Монсо позволили попастись несколько минут, сами путники размяли ноги, немного поели и плеснули в лица воды из быстрого соседнего ручья. Вода, очевидно, стекала с гор, которые теперь виднелись на востоке, и была такой холодной, что у Эйдрис заныли зубы.
Она не могла удержаться и все время оглядывалась, напрягая слух, ожидая услышать стук копыт, хотя понимала, что сейчас их похитители только еще просыпаются. Кожу на затылке девушки покалывало: она представляла себе ярость волшебницы, когда та обнаружит, что ее добыча снова сбежала.
— Сейчас тройной круг животных, наверно, уже не действует, — сказала Эйдрис. — Мы не должны задерживаться, Алон.
Он оставался спокоен.
— Мы их опередили на несколько часов, а когда снова двинемся, Монсо сможет скакать быстро.
— Но они знают, куда мы направляемся. — Девушка вспомнила холодный взгляд серых глаз волшебницы и с тревогой глотнула. — А эта волшебница… она так легко не сдастся.
Алон натянул повод коня, лицо юноши стало серьезным.
— Тогда нужно продолжать уходить от них. Не хочу провести остаток жизни в какой-нибудь темнице в Рилон Корнерсе.
Они снова сели в седло, Алон слегка наклонился вперед и ослабил повод.
— Вперед, — прошептал он, и кеплианец, фыркнув, поскакал.
Глаза Эйдрис заслезились, окружающая местность потеряла четкие очертания. Девушка отчаянно вцепилась в пояс Алона и напрягала все силы и все свое мастерство всадницы, чтобы сохранить равновесие и не упасть. Монсо скакал галопом, а Эйдрис пыталась заранее разглядеть препятствия и повороты, чтобы они не застали ее врасплох.
Солнце уже на ладонь поднялось над горизонтом, когда Алон натянул узду и Монсо остановился.
— Лормт, — объявил юноша, тяжело дыша от усилий, с какими сдерживал пляшущего кеплианца.
Эйдрис выглянула из-за плеча Алона и увидела реку, текущую мимо нескольких полуразвалившихся домов и одного здания побольше, должно быть, гостиницы. Сразу за этими домами виднелась высокая каменная стена и массивные башни. Как и сказал Алон, угол этого сооружения превратился в груду камней, и в этой груде заметны были очертания еще одной башни, хотя и полуразрушенной.
Путники начали медленно спускаться по истоптанной тропе, которая переходила в главную улицу небольшого поселка. Эйдрис чувствовала, что их разглядывают из-за занавесей и в щели стен, но единственными жителями деревни, которые осмелились показаться, были несколько босоногих ребятишек, слишком маленьких, чтобы работать на полях или помогать в прядении.
Эйдрис подумала, что они начнут что-нибудь выпрашивать, но дети молчали. Двое, мальчик и девочка, пошли за путниками, а один мальчик постарше скрылся в дыре в стене. Очевидно, побежал сообщать об их появлении.
Ворота, обитые металлом, не были закрыты, створки их покосились, и путники беспрепятственно въехали на мощенный камнем двор. На ступенях одной из сохранившихся башен их ждали двое — мужчина и женщина.
Мужчина держался прямо, как человек, привыкший носить оружие и участвовать в боях. Он слегка выше среднего роста, явно принадлежит к Древней Расе, лицо у него гладко выбрито. Вместо мантии ученого, какую ожидала увидеть Эйдрис, на нем рубашка цвета ржавчины и кожаная куртка, пояс из лошадиной шкуры с оставленными на коже волосами, брюки для езды верхом и сапоги.
Женщина в простом платье коричневого цвета — цвета осени, на плечи наброшена легкая зеленая шаль: еще по-утреннему свежо. Волосы у нее забраны назад и связаны узлом на шее. Лицо сильное, с четкими чертами, но на одной щеке большое родимое пятно, портящее внешность.
Эйдрис заставила себя прямо посмотреть в глаза этой женщине; трудно было удержаться и не смотреть на это безобразное пятно. Девушка ощутила сочувствие; она представила себе, как жестоки бывают дети, как они могут причинить боль, если видят какое-то бросающееся в глаза уродство или отличие.
Но спустя несколько мгновений Эйдрис поняла, что эта женщина давно свыклась со своей внешностью; ей не нужна жалость. Девушка не знала, с чего начать, а в это время Алон откашлялся и поклонился.
— Удачи этому дому и доброго утра вам двоим. Меня зовут Алон, а это сказительница Эйдрис.
Мужчина кивнул, не отрывая взгляда от лица юноши.
— Добро пожаловать в Лормт, Алон и Эйдрис. Я мастер Дуратан, а это глава целительниц госпожа Нолар. Чем мы можем вам помочь?
— Эйдрис хочет посоветоваться по вопросам излечения.
— Излечения? В этом я неплохо разбираюсь, — впервые заговорила Нолар — ясным мелодичным голосом. — Входите, пожалуйста. Можно поговорить в моем кабинете.
Дуратан вежливым жестом пригласил путников заходить.
— Я попрошу конюха позаботиться о вашей лошади.
Но Алон не сдвинулся с места, он только покачал головой.
— Лучше, если я сам присмотрю за своим жеребцом, мастер Дуратан. У него может быть… неустойчивый характер. Я присоединюсь к вам через несколько минут.
