Через час в коридоре послышалась возня. Дверь распахнулась, и Лара потеряла дар речи. В комнату вошла птица ростом с человека.
Ларе понадобилось время, чтобы понять: от птицы в жутком существе лишь голова, а точнее – маска с клювом и стеклянными окошками для глаз. Под чёрным плащом до самых пят угадывалось вполне человеческое тело.
«Это чумной доктор», – вспомнила она, хотя прежде не видела таких врачей живьём, только слышала о них.
Рукой в длинной кожаной перчатке врач указал на Лару.
– Почему не вывели ребёнка?
Из-за полуоткрытой двери ответил мелодичный голос канцлера:
– Если девушка умрёт, то и девчонка не важна.
Тому, что девушка лежит на кровати в кандалах, врач удивления не выказал. Склонив над Лархен длинный клюв, он стал расстёгивать на ней камзол.
– Нужно проверить, нет ли у больной чумных бубонов.
Лара вспыхнула.
– Позвольте я её раздену! – немедля вызвалась она.
Голова в птичьей маске отрицательно качнулась.
– Уйди, дитя, – распорядился врач.
«Не может быть, чтобы у Лархен была чума! Я ж это сама придумала!»
– Сестра жаловалась на живот, – на всякий случай сказала Лара.
Чумной доктор кивнул. Проходя мимо него к двери, она ощутила крепкий запах ладана и чеснока.
Лара юркнула в коридор и потупилась, чтобы не встретиться глазами с плешивым. К ней никто не подошёл.
«Это что за пренебрежение? Боятся, что я заразная?» – приободрилась Лара.
Позабытое чувство свободы так огорошило, что она едва удержалась, чтобы не удрать.
– Ступай за мной, Лархен, – неуверенно раздался голос ведьмы.
Женщина проводила Лару в тёмную комнату, в которой та уже сидела. Из-за низкого роста комната теперь казалась больше. Ведьма оставила на столе подсвечник и быстро ушла, заперев дверь.
По розоватому свету в щелях заколоченных ставней было ясно, что надвигается вечер. Лара долго прислушивалась к звукам, сидя под дверью. Торопливые шаги, неразборчивый шёпот, шорох одежды. Ничего, что помогло бы ей вызнать про судьбу сестры.
Ужин Ларе не принесли. Она забралась на кровать, однако сон не шёл. Среди ночи оплывшая свеча погасла, сделав её существование ещё безнадёжнее. В углу комнаты ей до утра мерещилась птица с огромным клювом и стеклянными глазами.
Лара уснула со страхом, когда под ставнями уже сочился синий свет, а разбудила её ведьма.
– Я принесла тебе завтрак.
Та опомнилась, что не должна показывать лицо, и уткнулась в подушку. Женщина зажгла погасшую свечу от принесённого канделябра.
– У твоей сестры тиф, – сообщила она.
– Её вылечат? – подскочила Лара.
– Её лечат врачи. Его милость боится, что из-за лечения магией твоя сестра утратит силу духа.
В душе у Лары всё заклокотало.
«Какая глупость! – внутри себя кричала она. – Крэх лечил меня заклятием, и я ничего не утратила!»
Но маленькая Лархен, которой она притворялась, не могла такого знать. Оставалось помалкивать.
Вечером ведьма пришла с ужином и водой для умывания. Лары она сторонилась, не ласкала, как прежде делала с Лархен, торопилась уйти.
– Что с моей сестрой? – допытывалась Лара.
– За ней наблюдают, – с неохотой ответила женщина. – У тебя ничего не болит?
– Нет.
– Надеюсь, ты не заразилась.
Ларе предстояла ещё одна долгая ночь – куда мучительнее прошлой.
«Не приведи господь, Лархен умрёт из-за нашего притворства… – терзалась она, шагая по комнате. – Как бы мне не пришлось выбирать: жизнь сестры или наша призрачная свобода…»
Заботливая ведьма – Лара так и не узнала её имя – вернулась наутро.
– Твоей сестре хуже.
Лара стояла, и у неё чуть не отнялись ноги.
– Можно мне её повидать? – потребовала она, не попросила.
– К ней допускаются только врачи.
– Умоляю, отведите меня к канцлеру!
Женщина смерила Лару удивлённым взглядом, и та осеклась – настоящая Лархен никогда бы не вела себя так смело.
– Ты что-то хочешь рассказать ему, дитя?
Лара была уже готова признаться, что она не она, а Лара не Лара, лишь бы канцлер излечил сестру колдовством. В последний момент она вжала ногти в ладони и решила рискнуть.
– Пусть он скорее вылечит Лару! Что ему даст её смерть? Что будет со мной?.. – Лара в искреннем порыве спрятала лицо в ладонях.
Ведьма, очевидно, не прониклась её речью, но пообещала:
– Я поговорю с его милостью.
– Благодарю!
Когда под ставнями пробрались закатные лучи-лазутчики, за Ларой явилась толпа охранников. Все вооружены – пока скажешь заклинание, уже прикончат. Ей связали руки за спиной и отвели на первый этаж. При свете из окон разоблачить её было легче, чем в полумраке, поэтому Лара шла с опущенной головой, позволяя неубранным волосам падать на лицо.
Она вошла в гостиную, из которой вынесли почти всю мебель. Глядя исподлобья, Лара увидела сестру в кандалах, но хотя бы на своих ногах! Лархен тоже смотрела в пол. С телом взрослой девушки она явно не освоилась, однако эту неловкость без всяких подозрений можно было списать на слабость после болезни.
