Если тощий Мориц и коренастый Бернхард давали свои показания, опасливо косясь на Лару, то Филипп, говоривший последним, на судей не смотрел вообще. Всю свою гневную речь он обращал к скамье подсудимых, не спуская с Лары прозрачно-серых глаз. Не менее десяти минут юноша распинался о том, как он страдал, как он зол и как сильно жаждет возмездия, после чего важно добавил:
– И ещё. Занесите в протокол: я убеждён, что в то злополучное утро меня и моих товарищей обратила в мышей именно эта особа, а вовсе не её бабка! – Граф указал ухоженным пальцем на Лару. – Если бы под личиной девушки скрывалась девяностолетняя старуха, я бы это понял, уж поверьте. Для развратной ведьмы она вела себя слишком скромно и скованно. Так ведут себя только невинные девицы.
– Ваше сиятельство, то есть вы настаиваете на том, что Лара Лихт не является развратной ведьмой? – уточнил дознаватель.
– Нет, я именно настаиваю на том, что она является ведьмой!
– Но не развратной?
– Откуда мне знать? Так далеко наше общение не заходило.
Лара призвала на помощь всю свою выдержку и сказала:
– Ваше сиятельство, при нашей встрече в лесу я видела вас в первый раз.
«И очень хотела, чтобы он был последним!»
– Ложь, – сквозь зубы процедил красавчик. – Едва завидев нас, ты бросилась бежать. Ты обратилась в бегство раньше, чем мы с Бернхардом и Морицем тебя узнали!
– Я выросла в лесу и нечасто бывала за его пределами. Для меня вполне естественно опасаться чужих, тем более мужчин. Ваша честь, – Лара выразительно глянула на судью, – разве бежала бы я от своих преследователей, будь я настоящей ведьмой? Если бы я умела колдовать, то наверняка нашла бы более надёжный способ их остановить.
– Она и так пыталась, – обратился к судье Филипп. – Девица пыталась наслать то же заклятие, которым превратила нас в мышей, но её тёмная сила будто пропала!
– Вы ослышались, господин граф, – почти надменно ответила та. – Я молилась.
Епископ с чрезвычайным вниманием посмотрел на Лару.
– Стало быть, ты утверждаешь, что молилась?
– Утверждаю.
– Тогда прочти нам «Отче наш».
«Что?!» – Всё её существо охватил панический ужас.
Глава 24Правдоподобие неправды
– Э-э… – Лара углубилась в хитросплетения воспоминаний, но смогла извлечь оттуда только: – Отче наш, сущий на небесах… Да светится имя твоё… м-м…
– Она не может прочесть молитву без запинки – она точно ведьма! – торжествовал Филипп.
Лара встретила неодобрительный взгляд епископа и почувствовала, что обречена.
– Я её просто наизусть не знаю! Слышала, но не запомнила. Говорю вам, у меня память дырявая – хоть сейчас проверьте! Я даже не помню титула этого господина, хотя при мне его называли несколько раз. Граф фон… – Она уставилась на красавчика, сведя брови.
– Айхельштарк, – оскорблённо молвил тот.
– Я всё равно не запомню, – отмахнулась Лара.
– Позвольте заметить, – подал реплику Крэх, – что было бы крайне странно, если бы воспитанница ведьмы знала слова хоть одной молитвы.
– Возможно, подсудимый прав, – согласился дознаватель, – и девушка в самом деле имеет скудные представления о Боге.
Взгляд, которым судья окинул Лару, был полон подозрения.
– Веришь ли ты в Господа, подсудимая?
– Д-да.
– Ты протестантка или католичка?
– Э-э… – растерялась Лара.
– Не бойся, подсудимая, – мягко произнёс дознаватель. – В условиях веротерпимости правильного ответа на этот вопрос больше не существует. К примеру, епископ и общественный обвинитель – католики, а судья, юридический советник и я – лютеране.
– Отвечай, – снова пристал судья, – ты с католиками или с протестантами?
– А что они предлагают? – вырвалось у Лары.
Не могла же она сказать, что никогда не интересовалась религией и не вникала в различия между протестантами и католиками. Знала только, что их вражда стала причиной чудовищной войны, которая началась задолго до её рождения и длилась уже тридцать лет.
Подавив улыбку, дознаватель повернулся к судье.
– Видимо, старик не обманул, и подсудимая сейчас и впрямь как чистый лист.
– Не такой уж и чистый! – не удержался Филипп. – Всю жизнь прожить с ведьмой и не запятнать себя служением дьяволу? Я в этом очень сомневаюсь.
– У Изольды не было никаких оснований учить Лару ведовству, – осторожно начал Крэх, словно боясь сболтнуть лишнее. – Во-первых, Лара не доводилась ей роднёй, и ведьма скорее использовала её в своих корыстных целях, чем опекала. Во-вторых, у девушки прескверная память. А в-третьих, Лара разделяет идеи гуманизма – она бы не смогла совершать жертвоприношения.
Судья пронзил Лару недоверчивым взглядом.
– Это правда?
– Правда, – сказала она, не обманывая хотя бы в этом. – Я пришла в ужас, когда узнала, что бабушка приносила в жертву детей и я могла стать одной из них, если бы случайно не тронула её сердце. До дня моего ареста я искренне надеялась, что Господь хранит меня.
В зале стало непривычно тихо.
– Если Господь воистину хранит тебя, дитя, – беспощадно изрёк епископ, – ты сумеешь доказать свою невиновность.
