– Мы уже подозреваем, что тот, кто убил Стефано, на самом деле пытался убить Маттео и подставить тебя, еще одного Медведя, – идеальное преступление, поскольку он устранил бы двух Медведей разом. – Она кивает в сторону морозилки. – У охранника была татуировка Семьи Медведей. Конечно, той ночью он шел другим маршрутом, но каким-то образом оказался возле твоей комнаты в то же самое время, что и ты. А потом он передает тебе сообщение, и в ту же ночь его находят мертвым – возле твоей комнаты.
Делаю шаг назад, сердце бешено колотится в груди.
– Пиппа была о нем высокого мнения, – тихо говорю я.
– Это лишь доказывает мою теорию, – заключает Лейла. – Сама подумай: у этого охранника не было иного выбора, кроме как донести на тебя в ночь убийства, потому что ты его видела. Но что, если ты должна была увидеть его? Что, если той ночью он пытался что-то сообщить тебе, а ты слишком быстро закрыла дверь?
Нервно дергаю себя за руки.
– О господи… хочешь сказать, он вовсе не угрожал мне, а предупреждал меня? Присматривал за мной?
– Он защищал тебя. А если это действительно так – в чем лично я почти не сомневаюсь, – то, скорее всего, именно поэтому он и погиб. – При этих словах я чувствую себя так, будто получила удар под дых.
– Хочешь сказать, кто-то собирался перерезать горло мне? – Никак не могу поверить, что охранник, по всей вероятности, погиб из-за меня. Чувствую тошноту, но в то же время какую-то грусть.
– Да, – говорит Лейла, и по ее мрачному тону я понимаю, что она тоже осознает всю серьезность ситуации.
Эш потирает лоб.
– Но почему? – спрашиваю я. – С чего бы охраннику защищать меня?
– Мне кажется, Лейла имеет в виду, что он, скорее всего, был связан с кем-то из преподавателей, иначе ни за что не стал бы рисковать и заговаривать с тобой. Кто-то велел ему присматривать за тобой, – говорит Эш. В его голосе я слышу плохо скрываемое волнение. – А это значит, что все непонятные детали, как и все, что здесь происходит, скорее всего, связаны не только с учениками.
Мгновение мы просто смотрим друг на друга, пытаясь осознать сделанный только что вывод.
– В ночь перед убийством Стефано я с ним встречалась, – мягким голосом говорит Лейла. – Он считал, что сеть Львов в школе постоянно расширяется и скоро здесь станет небезопасно для Медведей и любой Семьи, которая противостоит Львам. Что ж… может, это хорошо. Может, это значит, что кто-то… кто-нибудь из преподавателей решил дать Львам отпор в школе. – Я слышу одобрение в ее голосе.
– Ты встречалась со Стефано в ночь перед убийством? – спрашивает Эш таким странным тоном, что я перевожу на него взгляд. – И он рассказывал тебе о Львах?
– На оба вопроса ответ – да, – отвечает Лейла, и, несмотря на тусклое освещение, я вижу, как она краснеет и избегает смотреть брату в глаза.
И тут я вдруг до меня доходит. Ну, ничего себе! Если Лейла общалась со Стефано ночью, это наверняка после того, как я легла спать, потому что в начале комендантского часа она еще была у себя. Это значит, она выходила тайно. И они, видимо, были близки, раз он сообщал ей секреты, гораздо ближе, чем, по-видимому, считал Эш. Неужели у Лейлы со Стефано был роман? Судя по выражению лица Эша, ему в голову пришла та же самая мысль.
Чувствую себя ужасно. Я чуть ли не билась в истерике, когда под матрасом мне на рубашку попал комочек засохшей крови Стефано, и говорила о нем как о трупе, тогда как для Лейлы это была тяжелая утрата. Она потеряла близкого человека. Возможно, очень близкого.
Эш и Лейла смотрят друг на друга.
– Но почему, Лейла? – спрашиваю я в надежде положить конец возникшей между ними напряженной неловкости. – Почему Львы преследуют именно меня? Сначала пытаются повесить на меня убийство Стефано, затем натравливают Никту и посылают кого-то перерезать мне глотку? И почему кто-то старается защитить меня?
– Вот именно, – говорит она. – В том-то и вопрос. И если в ближайшее время мы не найдем ответа, думаю, мы об этом сильно пожалеем.
Эш молчит, не сводя глаз с сестры.
Глава тридцать третья
Когда мы с Лейлой идем на урок истории, я с удивлением обнаруживаю, что теперь делаю все то, что казалось мне странным в первый день: двигаюсь тихо, бросаю на других косые взгляды, отмечая, что они делают, и разговариваю вполголоса. С этого утра Лейла снова замолчала, но не так, как она обычно делает, когда ей надо подумать. Мне кажется, она взволнованна и расстроенна, но отказывается это обсуждать. Наверняка это как-то связано с тем, что ей пришлось раскрыть свои отношения со Стефано. Даже учитывая, как недолго я ее знаю, ясно, что это далось ей с большим трудом. И я почти уверена, что если заикнусь об этом, сделаю только хуже.
Брендан уже в классе. Он выглядит так, словно спал так же мало, как я. На лице Лейлы угрюмое выражение, все остальные тоже нервничают, и из-за этого все время хочется оглядываться через плечо или подпрыгивать, если кто-то случайно заденет твою руку.
