Она мило зарделась, а я хихикнула: «Могу себе представить это доисторическое пособие по флирту!»
– Значит, слушай. Идешь куда-нибудь, где он ходит. Садишься у окошка. Главное, личико сделать пожалостливее. И заводишь песню. «Ой ты гой еси, белый лебедь, стосковалась твоя лебедушка…»
– Чего? – вытаращилась я. – Ты серьезно?
– Вполне. Так в книжке написано.
– Ну если в книжке… – фыркнула я.
– Дать песню переписать? Там и другие есть, – тут же предложила царевна. – Я могу на гуслях тебе поиграть. Лельке дудку дадим.
– А Риссе – большой барабан, и получим ансамбль самодеятельности «Поющие невесты». Нет уж! Я лучше как-нибудь своими силами.
– Ну, как знаешь, – слегка обиделась Василиса.
– Не сердись. Я просто петь не умею, – выкрутилась я.
– Ой, тоже мне беда, – девушка перегнулась через край кровати и, порывшись в стоявшем в ногах сундуке, вытащила маленький пузырек. – На, выпей!
– А что это?
– Пей-пей, – покровительственно улыбнулась Васька.
Не желая обижать подружку, я все-таки выпила пахнущее жвачкой варево.
– Вот, – с удовлетворением кивнула царевна. – Теперь будешь петь, как соловушка. Никакие гусли не понадобятся.
– Что я буду делать?! – возмутилась я. Точнее, попыталась возмутиться. Вместо недовольного возгласа из горла вырвалось оперное сопрано:
– Мама, мама, что я буду де-елать…
Я прихлопнула рот ладонью, будто ляпнула какое-то ругательство. Василиса улыбалась довольной улыбкой:
– А песню ты все-таки выучи.
Я невольно потянулась к горлу горе-помощницы.
– Молилась ли ты на ночь, Дездемо-она… – пропела я раньше, чем успела снова зажать себе рот руками.
«Стоп. Там же вроде как раз это и не пели! – мелькнула в голове испуганная мысль. – Я что, теперь вообще все петь буду?! Черт, и почему я в нормальной жизни матерные частушки не слушала? Или хотя бы Шнура… Как раз в тему был бы репертуарчик!»
– Только ты долго не тяни, – посоветовала Василиса, поднимаясь. – А то я не знаю, сколько это зелье действовать будет. Может, завтра уже и пропадет.
Старательно стискивая зубы, я закивала и полезла под одеяло: «Завтра? Вот до завтра вы меня и не увидите. Точнее, не услышите!»
– Эй! Это моя кровать!
– А нам все равно, а нам все равно, не боимся мы… – пропела я и накрыла голову подушкой.
Как ни странно, Василиса отстала. Я даже умудрилась задремать под нескончаемый гул баса амазонки с соседней кровати. Правда, снилась мне какая-то муть, будто за мной гоняется антрепренер оперного театра и расстреливает из рогатки скомканными контрактами. Разбудила меня вездесущая Лелька:
– Хватит спать! Ужин проспишь!
– Ох, рано встает охрана, – спросонья провыла я.
Сон слетел в одно мгновенье, и я закусила губу, с ненавистью посмотрев на стоявшую рядом Василису.
– Что это с ней? – удивленно покосилась на царевну Лелька.
– Да так… Зелье тут одно выпила незнакомое. Случайно. Видать, приболела. Марина, может, тебе другое зелье выпить, лечебное?
– Если я заболе-ею, к врачам обращаться не ста-ану… – взвыла я, борясь с желанием треснуть заботливую подружку чем-нибудь тяжелым.
– Ну хорошо. Мы тогда пошли, – Василиса поспешно отступила от кровати, утащив заодно и степную княжну, растерянно хлопавшую глазами.
Я прикусила очередную, на этот раз матерную песенку вместе с языком и зарылась лицом в подушку.
Шаги и невнятные разговоры быстро стихли, и я осталась в комнате одна. Убедившись, что из-за полога не доносится ни звука, я спрыгнула на пол и перебралась на свою кровать. Правда, предварительно пришлось вытряхнуть из одеяла кучу крошек. Ругаться стала исключительно мысленно. Любая попытка сказать хоть что-то оборачивалась очередным приступом оперного пения.
Наконец я забралась с ногами на перестланную постель и открыла Васькину книжку. Месть обиженной ведьмы никто не отменял, а я так ни на шаг и не продвинулась в освоении всей этой чертовщины. Но не успела прочитать и двух абзацев, как дверь снова заскрипела. Решив сделать вид, что меня тут нет, я затаилась.
Но неизвестный все же вошел в комнату. Я услышала тяжелые шаги прямо рядом с кроватью, поспешно опустила книгу и прикрыла глаза. Мол, сплю, будить не надо.
Не тут-то было. Гость оказался настойчивым:
– Я услышал, что ты приболела. Что случилось?
Услыхав мужской голос, резко села: «Ворон? Или Горислав?!»
– Марина? Лекаря прислать?
Забыв, что собеседник меня не видит, я яростно замотала головой.
– Или тебя обидел кто? – забеспокоился мужчина. – Так ты скажи, не бойся.
Я промычала что-то нечленораздельное, одновременно надеясь, что это прозвучит достаточно отрицательно и в тоже время не музыкально. Не помогло.
– Можно полог откинуть?
– Не надо… – пискнула я и тут же вопреки собственному желанию допела, – …печалиться…
– Прости, что? – заметно удивился гость и таки откинул полог.