— Хорошо. Тогда я покажу тебе, где конюшня. — Дуратан пошел навстречу Алону, и сказительница заметила, что хоть держится он прямо и плечи у него широкие, но летописец при ходьбе заметно хромает.
Вслед за целительницей девушка прошла в древнее здание и сразу вспомнила крепость в городе Эс. Та же аура древности окружала камни — нет, это место казалось еще более древним. Женщины проходили мимо множества комнат, заполненных полками; на каждой полке сотни книг и даже древних свитков в металлических и кожаных футлярах. Ученые в мантиях (и мужчины, и женщины) тихо проходили коридорами, неся охапки книг, свитков и свежеочиненных перьев.
Поднялись по лестнице в одной из башен; Нолар остановилась перед дверью и открыла ее. За дверью оказалось просторное помещение с окном, откуда открывался вид на восточные холмы. На каменном подоконнике стояли горшки с травами, стены покрыты завесами мягких цветов; это гобелены, но их изображения уже невозможно различить. Выбеленные стены уставлены шкафами, в которых тоже множество свитков в деревянных или украшенных бронзой футлярах.
Эйдрис вдохнула пыльный запах кожи и подумала, что здесь скорее всего сможет найти древние знания, которые помогут ее отцу.
Нолар осторожно передвинула рваный свиток, который, по-видимому, изучала, потом пригласила девушку сесть.
— Расскажи, зачем ты пришла, Эйдрис.
Набрав побольше воздуха, сказительница начала рассказ. И уже была на середине, когда в комнату вошли Дуратан и Алон. Рассказывая о событиях прошлого, девушка видела, что взгляд летописца не отрывается от лица юноши; Дуратан избегал смотреть открыто, но наблюдал исподтишка, как мог бы наблюдать Стальной Коготь за кроликом, слишком далеко отошедшим от своей норы.
«Почему мастер-летописец так заинтересовался Алоном? — удивилась Эйдрис. Потом ей пришла в голову возможная причина. — Дуратан, очевидно, читал о кеплианцах из Эскора и узнал Монсо. Конечно, его заинтересовал человек, который сумел приручить такое существо».
— … и все эти годы Джервон оставался таким, — закончила Эйдрис. — Как малый ребенок… послушный, но нуждающийся в помощи в самых обычных делах: еде, мытье, одевании. — Она умоляюще посмотрела на целительницу. — Госпожа Нолар… знаешь ты что-нибудь, что могло бы помочь ему? Я не могу допустить, чтобы он продолжал так жить!
— И ты говоришь, что нет никакого шрама, никакого углубления на черепе, где он ударился головой?
— Нет. Джойсана, которая воспитывала меня после исчезновения моей матери, Мудрая Женщина и сама очень искусная целительница. Она сказала, что дело не в физической ране, а в мозгу и, может, душе. Как… — она поискала пример, — как река во время наводнения, которая оставляет свое русло и заливает берега. Так же и со связями в мозгу Джервона.
— Понятно… — ответила целительница. Она посмотрела на Дуратана. — Кажется, похоже на случай с Элгарет. Может быть, Камень…
— Камень? — переспросила Эйдрис. — Какой камень?
— Камень Коннард, — сказал Дуратан. — Это целебный камень большой силы. Он находится в пещере, в горах далеко отсюда. Осколок этого камня излечил тетку Нолар, мозг которой повредился во время Великой Перемены. Когда-то эта женщина была одной из волшебниц.
— Осколок? А мы можем его получить? — сердце у Эйдрис сильно забилось, как птица, попавшая в ловушку и пытающаяся спастись.
— Увы, у меня его больше нет, — сказала Нолар.
— Вскоре после излечения Элгарет осколок привлек меня к камню и там слился с ним, — добавила она немного погодя. — И поэтому у меня его нет больше. И не думаю, что за прошедшие годы был найден другой. А можешь ты отвезти отца к камню?
— Камень Коннард… — прошептала Эйдрис. Сердце ее упало. Она представила себе бесконечное утомительное возвращение в Кар Гарудин, потом поездку с отцом, вначале через горы, потом через пустыню, ограничивающую Арвон, потом по долинам Высшего Халлака, через море, потом придется пересечь весь Эсткарп..
Эйдрис не видела возможности совершить такое путешествие. Джервон может идти целый день, но только если его ведут за руку. Он ездит верхом, но не может управлять конем, его нужно вести. Каждую ночь в его комнате ночует слуга или нянька, чтобы он не ушел куда-нибудь…
Сказительница глотнула, чтобы снять напряжение в горле. «Должен быть другой выход, — подумала она. — Боги не могут быть так жестоки, не могут требовать от отца такого опасного путешествия!»
Не говоря уже о том, что ей невыносима сама мысль — продемонстрировать отца в таком состоянии любопытным. Она поморщилась, представив себе сочувственные или презрительные взгляды, которые будут бросать на Джервона, спотыкающегося, с расслабленным ртом.
— Привезти его было бы исключительно трудно, я знаю, — сказала целительница, словно прочитав мысли девушки. — И должна предупредить, что путь к месту камня долог и опасен. После Великой Перемены в горах появились необычные опасные существа, они представляют серьезную угрозу для путников.
Сказительнице захотелось опустить голову и заплакать, но она заставила себя расправить плечи и прямо посмотреть в глаза Дуратану и Нолар.