– В картах я сильнее Лейлы.
Что-то в его голосе напоминает мне о тех моментах, когда он пытается заигрывать со мной. Но я не могу вообразить, что Лейла сильнее в картах, учитывая, как он умеет читать сигналы. Хотя с Эша станется солгать именно о том, что все мы готовы принять за правду.
– И меня не так легко устранить из сражения.
Я кашляю от удивления, услышав слово, написанное сегодня утром у меня на полу кровью. «Что ты делаешь, Эш?» Он снова обводит взглядом комнату, и я не могу понять, пытается ли он проанализировать присутствующих или отправить сообщение тому, кто это сделал. Наверное, и то, и другое.
Гупта улыбается, прищурив глаза.
– Наконец-то! Вот это хорошо преподнесенная ложь. Кто-нибудь увидел или услышал что-нибудь, что указывало бы на то, какое из утверждений Ашая ложное?
Все молчат.
– Ну, кто выскажется? – Гупта обводит стол взглядом.
Я тоже смотрю на остальных, пытаясь выявить какой-либо сигнал, который указал бы на виновника. Но я вижу лишь спокойные лица и нейтральные позы.
Никто не отвечает на вопрос Гупты. Должно быть, они так сильно ненавидят ошибаться, что даже не пытаются угадать.
– Что ж, ты поставил их в тупик, Эш. Молодец. Идем…
– Второе, – говорю я, и все поворачиваются ко мне.
Эш с любопытством смотрит на меня.
Черт с ним! Лучше высказаться, когда нет явных указаний на ложь, чем когда есть те, которых я не вижу. Кроме того, мои шансы – пятьдесят на пятьдесят, потому что Эш ни за что бы не сделал последнее заявление и не выделил бы голосом слово «устранить», если бы это не было правдой.
Гупта смотрит на меня с новым интересом.
– Продолжай.
– Эш использует обаяние как оружие. И хотя он улыбался во время всех трех утверждений, второе показалось похожим на приманку, как будто он говорил что-то настолько очевидное, что это должно было быть правдой.
Гупта смотрит на меня так, словно знает что-то, чего не знаю я.
– Что ж, «показалось» – это скорее проявление эмоционального инстинкта, нежели определение сигнала, – говорит Гупта и поворачивается к Эшу. – Но посмотрим. Она права, Ашай?
Эш кивает и с уважением смотрит на меня. Видимо, ему и правда нравятся сюрпризы.
Гупта хлопает в ладоши.
– Главное в обмане – практика. Важно, чтобы это стало вашей второй натурой. Если вам приходится тратить все силы, чтобы сосредоточиться на этом, вы упустите все остальное. И как мы только что видели, умение определить ложь не ограничивается анализом сигналов. Требуется анализ личности. Ловкий обманщик заставит вас видеть ложь там, где ее нет, и правду, которой не существует. Именно это мы сейчас и наблюдали. Новембер использовала анализ характера Эша, установив таким образом, что утверждение, более всего похожее на правду, было ложью. – Гупта кивает в такт своим мыслям, будто что-то припоминает. – На сегодня все.
Все отодвигают стулья, надевают мантии и тихо, без суматохи выходят. Не уверена, что когда-нибудь привыкну к тому, что кучка подростков действует так грациозно.
Мы с Эшем направляемся вниз по лестнице в главный вестибюль.
– Хочешь перед обедом немного пройтись по саду? – спрашиваю я. – Я все утро в четырех стенах, у меня уже клаустрофобия начинается.
– Конечно, Новембер, я с радостью пойду с тобой на свидание.
Я смеюсь. Не знаю, как Лейла терпит такого брата. Хотя меня всегда удивляло, как Эмили справляется с такой подругой, как я.
– Думаешь, ты такой умный, – игриво говорю я, – но все-таки ты мне совсем не нравишься, ни капельки.
Он придерживает передо мной дверь, и мы ступаем на траву.
– Видимо, я вовсе не умный. Девушка, которая хуже всех владеет навыками обмана, первой раскусила мою ложь.
Я улыбаюсь.
– Хочешь сказать, я произвела на тебя впечатление?
– Можно и так выразиться, – говорит Эш, когда мы проходим по двору с лианами. – Жаль только, что я тебе совсем не нравлюсь. Видимо, придется мне научиться жить с этим. – Его веселье заразительно, и от того, как он поглядывает на меня, мое сердце бьется немного чаще.
Я откашливаюсь.
– А Гупта часто вспоминает прежних учеников?
– Ты это заметила? Да. Он все время так делает. И не он один. Лет двадцать пять назад здесь училась группа учеников, которые считались особенно одаренными. Преподаватели иногда говорят о них как о лучших учениках за всю историю школы. Ходит слух, что Блэквуд училась среди них. – Эш быстро осматривает сад для отдыха, когда мы туда заходим.
Солнечный свет пятнами лежит на траве, и яркие фиолетовые ягоды бросаются в глаза на фоне зеленой листвы. Кроме нас здесь только две девушки, беседующие в одном из дальних углов.
– Блэквуд? Не знаю, хорошая для меня эта новость или плохая.
– Очевидно, она самый молодой директор, который когда-либо стоял во главе этой школы. Кто-то говорит, она согласилась на эту работу из-за возрастающей вражды между Львами и Медведями, выбрав уединенную жизнь. – Он говорит тихо, пока мы обходим клумбы с голубыми, белыми и фиолетовыми цветами. – Ты ведь знаешь, что она Медведь?
