Всего четыре секунды спустя Лейла открывает дверь. Перед нами – непроглядный мрак. Я поднимаю руку, пальцы касаются тяжелой шторы, одной из тех, которыми затянуты все здешние дверные проемы. «Эта дверь ведет на улицу?» Слышу, как замок снова защелкивается, и задерживаю дыхание.
Эш дюйм за дюймом отодвигает штору в сторону, и в тусклом свете луны я замечаю кусок внешней стены, окружающей нашу школу. Лейла хлопает меня по запястью, и мы крадемся дальше – вдоль прикрытого деревьями здания. Минуем две двери и останавливаемся у третьей. Лейла достает отмычку. Внутри здания я точно не видела ни одной из этих дверей. Ничего удивительного в том, что в некоторые помещения этого замка можно попасть только снаружи, но интересно, насколько тяжелое наказание ждет нас, если нас поймают за попыткой проникнуть в одно из них.
Сквозь деревья мне удается лучше разглядеть крепостную стену. Она возвышается над нашим четырехэтажном замком, и в каждом углу ее высятся круглые орудийные башни. Высаженные по внешнему периметру деревья создают плотный навес, в точности как в наших внутренних дворах. Интересно, сколько человек за все эти годы пытались выбраться отсюда по деревьям? Наверняка на верху стены есть какая-нибудь ловушка. К тому же, если упасть с такой высоты, без серьезных травм не обойдешься.
Лейла встает и приоткрывает дверь на дюйм. Потом кивает, и мы следуем за ней. И к своему удивлению, я оказываюсь в огромной кухне со сводчатым потолком и перекрестными деревянными балками. Полки вдоль стен ломятся от множества баночек со специями и расставленных стопками тарелок. С железных крюков свисают разнообразные горшки, а на длинном столе разложены скалки и подносы, приготовленные для завтрашней готовки. Кухня всегда была моим любимым помещением в любом доме, а эта вообще напоминает сказку.
Звук ключа в замке с другой стороны кухни возвращает меня из благоговейного ступора в настоящее. Бегу за Эшем и Лейлой к двери в стене справа. Лейла поднимает щеколду, и мы чуть ли не ныряем в темную комнату.
Лейла осторожно закрывает за нами дверь как раз в тот момент, когда раздается звук отворяющейся двери с улицы. Эш толкает нас к стене. Мои плечи зажаты между ним и Лейлой. Здесь намного холоднее, чем на улице, и я уверена, что будь здесь какой-нибудь источник света, облачко пара от моего дыхания стало бы заметным. Делаю глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение, и ставлю ноги в более удобное положение, которое позволит мне не переносить вес с одной на другую.
Щеколда на двери поднимается, и я задерживаю дыхание, не смея пошевелиться. В комнату проникает тусклый свет, а вместе с ним – зловеще длинная тень огромного мускулистого охранника. Если он чуть шире откроет дверь, то непременно заденет Лейлу, а если войдет в комнату, точно увидит Эша.
Охранник делает шаг вперед, освещая комнату свечой, и мне с трудом верится, что он не слышит громкий стук моего сердца. Пламя свечи выхватывает из темноты полки с покрытыми тканью керамическими горшками. Но свет исчезает так же быстро, как появился, и дверь закрывается, вновь погружая нас во тьму.
Лейла не шутила, когда говорила, что у нас едва ли будет лишняя секунда. Если бы она недостаточно быстро открыла хоть один замок или мы хоть на мгновение где-то задержались, нам бы пришел конец.
Когда дверь на улицу закрывается и слышится звук щеколды, Эш отодвигается от меня, и я выдыхаю, напоминая себе сдувающийся воздушный шарик. Слева от меня Лейла зажигает спичкой свечу.
Эш направляется к огромному деревянному шкафу с четырьмя квадратными дверцами и одной длинной и узкой. У меня учащается пульс. «Низкая температура… Ох, нет! Пожалуйста!» Я качаю головой, словно могу телепатически убедить Эша не открывать высокую дверцу. Рядом со шкафом стоит длинный стол, и я в ужасе замечаю на нем окровавленную одежду и обувь и кучу доисторических медицинских инструментов.
Эш поднимает изогнутую щеколду на высокой дверце. Рассудок кричит, что надо закрыть глаза, но я не могу отвести взгляд. Как я в ужасе и предполагала, за этой дверью вертикально расположено бледное, замороженное тело охранника с крестообразным шрамом. Его глаза полуоткрыты. Не в силах унять дрожь, отступаю на несколько шагов назад и зажимаю рот рукой.
Лейла подносит свечу поближе к телу охранника, освещая окаменевшие черты мертвого лица.
– Ни синяков, ни порезов, – тихо говорит Эш, осматривая руки охранника. – На костяшках пальцев нет никаких ссадин, значит, особенной борьбы не было. Может, на него напало несколько человек?
– По лицу его тоже явно не били, – шепчет Лейла и наклоняется ближе, чтобы повнимательнее рассмотреть глубокий порез у него на шее. – Как странно… – говорит она. – Края раны неровные. В коридоре, когда он лежал весь в крови, я этого не разглядела.
– Что это значит? – спрашиваю я. – Кто-то использовал зазубренное лезвие?
– Нет, – говорит она и сводит брови. – Даже при зазубренном лезвии получается ровная линия.