Канцлер сидел в кресле за ширмой. Хансен стоял между ним и охранниками, что окружали Лархен. С приходом Лары начался спектакль.
– Ты ещё помнишь усыпляющее заклинание? – спросил у Лархен плешивый.
– Нет, – неожиданно низким голосом ответила та.
– Невероятная идиотка… Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин.
Бледные губы сестры зашевелились, повторяя заклинание. В это время охранники снимали с её правой руки металлический браслет.
Через Хансена канцлер сделал охранникам Лары знак, чтобы они взяли её на прицел. Лара услышала, как стукнули о плечи приклады их ружей, и трусливо закрыла глаза.
– Спасай свою сестрёнку, Лара.
– Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин! – с пылом отозвалась Лархен.
Лара не видела, как вскидывала руку сестра. Зато услышала, как пал усыплённый охранник. Один-единственный.
От ширмы донёсся вздох – так тягостно вздыхают перед смертью.
– Чёртова сука…
– Ваша милость, – тихо заговорил Хансен, – ещё вчера у неё было помрачение сознания…
– Будем откровенны, помрачение сознания было у неё всегда!
– Ослица не до конца оправилась, ей требуется отдых.
– Уводи!
Лара едва успела скрыть злорадную улыбку.
Через сутки эксперимент повторился, но успехом не увенчался.
Когда на паркет опять упал всего один охранник, канцлер, известный своей невозмутимостью, топнул сапогом.
– Лучше бы ты сдохла, тварь! Зачем я тебя только вылечил?
Лара услышала виноватый голос Хансена:
– Дайте ей время…
– Сколько? Сегодня наступило первое октября. Курфюрст пишет гневные письма, нас давно заждались в Оснабрюке.
– Я уверен, завтра всё получится…
Хансен ошибся.
В третий вечер плешивый снёс свою ширму ногой и, презирая опасность, бросился к Лархен. Та, точно провинившийся ребёнок, низко опустила голову. Лара испугалась, как бы её сестру не ударили, и подалась вперёд, забыв про осторожность.
– Да что с тобой, дура?! – распалялся канцлер. – Думаешь, я не убью твою малявку-сестру?
– Не надо…
– Ты научилась управлять своей силой, чтобы казаться слабой?
– Нет…
Чуть помедлив, плешивый молча направил на неё руку.
«Немое заклинание!» – со страхом подумала Лара.
– Как тебя зовут? – ледяным тоном спросил канцлер, принудив отвечать только правду.
– Лара Франц-Ганцен-Мюллер, – честно сказала Лархен.
Лара стиснула зубы.
«Чёрт побери, она назвала своё полное имя… Я бы вряд ли выговорила такую фамилию без запинки, плешивый может обратить на это внимание!»
Но тот, казалось, ничего не заметил.
– У тебя что-то болит?
– Нет.
– Ты управляешь своей силой? – напирал он.
– Нет.
– Тогда почему ты не способна околдовать больше одного человека, дрянь?!
Лархен вжала голову в плечи.
– Не знаю.
Канцлер отвесил ей хлёсткую пощёчину. Лара с трудом подавила крик.
«Лархен, прости!»
Сестра зашаталась и не упала лишь благодаря охранникам. Под носом у неё темнела кровь.
«Ты приняла удар вместо меня, – осознала Лара, ненавидя себя и проливая слёзы. – Маленькая девочка страдает, чтобы спасти меня, большую…»
Плешивый отвернулся и отошёл. В отблеске последних солнечных лучей Лара увидела постаревшее лицо врага. Его было не узнать.
– Это бесполезно, я теряю время… Сколько недель потрачено зря… – бормотал он. – Надо ехать.
Врагу было хуже, чем ей. Тем лучше.
«Я же обещала тебя изничтожить», – вспомнила Лара, больше не плача.
К нему шагнул какой-то несуразный Хансен.
– Ваша милость, мне остаться с ней в особняке?
– Ни в коем случае! – отрезал тот. – Мы завтра все уедем.
– А как же…
– Вышвырнем её как собаку.
Небо вспучилось ранними звёздами. Лара, четыре дня сидевшая в потёмках, не могла на них насмотреться.
– Убивать вас я не стану, некогда возиться, – с усталым разочарованием сказал канцлер. – Я сотру вам память о последних двух неделях, этого будет довольно.
Хансен и ещё один охранник вели Лару и Лархен по выложенной камнем дорожке, что тянулась к кованым воротам. Лархен – уже без кандалов – предусмотрительно надвинула шляпу на глаза.
От раскинувшегося перед особняком сада плыл горько-сладкий запах вереска. Лара навсегда запомнила бы его как запах свободы, так трудно обретённой, почти выцарапанной. Но этому не бывать.
«Две недели назад я ещё подъезжала к Ростоку… Сейчас я забуду всё, что было в плену, и что канцлер – колдун. Я не спасу Андреаса, так как не вспомню, что могу колдовать…»
Их выставили за ворота, будто уволенных без расчёта служанок. Ни слова не произнося, канцлер направил на Лархен ладонь. Лара впервые наблюдала, как стирают память. Её сестра схватилась за голову, когда плешивый опустил свою безжалостную руку.
Лару трясло. Сердце сжималось не столько от страха, сколько от сильнейшего напряжения. Она готовилась к худшему и всей душой хотела, чтобы мучители наконец оставили их в покое, не вынуждая применять магию. Даже потеря памяти её так не тревожила.