– Как… как вы можете ей верить? – воскликнул Филипп. – Это же ведьма! Возможно, в эту самую минуту она опутывает вас своими колдовскими чарами!
«Чёрт бы тебя побрал, мне только-только начали симпатизировать…» – подумала Лара, сердито заглядывая графу в глаза.
– Так почему же мои чары бесполезны против вас?
– Наверное, потому, что я тебя ненавижу. – Филипп отвернулся и снова завладел вниманием судебных заседателей: – Предположим, девица молилась. Допустим. Но это ж как усердно надо молиться, чтобы вызвать демона!
– Адская Тьма не демон, она лошадь! – обиделась Лара.
– Я сначала тоже так решил, – кивнул красавчик. – А после увидел, как ты с ней обращаешься. Ваша честь, эта особа её не понукала, нет. Она с ней как с человеком разговаривала!
– Моя лошадь очень умна, и мне не требуется причинять ей боль, чтобы она поняла, чего я хочу, – парировала Лара.
– Как, говоришь, зовут твою лошадь, подсудимая? – сощурился дознаватель.
Лара чуть не шлёпнула себя по губам.
– Её зовут… Тьма. Просто Тьма. И она пропала.
– Исчадие ада, а не лошадь, – заметил Филипп.
– Лара, не тревожься! – раздался звонкий голос Лизелотты. – Твоя кобыла у нас, она к нам сама прискакала!
– Прогоните девицу! – распорядился судья. – Она уже во второй раз нарушает порядок.
Пока стражник выдворял внучку Крэха из зала суда, Лара провожала её благодарным взглядом. К судье в это время склонился общественный обвинитель:
– Может, нам и кобылу проверить?
– Ещё не хватало, – встрепенулся тот.
Дознаватель в нетерпении поёрзал в кресле.
– Кажется, допрос свидетеля несколько затянулся.
– Отнюдь, – возразил Филипп, словно желая, чтобы его допрашивали вечно.
– Ваше сиятельство, – устало сказал судья. – Видели ли вы подсудимую с дьяволом?
– Нет, – ответил красавчик, бросив на Лару очередной уничтожающий взгляд. – Она сама как дьяволица.
Судья кивнул, будто соглашаясь.
– Благодарю вас, граф, вы можете быть свободны.
Филипп был не в силах скрыть разочарование:
– Ваша честь, вы уверены?
– Как никогда, – вздохнул тот. – Все свободны! Заседание суда по делу Лары Лихт и Крэха Мецгера продолжится завтра в девять часов утра.
Зрители, как по команде, зашумели, не торопясь расходиться. До Лары донёсся чей-то задорный голос:
– Если завтра будет так же весело, стоит привести друзей.
– Поднимайся, пока дозволяют, – велел стражник, тыча кулаком ей в спину.
Лара встала, едва разогнув одеревеневшие ноги. И это она, молодая. Крэху наверняка было не в пример тяжелее. Перед тем, как их разлучили стражники, она в последний раз взглянула на старика.
– Держись, дитя, – сказал он еле слышно.
В камере Лара обдумывала первый день процесса. Она пыталась структурировать ложь, которую они возвели, отчего у неё началась мигрень. Опустившись на тюфяк, Лара прижала пальцы к вискам и закрыла глаза.
«Если я не сумею доказать, что я не ведьма… меня сожгут на костре? Неужели тот кошмарный сон был вещим? Нет, нельзя! Нельзя падать духом…»
Задрав юбку, Лара с тоской осмотрела колени. От долгого стояния на них проступили синяки. Она вспомнила красивое самодовольное лицо Филиппа и чуть не заскрипела зубами.
«Надо было убить его на той дороге. Попросить Адскую Тьму зашибить его копытом или толкнуть. Верно говорила бабушка, моя доброта меня же и погубит!»
Наутро Ларе принесли нехитрый завтрак из хлеба и вина, разбавленного водой, и снова отвезли к Красной Башне. В другой повозке ехал Крэх.
Очутившись в зале суда, Лара тщетно искала Лизелотту глазами. Среди разномастной толпы её не было – вероятнее всего, Пауль Мецгер не пустил свою дочь на заседание, а вдобавок ещё и наказал.
От этих размышлений Лару оторвал грустный голос судьи:
– Вызывается первый свидетель, монах Иоганн.
«Зачем вам монах?» – испугалась Лара.
Перед кафедрой встал худой человек с измождённым лицом, одетый в белую рясу и чёрный плащ.
– Монах Иоганн, вчера вечером вы по моей просьбе имели беседу с Крэхом Мецгером, – начал епископ. – Я доверяю вашему мнению, поскольку вы возглавляете приют для душевнобольных при монастыре. Что бы вы сказали о состоянии подсудимого?
– Человек этот явно нездоров. – Монах с брезгливой жалостью взглянул на Крэха. – Пират, ворон, любовник красавицы-ведьмы… Фантазии перемешались в его голове так плотно, что он и сам не ведает, как отделить их друг от друга. Вот что я думаю. Авантюрист по натуре, Крэх Мецгер бросил семью и детей, сорок лет где-то странствовал, возможно, сидел в тюрьме. И теперь, став немощным, решил вернуться домой. При этом он жаждет внимания, любит, чтобы его слушали, затаив дыхание. Своей семье он, очевидно, не нужен, но осуждать её я не берусь. Насколько я понимаю, единственная вина Мецгера состоит в том, что он, по словам сына, опекал подсудимую. И это как раз легко объяснимо, если допустить, что она ведьма…