Я удивленно смотрю на него.
– Но я думала, Медведи в основном итальянцы? Она говорит с идеальным британским акцентом, и фамилия у нее британская. Я просто никогда… – Хотя теперь, произнеся все это вслух, я понимаю, какое это глупое предположение.
Эш усмехается.
– Семья Медведей сформировалась среди древних римлян. Но знаешь, если учесть кое-какие завоевательные кампании и исследовательские экспедиции, то через несколько сот лет обнаруживаешь, что Семья Медведей давно вышла за пределы родной Италии. Кроме того, каждого директора за последнюю тысячу лет звали Блэквуд. Это просто титул.
Некоторое время я обдумываю услышанное.
– Почему Медведи и Львы ненавидят друг друга? – спрашиваю я.
Эш направляется к двери с другой стороны здания.
– Пошли. Я тебе кое-что покажу.
Спешу за ним.
Когда мы заходим в вестибюль со статуей рыцаря и щитами через дверь в виде арки, я едва не оступаюсь. Там дежурит охранник с крестообразным шрамом. Он смотрит прямо на меня, и я вспоминаю, как в первый день, когда Лейла привела меня сюда, мне все казалось, будто он меня оценивает. Я не видела его с той ночи, когда он поймал меня за пределами комнаты, ночи, когда был убит Стефано, и теперь его взгляд изменился. Мне кажется, он смотрит на меня в упор, и от этого мне хочется бежать.
Отвожу глаза от охранника и иду за Эшем дальше по коридору в библиотеку.
Витражные окна там прикрыты тяжелыми шторами, и в отсутствие естественного света комната с высоким потолком озарена светом факелов и больших люстр.
Эш подводит меня к дальнему правому углу, где на стене висят свитки. Один из них раскрыт. Рассматривая свиток, я понимаю, что в нем перечислены наши основные занятия, а рядом с ними – Семейное имя. Первая колонка выглядит так:
Обман – Медведь
Исторический анализ – Медведь
Ножи – Лев
Яды – Медведь
Стратегический вольный бой – Медведь
Лазание по деревьям – Лев
Фехтование – Лев
Психологическая война – Лев
Языки и акценты – Шакал
– Что это? Какой-то рейтинг? – шепотом спрашиваю я, хотя в библиотеке, кроме нас, ни души.
– Можно и так сказать. С момента основания Академии Абскондити велся учет лучших учеников в каждой дисциплине. Когда одна Семья бьет рекорд другой Семьи, который держался много лет, а иногда и поколений, это невероятная победа.
– Но как школа может вести учет учеников за тысячу лет и составлять их рейтинг? – спрашиваю я.
– Основные задачи не изменились. Мы все делаем точно так же, как это всегда делали наши Семьи. И для каждого предмета свои рекорды. Тот, о котором профессор Гупта упоминал сегодня, – как кто-то целый год избегал раскрытия лжи, – принадлежит Медведю.
Я снова смотрю на стену.
– Похоже, Медведи завоевали много титулов.
Эш тоже разглядывает свиток, но потом переводит взгляд на меня.
– На протяжении тысячелетий среди Семей существовал баланс сил. У каждой Семьи была своя специализация, навыки и стили. Случались союзы и соперничество, но в целом порядок Альянса Стратегов и Совет Семей пользовались уважением. Однако за последние лет двести одна Семья – Львы – постепенно возвысилась над остальными.
Это совпадает с тем, что говорила Лейла: все стараются угодить Брендану и Львам.
– Значит, смена власти изменила ход вещей в рядах Стратегов?
Эш кивает так, будто сам нередко обдумывал этот вопрос.
– Поначалу это означало всего лишь, что у Львов тугие кошельки, многочисленные ряды и безграничные ресурсы. Но они часто обращались к Совету Семей за помощью в применении этих инструментов. Другие Семьи обращались за помощью к ним, и это рождало множество взаимовыгодных союзов. Таким образом, несмотря на дисбаланс сил, они не злоупотребляли властью.
– А что изменилось? – спрашиваю я, и хотя Эш пока не сказал ничего страшного, эта история почему-то нервирует меня, как будто я смотрю, как кто-то, кто свисает с обрыва, медленно разжимает хватку.
– Джаг, – сухо говорит Эш. Я вопросительно смотрю на него. – Нынешний глава Львов. – Он улыбается и качает головой. – Я знаю, ты говорила, что тебя воспитывали не так, как меня, но мне все равно кажется невероятным, что ты не знаешь определенных вещей. Определенных людей.
– А каково, по-твоему, мне? – спрашиваю я, и он смотрит на меня так, словно я говорю дело. – Итак, Джаг… что в нем такого?
– Ну-у-у… Сорок лет назад он неожиданно лишился обоих родителей. Ему было всего девятнадцать, когда он пришел к власти, а среди Стратегов это необычно. Как правило, нового главу избирает Семья и утверждает Совет Семей. Но предки Джага по прямой линии возглавляли Семью больше ста лет, и по каким-то непонятным причинам, а также, возможно, отчасти благодаря существующему дисбалансу сил, Совет Семей проголосовал за то, чтобы позволить ему занять пост при условии, что ему будут помогать опытные советники.