– О том, что бабушка принимала мой облик, я узнала лишь на допросе из слов Крэха, – заспорила Лара, стараясь не сорваться на крик. – Как я могла просить Крэха сказать то, чего я не знала?
– Так докажи, что ты не знала!
– Да как такое можно доказать?!
– Ведьма! Ведьма! – твердили сзади.
– Вы ошибаетесь! Я не ведьма, клянусь! Я не знаю ни одного заклинания, и вообще у меня память дырявая – вы же сами видели…
– Разве тебе не помогал твой черноволосый любовник? – улыбнулся канцлер.
Лара сделала глубокий вдох, чтобы не взорваться.
– В тот день, когда вы беседовали с черноволосым юношей, меня не было дома, вам открыла моя бабушка…
Внезапно Йорг Хольдт направился к ней.
– У блондинки, открывшей мне дверь, был поранен лоб. – Когда канцлер коснулся её волос и отодвинул их в сторону, Лара поёжилась. – Вот, у тебя до сих пор остался синяк.
– Это не…
– Ты упала с лошади после того, как заколдовала отряд кирасир. Очевидно, десять душ – это предел твоих возможностей.
– Я восемь дней сижу в тюрьме, у меня всё тело в синяках, – резко ответила Лара.
Сталеглазый прищурился.
– Если принести в жертву можно даже кота, то зачем твоя бабка похищала детей? Или вы со стариком солгали?
Лара почувствовала себя загнанной в угол.
– Мой кот… был заколдованным человеком.
– А ещё он был твоим любовником.
– Он был моим любовником только в человеческом обличии!
У общественного обвинителя азартно заблестели глаза.
– Подсудимая, твоим любовником был чёрный кот, который умел превращаться в человека?!
– Нет, не умел. Я ведь сказала, он был заколдован…
– Ты прелюбодействовала с котом-оборотнем? – с неодобрением переспросил епископ.
– Почему прелюбодействовала? – запаниковала Лара. – Кому я могла изменять, если я не замужем?
Судебные заседатели переглянулись.
– Она точно ведьма.
– Вне всяких сомнений.
– Но почему? – в отчаянии требовала ответа Лара.
– Потому что хозяйка чёрного кота почти всегда оказывается ведьмой, – объяснил судья. – А твой, к тому же, ещё и оборотень.
– Он не оборотень! Себя превратить невозможно!
– Значит, это ты его превращала?
У Лары заболела голова. Она прикрыла веки, и перед глазами вспыхнули золотистые точки, которые становились всё больше, чтобы слиться в озеро пламени, похожее на жертвенную бездну.
– Мой любовник предназначался в жертву, как и я, – заговорила Лара. – Ему было четырнадцать, когда бабушка превратила его в котёнка. Если бы я не любила кошек и не забрала его себе, он бы погиб. Он не был оборотнем. Он был простым пастухом, которому не повезло встретить ведьму. Так же, как двенадцатью годами ранее не повезло и мне. Хотите судить меня за то, что я неудачница? Считайте, что судите годовалого ребёнка, который имел несчастье понравиться ведьме. Моё преступление в том, что я не позволила убить любимого питомца и в наказание была превращена в кошку? Или в том, что спала с человеком, который мне нравился? Поймите уже наконец: я не ведьма, я жертва!
Канцлер вернулся на место. Судья оглядел Лару, словно оценивая её стойкость.
– Нам придётся применить к тебе пытки.
– Это ещё зачем? – задрожала она. – Что это даст?
– Весьма немало, – сказал епископ. – Либо ты не выдержишь боль и признаешь, что ты ведьма. Либо ты выдержишь боль, и это докажет, что во время пыток дьявол лишил твоё тело чувствительности, а значит, ты ведьма.
Лара гневно затрясла головой.
– Вы смеётесь? Тогда какой в ваших пытках смысл?
– Пытки – самый надёжный способ заставить человека говорить правду, – заверил общественный обвинитель.
Лара не знала, чего в них больше – тупоумия или кровожадности. Люди, которые её судили, были более чем образованными – в отличие от неё, они учились в университетах, но то, что они проповедовали, да с таким серьёзным видом… Это не могло уложиться в её голове, и ни в чьей голове не могло. Укладывать такое в свою голову было попросту опасно и безрассудно.
– Правду? Какую правду, если исход ваших пыток один? – почти кричала она. – Вы вырываете не правду, а то, что вам выгодно слышать!
Глаза епископа метали молнии.
– Уж не думаешь ли ты, что прочие казнённые ведьмы были невиновны?
– Что?.. – опешила Лара. – Я не могу говорить за всех, но если единственным доказательством их вины было признание под пытками, то…
– Ты признаёшь, что ты ведьма? – скучающим голосом перебил судья.
– Не признаю!
– Несите тиски.
– С ума сошли? – дёрнулась Лара, увидев, как к ней приближается уже знакомый палач с горящими глазами и жутким орудием в руках.
– Ваша честь, – вздохнул дознаватель, – в пытках подсудимой нет ни малейшей нужды, у нас достаточно свидетельских показаний.
– Так и быть. – Судья махнул палачу рукой. – Унесите тиски.
– Ну пусть бы она хоть немного покричала, – вырвалось у обвинителя, который смотрел на палача, как мать, провожающая сына на войну. – Жалко вам, что ли? Тоже мне инквизиторы…
Лару бросило в жар от отвращения.
