Семьи и присоединиться к нашей. От этого отношения между Семьями улучшаются, и это выгодно всем.
– Отречься от Семьи? – нахмурившись, спрашиваю я. – Зачем кому-то это делать? И как можно заставить человека отречься от Семьи?
– Посредством смертной казни, – говорит он, и я отшатываюсь.
– Вы убиваете людей за то, что они не на сто процентов преданы новой Семье? – В моем голосе отчетливо слышится изумление. – А если ты хочешь жениться на ком-то, кто не является Стратегом?
– Это запрещено, кроме тех случаев, когда Семья предварительно утверждает кандидатуру этого человека. А если все равно идешь против правил, тогда… смертная казнь.
Я что, только что узнала, что единственные парни, за которых я могу выйти замуж, либо учатся в этой школе, либо должны быть одобрены какими-то Стратегами в Европе, которых я даже не знаю? Такого быть не может.
– А если человек хочет перестать быть Стратегом?
Он смотрит на меня с некоторой долей сочувствия.
– Тоже запрещено.
Меня снова охватывает паника. Все это время я считала, что смогу закрыть на все это глаза, что у меня будет выбор. После того как сегодня утром мне удалось выйти сухой из воды, я полагала, что если выучу достаточно для того, чтобы не выделяться среди остальных, и буду вести себя тихо, то смогу выбраться из этой школы и никогда больше сюда не возвращаться.
– Давай покажу тебе пару ударов ногой перед тем, как уйду, – говорит Эш, и по выражению его лица я понимаю, что очень плохо скрываю эмоции.
Глава двадцать третья
Раздается тихий щелчок. Повыше натягиваю на себя одеяло и зарываюсь лицом в подушку. Кап. Кап. Кап. Как будто где-то вдалеке не до конца закрутили кран.
Лежа под толстым одеялом, зеваю и протираю глаза. Вчера я долго не могла заснуть, и сейчас мне хочется лишь одного: перевернуться на бок и зарыться поглубже в одеяло. Но по краям плотной шторы уже виден свет, а я хочу обсудить с Лейлой жуткое вчерашнее собрание, прежде чем мы отправимся на занятия.
Книги, которые дала мне Лейла, лежат на кровати. Я заснула за их чтением. Потягиваюсь и морщусь от неприятных ощущений в теле. После вчерашних занятий с Эшем у меня болят все мышцы.
Откидываю одеяло и опускаю ноги на пол. Пальцы касаются холодного камня, и я чувствую ими что-то шероховатое. Резко поднимаю ноги. Что-то не так… Пол никогда не бывает грязным. Помещения здесь всегда прямо-таки стерильные. Встаю на колени на кровати, перебирая в уме все возможные ужасы, которые могут быть на камне, и раскрываю занавески, впуская в комнату утренний свет.
Я гляжу на пол и едва успеваю сдержать рвущийся из горла крик, который превращается в придушенный всхлип. Возле кровати темно-коричневыми мазками написаны два слова: «Sarete ridotti».
Итальянский. Когда я была маленькой, мама с тетей Джо разговаривали по-итальянски. Тетя Джо и сейчас иногда на нем говорит. Я плохо знаю этот язык, но надпись на полу могу понять: «Вы будете сокращены» или, возможно, «Вы будете устранены»?
Тут же осматриваю дверь из спальни. Замок не на месте. В ужасе бегу за Лейлой. Стучу в ее дверь и с силой вытираю подошвы ног.
Она сразу открывает и, заметив испуг на моем лице, спрашивает:
– Что случилось?
– Я не… Иди сюда, – бормочу я и тащу ее к себе в спальню.
Она заходит, на секунду замирает, будто кто-то нажал на паузу, а затем быстро начинает действовать: опускается на колени и принюхивается к коричневым мазкам и разбрызганным по полу каплям.
– Это… кровь, – говорит она, подтверждая мои подозрения.
Сразу вспоминаю Шарля и Эша и жуткую кровавую сцену вчера в обеденном зале. По горлу проходит судорога.
– Не думаю, что кто-то ходит по школе с банкой крови, чтобы писать ею сообщения, – говорю я, обращаясь, скорее, к самой себе.
– Верно, – соглашается Лейла. – Это маловероятно.
– Значит, кто-то порезал себя прямо у меня в комнате? – Я вздрагиваю, тут же представив эту картину. – Жуть какая! Кто мог такое сделать?
Лейла качает головой.
– Кто-то, кто изо всех сил пытается напугать тебя. И он очень самоуверен. На то, чтобы написать это, пока ты спала, потребовалось время, а ведь можно было просто принести заранее написанное сообщение и положить его на пол.
От мысли о том, что кто-то в моей комнате писал это предупреждение кровью на полу, а я все это время мирно спала, мне хочется снова ворваться в кабинет Блэквуд и потребовать срочно отпустить меня домой. Если бы она не пригрозила мне темницей, я бы бросилась туда прямо в ночной рубашке, наплевав на приличия.
– Хуже всего то, что теперь я что-то смутно припоминаю… я что-то слышала, – признаю я. – Хотя что бы я могла сделать, если бы проснулась и застала здесь кого бы то ни было? Подраться с ним?
Лейла поднимает голову.
– Вряд ли бы это хорошо для тебя закончилось. У этого человека, очевидно, было при себе что-то острое.
– Брендан или Никта? – спрашиваю я.
– Возможно. После всего, что случилось вчера с Шарлем, у них есть все основания ненавидеть тебя еще больше. Хотя он состоял в их группе недолго, у них с Никтой был роман, а Брендан принял его как члена группы. Союз связал их узами. Они сделали бы что угодно, чтобы защитить друг друга.
Я киваю. Интересно, будут ли Лейла и Эш когда-нибудь так относиться ко мне?
– А Аарья? Если учесть ее непредсказуемость? – спрашиваю я.
Лейла шумно выдыхает.
– Она любит такие игры, но видно, что буквы вывел правша, а Аарья левша. Конечно, она могла бы написать их правой рукой, чтобы сбить со следа, но в отличие от большинства, она любит брать на себя ответственность за угрозы. И ширина мазка больше, чем ее указательный палец. Либо это написал человек, у которого руки крупнее, чем у нее, либо она использовала большой палец. Или здесь был не один человек – еще Феликс, например. Но я бы сказала, Брендан – более вероятный подозреваемый.
Потрясающе! До чего же быстро у нее работает голова!
– Надо это убрать. С минуты на минуту явится Пиппа.
Я таращусь на нее.
– Убрать? Разве мы не должны сообщить…
– Нет, – с нажимом говорит Лейла и достает из туалетного столика тряпку. Окунув ее в таз с водой, она начинает стирать кровь. – Если сообщим Блэквуд, будет в два раза хуже. Здесь так дела не делаются.