– Ну что, начнем? – говорит Карталь, хотя на самом деле это не вопрос.
Она стоит рядом с глобусом и барабанит по нему пальцами, пока ученики усаживаются.
Последними в класс заходят Феликс и Аарья – у них такой вид, будто они поругались. Аарья не спешит садиться.
– Садитесь, – говорит Карталь Аарье, и я вижу, что она не хочет этого делать.
Она сжимает кулаки, но плюхается на стул.
– Итак… Рыцарей-госпитальеров учили сражаться не на жизнь, а на смерть, до последнего человека, независимо от того, какие были ставки, – начинает свой рассказ Карталь, бросая взгляд на Аарью. – И в тысяча двести семьдесят первом году, когда султан Бейбарс атаковал Крак-де-Шевалье, крепость госпитальеров в Сирии, именно так они и собирались поступить. В течение месяца султан постепенно загонял рыцарей в крепость. Но он знал, что загнанные в угол рыцари никогда не сдадутся. Поэтому он подкинул им поддельное письмо, якобы от имени Великого магистра ордена госпитальеров.
Она осматривает комнату, и ее глаза на секунду останавливаются на мне.
– Письмо давало рыцарям право сдаться и даже содержало указания о том, как это сделать. И что бы вы думали, храбрые рыцари купились на подделку. В обмен на капитуляцию султан сохранил им жизнь. – Карталь улыбается. – Больше всего я люблю подобные истории о том, чего не произошло: истории, исход которых кажется очевидным, но затем происходит нечто совсем иное. Казалось бы, султан никак не мог изменить положение вещей. Но он мыслил творчески; он смотрел за пределы конфликта. В чем здесь ключ? Что такого сделал султан, о чем следует помнить?
В классе царит странная тишина. В обычное время все бы соревновались друг с другом за возможность дать ответ и опередить друг друга, но сейчас они выглядят погруженными в размышления или усталыми. После всего, что произошло, я еще больше уверена, что в истории Карталь скрыто тайное послание.
– Новембер?
Я возвращаюсь мыслями к уроку.
– Он не воспринимал поведение рыцарей как неизменное.
– Объясни.
– Ну, как вы сказали, рыцари были известны тем, что всегда сражались до последнего человека, – говорю я, стараясь планировать стратегию с психологической точки зрения, как делает Лейла, анализируя исторические события. – Поэтому типичный подход требовал бы воспринимать это как нерушимую истину и готовиться к сражению. Султан был особенным, потому что дал рыцарям возможность повести себя иначе, изменить то, что все считали неизменным до скончания века.
Карталь вращает глобус.
– Да. Именно так. Как ты верно заметила, сама по себе ситуация не всегда неизменна – неизменно то, как люди ее воспринимают. Нередко требуется свежий взгляд на вещи.
Вдруг открывается дверь, и все, как по команде, поворачиваются в ту сторону. Входит Блэквуд в сопровождении двух охранников. Атмосфера нервозности в комнате усиливается.
– Лейла и Новембер, – говорит Блэквуд. – Идемте со мной.
Мой лоб тут же покрывается потом, чувствую на себе взгляд Аарьи. Мы отодвигаем стулья и выходим вслед за Блэквуд в коридор. Проходя мимо охранников, я ожидаю, что кто-нибудь из них вот-вот воткнет мне в руку шприц и утащит меня в темницу, но этого не происходит. Они лишь молча следуют за нами.
Бросаю вопросительный взгляд на Лейлу, но она смотрит вперед и выглядит такой же расстроенной, как и все утро. Я перебираю в голове длинный список нарушенных нами правил и вспоминаю труп охранника у нас под дверью. Все это может быть причиной, по которой нас уводят с урока. Блэквуд явно хотела, чтобы все это видели, как будто хочет сделать нас печальным примером для остальных.
Делаю несколько глубоких вдохов, как рекомендуют книги по обману, чтобы замедлить пульс и расслабить мышцы. Еще не хватало, чтобы я своей нервозностью и паникой сорвала попытку Лейлы выкрутиться из этой ситуации.
Один из охранников открывает дверь в кабинет Блэквуд, и мы садимся – Блэквуд за столом, а мы с Лейлой в креслах перед ней.
– Что ж, – после долгой паузы говорит Блэквуд, глядя то на меня, то на Лейлу. – Я удивлена, Лейла. А меня редко можно удивить.
Бросаю на Лейлу беглый взгляд – ее лицо по-прежнему ничего не выражает.
– Пару дней назад я разговаривала с доктором Коннером. Знаешь, что он мне рассказал? – спрашивает Блэквуд.
Ох, дело плохо. Я уже это чувствую.
– Он рассказал вам, что видел, как мы выходили из коридора мужского общежития, – спокойно отвечает Лейла, как будто Блэквуд поинтересовалась, понравился ли ей завтрак. – Он намекнул, что, когда спросил нас об этом, наш ответ показался ему подозрительным.
– Да, верно, – подтверждает ее слова Блэквуд. – Так и должно быть.
Лейла молчит, и я ее не виню. Если она скажет, что в этом коридоре находятся апартаменты ее брата, Блэквуд возразит, что она знала, что Эша в то время там не бывает. А если она скажет, что мы просто гуляли, это будет похоже на оправдание, как будто она в чем-то виновата.