Первое, что я увидела, стала серебряная фибула на плаще. Та самая, которая исцарапала мне лицо, пока Ворон вез меня в крепь.
«Да что ж тебе в столовке-то не сидится?! – мысленно взвыла я. – Тебя там Луизка заждалась и отара невест! Нет, надо было ко мне притащиться. Уйди, пока я еще какую-нибудь глупость не ляпнула… То есть не спела!» И в то же время сердце радостно трепыхалось в груди, будто я получила неожиданный и безумно желанный подарок: «Он пришел! Сам! И курицу свою заморскую бросил!»
– Марина? Может, я тебя чем обидел?
Я мотнула головой, последними словами кляня и подружку, лишившую меня нормального дара речи, и Ворона, так не вовремя решившего проявить заботу. Не петь же ему в самом деле про лебедушку.
– Молчишь?
В голове вместо нормального «все в порядке» вертелся идиотский мотивчик Верки Сердючки: «Хорошо, все будет хорошо!» Поэтому в ответ на обеспокоенный взгляд я только сильнее стискивала губы: позориться еще сильнее не было никакого желания.
– Обиделась, значит, – Ворон чуть опустил голову. – И откуда ты только наши обычаи так хорошо знаешь? Ну виноват я. Прости. Мне волхв и так уже высказал.
Наверное, мое удивление все же как-то отразилось на лице, потому что воин пояснил:
– Знаю, что раз твое блюдо выбрал, должен был тебя рядом с собой посадить. Ну вот вылетело из головы, сам не пойму как. Сперва еще думал, что что-то не то, а потом и вовсе забыл. Прости.
Я кивнула, понадеявшись, что этого ему будет достаточно, и он наконец уйдет. Не ошиблась. Вот только уйти Ворон и не подумал. Вместо этого он вдруг присел на край кровати и взял меня за руку. По телу тут же прокатилась знакомая теплая волна. Я невольно вскинула голову и наткнулась на взгляд ярко-синих глаз.
– Добрая ты, – проговорил он, вглядываясь в мое лицо. – И разумная. Не болтушка бестолковая, как все эти.
Ворон неопределенно мотнул подбородком, разом очертив длинный ряд кроватей. Я подалась вперед, ловя каждое слово, отчаянно желая, чтобы он признал, что тоже ощущает какую-то странную тягу ко мне. Что я не одинока в этом своем помешательстве на человеке, которого знаю всего ничего.
– Смотрю на тебя и понимаю, что… – медленно, как через силу проговорил Ворон. – Что…
Ему словно перехватило горло. Воочию я увидела то, о чем говорила Василиса: яркие глаза начали тускнеть.
– Понимаю, что такая девица достойна самого лучшего, – выдал наконец он. – Может быть, ты согласилась бы остаться в Вороновой крепи навсегда?
Я едва удержалась от того, чтобы закивать, как умалишенная, такое странное влияние оказывали на меня его теплые крепкие пальцы, сжимавшие мою ладонь, и ищущий, какой-то требовательный взгляд. А вот с глазами Ворона творилось что-то неладное. Они то делались ярче, то вновь тускнели.
– Если согласишься, то выбирай любого. Хоть брата моего Горислава. Он воин знатный, и добрым мужем тебе будет.
Диафрагму скрутило, будто кто-то врезал мне кулаком под дых: «Горислава?!» Я выдернула пальцы из его ладони.
– Не подходи ко мне, я обиделась, я обиделась раз и навсегда! – пропела я на всю спальню, прежде чем успела вернуть контроль над самовольничающим языком.
Щеки горели то ли от стыда, то ли от злости. Избегая смотреть в лицо Ворону, я молча ткнула пальцем в сторону двери.
– Это что еще? – удивленно пробормотал он и, не обращая внимания на мое сопротивление, вновь схватил меня за руку.
Теплая волна? Какая там теплая. Меня ошпарило кипятком! Я рванулась назад, но с тем же успехом могла бы попытаться выдернуть руку из медвежьего капкана. Впрочем, странное ощущение, граничащее с болью, быстро прошло. Как во сне, не думая, я сама вложила вторую руку в подставленную ладонь. Ворон молча потянул меня к себе. Я подалась вперед. Губы сами приоткрылись навстречу поцелую…
И тут пушечным выстрелом грохнула о косяк входная дверь.
– В трапезной тебя потеряли, голубь мой сизокрылый, – пропела Луиза, бросив на меня короткий, но многообещающий взгляд.
– Подождут, – буркнул Ворон, даже не повернув головы в ее сторону.
У меня в груди поднялось злорадство: «Вот тебе, курица заморская. Там подождут, и ты подождешь. Вот только они дождутся, а ты, походу, нет!»
– И то верно, – кивнула ведьма. – Но я тоже обеспокоилась.
– С чего бы? Я не дитя малое, чтобы в собственной крепи затеряться.
– Это кто ж тебя, герой мой, дитем обозвал? – возмутилась Луиза.
Говоря это, она, не отрывая взгляда от Ворона, продвигалась вперед.
«Она не должна его коснуться!» – взорвалась в моей голове паническая мысль, но было уже поздно: ведьма обвила руки вокруг предплечья воина, а подбородок пристроила ему на макушку. Синий цвет радужки Ворона буквально на моих глазах сменился серым.
– Но пора и честь знать, – он выпустил мои пальцы так резко, что я пошатнулась. – Хотел я гостью нашу за братца моего бестолкового сговорить. Да видно, ей подумать надо.
– За Горислава? – заметно удивилась Луиза.
– Один у меня брат вроде, – хмуро отозвался воин и встал.