Эш наклоняется ближе и широко раскрывает глаза. Я впервые вижу его испуганным.
– Стекло, Лей! Готов спорить на что угодно, это было стекло – достаточно острое, чтобы с легкостью нанести глубокую рану, но при этом недостаточно гладкое, чтобы не оставить таких следов по краям пореза.
У меня сдавливает грудь. Мне мгновенно становится понятна его реакция.
– Разбитое стекло из моей комнаты. Думаете… – начинаю я и осекаюсь.
– Да. Наверняка кто-то забрал осколок, прежде чем Пиппа прибралась у тебя в спальне, – кивает Лейла.
– Подожди… Не знаю, важно ли это, – говорю я, – но на уроке по ядам у Феликса я заметила царапину на ладони. Помню, я тогда еще подумала, что на фехтовании за день до этого у него не было никакой царапины, а в тот день из-за кровавого послания у меня в спальне я специально у всех внимательно разглядывала руки.
– Эш, просмотри расписание Феликса, может быть, выяснишь, откуда у него взялся порез, хорошо? – командует Лейла. – Узнай, не было ли у него каких-нибудь боевых занятий между фехтованием и ядами. Или подумай, была ли у него возможность где-нибудь еще поранить руку.
Эш кивает, с обеспокоенным видом продолжая разглядывать тело охранника.
– Нужно осмотреть его спину, – говорит Лейла. – Если вы сумеете наклонить его вперед, я посмотрю.
Они оба поворачиваются ко мне, и мне приходится сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не сказать им, что я отказываюсь это делать. Но времени у нас нет, и, с трудом поборов чувство страха и брезгливости, заставляю себя сделать шаг вперед. Эш уже положил одну руку на правое плечо охранника, а вторую на грудь, чтобы поддерживать его вес.
Подношу руку к металлической стенке морозилки и осторожно дотрагиваюсь до левой руки охранника. Она твердая и покрыта кристалликами льда, какие образуются на упаковках мороженого.
– Готова? – спрашивает Эш.
– Ага, – едва выдавливаю я из пересохшего горла
Прижимаю другую руку к груди охранника, и Эш наклоняет его вперед. Качнувшись под тяжестью его веса, восстанавливаю равновесие и помогаю Эшу переместить его в горизонтальное положение. Мы сидим на корточках, поддерживая окоченевшее тело.
Лейла внимательно разглядывает затылок охранника и проводит по нему рукой, видимо, в поисках шишек, которые свидетельствовали бы, что он потерял сознание от удара.
– Ничего, – говорит она, передвигая свечку вдоль его спины. Над левой лопаткой ее рука останавливается. – Ха, – хмыкает она, и мы оба смотрим на нее. – У него есть татуировка, но ее закрывает след от какой-то травмы…
Наклоняюсь вперед, чтобы лучше рассмотреть, и вздрагиваю. Похоже на ожог.
– Можешь определить, что это было? – спрашивает Эш.
Лейла подносит свечу поближе к коже и наклоняется еще ниже. Несколько секунд она молчит и сосредоточенно передвигает свечу, стараясь разглядеть шрам с разных углов.
Затем выпрямляется и прикусывает нижнюю губу.
– Поставьте его обратно, – говорит она, и я начинаю поднимать труп еще до того, как она договорила.
Мы ставим его снова в вертикальное положение и заталкиваем обратно в металлическую морозилку. Эш быстро захлопывает дверцу и опускает щеколду.
Я вытираю влажные пальцы о брюки. Хочется как можно скорее броситься в душ. Хотя здесь их, разумеется, нет. Придется дожидаться завтрашнего утра, чтобы попросить Пиппу принести горячей воды для ванны. Трясу перед собой руками, как будто это что-то изменит.
Лейла задумчиво смотрит куда-то вдаль.
– Лей? Не томи. Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
Но она не отвечает. Молча начинает обходить комнатку с таким видом, как будто разговаривает сама с собой.
По лицу Эша я вижу, что терпение – не самое сильное его качество. Впрочем, припомнив все те разы, когда Лейла вот так замолкала в моем присутствии, чувствую некоторое облегчение.
Кажется, проходит вечность. Наконец Лейла останавливается и поворачивается к нам.
– А вдруг мы ошиблись?
– В чем ошиблись? – раздраженно спрашивает Эш.
– Охранник, – говорит она, махнув рукой в сторону шкафа, в котором спрятано тело. – Что, если, сказав Новембер: «Ты следующая», он вовсе не угрожал ей?
Я косо смотрю на нее.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что он сильно рисковал, когда заговорил с тобой. Я же тебе тогда сказала, охранники никогда не нарушают это правило. Тогда почему он угрожал тебе словами, когда существует так много невербальных вариантов?
– Лейла, какая у него была татуировка? – вдруг спрашивает Эш.
Но Лейла лишь поднимает руку, призывая брата помолчать.
– Не забывай, что он донес на меня Блэквуд и Коннеру в ту ночь, когда я нашла труп Стефано, – говорю я.
– Верно. А Коннер сказал тебе, что охранник в ту ночь совершал обход другим путем, и мы все согласились, что это более чем странно, – говорит она.
Я пристально смотрю на нее, пытаясь угнаться за ее логикой.
– Лейла, – настаивает Эш.
Она не сводит с меня глаз.