«Вот бы тебя хоть на часок к тому палачу, мерзкая ты образина!»
– В самом деле, – с запозданием оживился юридический советник, поворачиваясь к коллегам. – Я давно не участвовал в ведовских процессах, но хорошо помню, что подсудимых традиционно подвергают пыткам, чтобы добиться от них чистосердечного признания.
– Господа, – со страстью вмешался дознаватель, – смею напомнить, что под влиянием гуманистических идей правила дознания существенно смягчились. Мы же всё-таки не в средневековье живём! Во-первых, нельзя применять различные виды пыток в один день, а во-вторых, нельзя пытать человека дольше получаса.
– Безобразие какое, – скорчил лицо общественный обвинитель. – В прежние времена пытали часами, и это шло следствию только на пользу. Никакие душегубы не могут сравниться с ведьмами по тяжести преступления, а посему христианская милость для них недопустима! Вина ведьм превосходит всякий грех!
– Пытать людей часами – негуманно! Получаса вполне достаточно.
– Только не говорите, что на вас произвёл впечатление доклад Антона Преториуса[9], молодой чело-век!
– Более того, – не обращая внимания на замечание, продолжил дознаватель, – одно из правил гласит, что при изрядном количестве доказательств вины применение пыток совершенно бессмысленно.
– Зато как действенно, – буркнул обвинитель.
– Господин дознаватель прав. Даже с адептами дьявольской ереси забывать о гуманности никогда не стоит, – важно изрёк судья и посмотрел на Лару: – Твоё последнее слово, подсудимая.
– Ч-что значит «последнее»? Верно ли я понимаю, что вы даёте мне последнюю попытку убедить вас в том, что я не ведьма?
Судья равнодушно пожал плечами.
– Если можешь, попробуй.
Лара обвела взглядом публику. На губах появилась усмешка от мысли, что пришла ей в голову сегодня утром при виде этих любопытных ханжей.
«Ну раз уж вас всё равно не переубедить…»
И Лара, которой уже порядком надоело притворяться простушкой, выбросила руку вперёд.
– ШИ-ГИ-ШИН-ПА-ЭР-ДЛИ-ЮХ.
Кто-то визжал, кто-то истово крестился. Одна кумушка как подкошенная упала в обморок. Зал наполнился истеричными воплями, один громче другого:
– Ведьма!
– Убейте ведьму!
– На костёр окаянную!
Лара едва сдерживала смех:
– Да вы спятили! Видите? Ничего не случилось, у меня не выходит! Какая же я ведьма, если не умею колдовать? Да если бы я была ведьмой, вы бы сейчас не кричали, поверьте. Вы бы лаяли, хрюкали и квакали! – Она повернулась к судьям, почему-то побледневшим. – Послушайте. Даже выучив заклинание, обычный человек применить его не может. Чтобы заклятие подействовало, нужно владеть колдовской книгой, которую даёт дьявол в обмен на душу. А я свою душу не продавала и делать этого не собираюсь! Как вам ещё доказать, что я не вступала в сговор с дьяволом и я не ведьма?
Над залом прозвучал суровый голос судьи:
– Откуда нам знать, что произнесённое тобой не набор слогов, а дьявольское заклинание?
– А откуда вам знать, что дьявольское заклинание не набор слогов? – не сводя с него глаз, спросила Лара.
Судья помолчал и громко объявил:
– Суд удаляется на совещание.
Пятеро её мучителей тяжело поднялись из-за кафедры, уставшие от своих мучительств. Когда они скрылись в соседней комнате, за ними с пером и бумагой последовал секретарь.
Лара была опустошена. Она глянула на Крэха – тот стоял с опущенной головой. Ни честить его, ни требовать ответа не хотелось. Хотелось лишь сойти с этой проклятой скамьи и вытянуться прямо на полу, а ещё чтобы все – и враги, и сочувствующие – оставили её в покое.
Дверь открылась, и перед глазами замелькали знакомые чёрные мантии. Лара не знала, бояться ей или радоваться оттого, что скоро всё кончится, ибо даже страх отступал перед её моральным и физическим бессилием.
– Всем встать, – прозвучало вдали.
Одновременный шорох и возня за спиной заставили поморщиться. Руки коснулось что-то мягкое и холодное. Лара повернула голову – это Крэх положил ладонь ей на руку, напоминая о необходимости встать. Когда встала, в глазах потемнело. Ноги дрожали.
– «Мы, нижеподписавшиеся, выносим приговор по делу обвиняемых в колдовстве Лары Лихт и Крэха Мецгера. – Судья стоял за кафедрой и читал с листа, словно окутанный дымкой. – Крэх Мецгер признаётся невиновным во вменяемых ему преступлениях и будет освобождён».
Лара моргнула. Дымка наконец рассеялась.
– «Лара Лихт признаётся виновной в таких преступлениях, как ложная дача показаний, сговор с дьяволом, оборотничество и колдовство, и за своё греховное поведение будет подвергнута казни завтра в десять часов утра на рыночной площади».
Зал торжествующе загудел.
– Значит… вы сожжёте меня на костре? – услышала она свой глухой голос.
– Ну что ты, милочка, – оскалился обвинитель. – Дрова нынче до€роги. Конечно, не сожжём.