Сказителем и скальдом — страница 4 из 4

Трус отважный,

С его удачей,

Невезением

И незнанием, что дальше?

А над нами другие

луга, вспаханные нивы —

Земляные

Есть только от единства с ними.

Если земное

Туда попадает

Зерном —

Планета опять молодая.

Но глаза видят мир, обречённый и шаткий,

Неважно, насколько новы будут шаттлы,

Пока их создатель несчастлив и счастлив

Плодами, какие лежат под ногами, —

Он ищет

Подобные, даже если взбирается выше.

IV

Каждое озеро беспредельно,

будто идея

Универсума,

Хранимая

Внутри материи,

Как химия

Владеет любым веществом,

Так – волшебство.

В каждом элементе

Есть разум,

Заметит

Гладь озёрная сразу

Зрачки, открытые ей,

как земля траве,

Открывшись в ответ.

Камни расширяются,

Их частицы

Бьются, как в клетках птицы,

От внезапных вибраций,

Нет смысла бояться —

Внутрь проще войти,

Как и в плотность воды,

Увидеть стихии жилище,

Где можно найти, что не ищешь.

Со времён, когда Свет изменился,

В камне память хранится.

Кроны редко хранят оставленное,

Они – скорее тела, чем старые избы с открытыми ставнями,

Иногда мы на них больше всего похожи:

Говорит человек, и видно из чего он сложен.

Рисуются речью в пространстве его очертания —

Узоры ветвей, сплетения,

Сочетания,

Но мы не растения,

Как и деревья,

Как сами растения —

Разумная материя, стремящаяся к нематериальности,

И в каждой реальности

Мы знаем всё друг о друге, но память мешает,

Иначе раскроется в плоскости шахмат

Таинственных игр планетарных шар —

Один

Только

Шаг.

Равноденствие

Когда летняя середина года пройдена,

В тени её зелёной вершины исчезает весь совершённый путь.

Только одна из вероятных дорог открывается впереди.

Не та, которой боялся, и не та, о которой мечтал.

Она знала идущего всю его жизнь,

Но только теперь позволяет увидеть себя.

Дорога смотрит на меня неузнанной огромностью,

Похожая на великанскую буйволицу с белокаменной кожей,

Будто хребты первых гор.

За её спиной парят, исчезают над пропастью малые светила,

И восходят в пустоте её глаз.

Я стою перед ней, оставаясь незаметным.

Она смотрит сквозь меня, сквозь всё, на что я опирался раньше.

Теперь мне некуда обернуться.

Чёрные слепые птицы появляются вместе с изгибами голых веток,

Нет звука, нет шороха. От их обнаружения только спокойнее,

Потому что огромные безглазые вороны всегда были здесь, пока я жил,

Свидетели каждого моего шага.

Недвижимые, они ждут, чтобы тишина оборвалась мной.

СЛОВО опаляет расходящиеся рёбра, распирает грудь.

Зубы стиснуты, веки безуспешно стремятся друг к другу.

Голос плавно поднимается из низа живота,

Чувствуя нуждающееся в нём СЛОВО.

Больше всего на свете я боюсь Его,

будто звучание будет незнакомым, чужим,

Что в неожиданной протяжённости я исчезну навеки, так же,

Как мой путь в тени зелёной вершины июньского равноденствия.

Темя утончается, дух видит сквозь него,

Как через вынесенное на морской берег стёклышко,

Оно всё прозрачнее.

Вокруг уже нет немых человекоподобных птиц,

Нет извивающихся веток и смотрящей насквозь буйволицы-дороги.

Только небо, слитое с океаном воедино.

Анимус просыпается, лёжа на мягких снотворных листьях

с макушек деревьев нижнего мира.

Центром он взвивается вверх, отталкиваясь изнутри моих ступней.

Поднимающийся дух ищет вошедший извне ГОЛОС.

Зрение растворяется в неиссякаемом свете,

Сплетении бесконечных лучей.

Слух теряется в вибрирующем гуле без источника и пространства.

Ощущения больше не знают конкретики, исчезают вместе с ней.

Только едва заметный сферический огонь

Медленно приближается к мерностям неба-океана.

Зеленоватые и перламутровые облака вьются внутри.

Безразмерный шар касается глади прозрачных вод,

ГОЛОС освобождается ими и узнаёт себя в звучании ветров…

Через мгновение на месте стоящего меня

Остались только расплывчатые контуры фиолетовой дымки.

Оттуда слышалось птичье пенье. Когда очертания рассеялись,

Вместо них засияло что-то яркое и подвижное,

Будто лесное солнце танцевало в голой роще.

Его крылья разгоняли туман золотыми вспышками.

Заблудившихся птиц отпускали на юг

Молчаливые смотрители осеннего лабиринта.

Изменение

Мартовский туман стирает ложь земных перекрёстков,

Где каждая тропинка продолжает одно и то же пространство —

Он раскрывает над мыслимым миром шатёр непрерывной мистерии,

И любая граница между им и тобой – открытая дверь в молчащую о себе инаковость.

Широкая туника тумана, держащая силу ветровых плеч,

Великая пропажа и пропасть, призванная шёпотом моря,

Чтобы вместить беспокойство неотступающего прошлого,

Чтобы вобрать невысказанность одиноких поднебесных пиков

И, чтобы сонные леса встретились

С потерянными сновидениями…

Старые Боги

Когда мне некуда идти —

Я вспоминаю путь к вам, Старые Боги.

Когда в паутинном многомыслии города мне негде спрятаться —

Я ищу звучание вашей речи.

Когда мне нечего приложить к раненному от рождения сердцу —

Я молю вас перейти пропасть между нами,

И понимаю, что ничего не может стать вместо вас.

Боги, сменяющие друг друга в сознании людей и непреложные вне него,

В полёте птиц, в приближающейся заре,

В летних облаках и набухающих дождём тучах,

В полноте созерцающего взгляда и простоте опускающихся перед сном век —

Везде есть послание, оставленное вами.