— Получилось? — спросила Аврис.
— Абсолютно, — ответила пораженная Эйдрис. — Хоть ты по-прежнему ниже меня, не думаю, чтобы даже твой Логар сумел нас различить. Лучшей иллюзии не видела. Твоя Сила, должно быть, больше, чем ты считаешь.
Волшебница пожала плечами.
— Наверно, я просто в отчаянии. То, что я не могу сделать для них, я сделаю, чтобы убежать от них. А стражник, я считаю, не заметит разницы в росте. Я просто закатаю рукава и штанины брюк.
Закончив приводить в порядок одежду, Арвис снова порылась в шкатулке и достала на этот раз пучок сухих веток, перевязанных красной нитью. Она попыталась прикоснуться ко лбу Эйдрис этими веточками, но сказительница отпрянула.
— Что это?
— Рябина, — ответила Аврис. — Волшебство, и темное и светлое, не действует рядом с ней. Это прикосновение поможет тебе выдержать допрос.
Эйдрис сжала губы.
— Мне кажется, я узнаю. Не хочу! Могу и сама выдержать допрос, без помощи какого-то злополучного дерева!
Аврис потрясенно посмотрела на нее, но быстро пришла в себя.
— Глуп солдат, который отказывается даже от слабого оружия перед битвой, — заметила она. — Я тебе поверила, доверишься ли ты мне? Я не хочу повредить тебе, Эйдрис.
Сказительница, устыдившись, опустила взгляд. Она почувствовала, что краснеет.
— Прости. Ты права. Действуй.
Но, несмотря на свою решимость, не смогла удержаться и не вздрогнуть, когда веточки скользнули по ее лбу — раз, другой, третий.
— Свяжи меня, как только я потеряю сознание, — приказала Эйдрис и продемонстрировала, как связать, чтобы нельзя было освободиться.
Наконец оставался только удар.
— Сюда, — сказала Эйдрис, показывая на место у себя за ухом. — И ударить нужно достаточно сильно, чтобы моему рассказу поверили. Ты мне не поможешь, если будешь сдерживаться. Оружие есть?
— Вот это, — сказала девушка, извлекая из-под сброшенного серого платья кинжал. — Подойдет?
Эйдрис провела пальцами по закругленному концу стальной рукояти.
— Да. Возьмись за ножны, чтобы ударить тупым концом. Вот так… — Эйдрис закутала кинжал в сброшенное волшебницей платье и ударила по стене. Удар прозвучал приглушенно. — Теперь ты попробуй.
Только в четвертой попытке волшебница ударила достаточно сильно.
— Хорошо. Вот так нужно. Сможешь?
Аврис провела языком по пересохшим губам, прежде чем ответить, по голос ее прозвучал уверенно:
— Смогу. Сделаю.
— Хорошо, — ответила Эйдрис. — Встретимся за городской стеной, в роще к югу от города. Спрячься получше и не показывайся, пока не услышишь мой свист, вот такой… — Она просвистела несколько тактов старинного марша Высшего Халлака. — И не забудь на обратном пути забрать у стражника мой посох с головой грифона. Он будет ждать, что ты его попросишь.
— Понятно.
— Хорошо. — Сказительница повернулась, стараясь не напрягаться, заставляя себя стоять спокойно и не представлять себе удар. — Бей, когда будешь готова, — сказала она. — Но я не хотела бы ждать очень долго.
Боль и тьма обрушились сзади на ее голову. Эйдрис почувствовала, как подогнулись ее колени, начала падать. Позволила черноте поглотить себя, словно морскому левиафану из салкарских сказаний…
Последующие воспоминания Эйдрис были нечеткими. Услышав голоса, она приподняла звенящую голову, почувствовала прикосновение рук к своему полуголому телу. Руки подняли ее, и она постаралась обвиснуть, как кукла без костей, набитая речным песком. Такими куклами играют дети племени кайоги.
Ее поместили на какую-то мягкую поверхность, в глаза ей ударил свет. Кто-то укрыл ее одеялом.
— Теперь приведите стражника, — услышала она холодный бесстрастный голос.
— Да, сестра, — послышалось в ответ. Хлопнула дверь.
— Госпожа? — В грубом голосе слышались страх и почтительность. — Сестра передала, что ты хочешь меня видеть.
— Да, Джарульф. Посмотри на эту девушку. Узнаешь ее?
Сдержанный возглас.
— Но… госпожа, это та самая молодая женщина, которая вышла незадолго до конца смены! Та самая!
— Понятно. — Голос стал еще холодней, но звучал спокойно. — Это все, Джарульф.
— Слушаюсь, госпожа.
» Сейчас я должна очнуться «, — предупредила себя Эйдрис и со стоном открыла глаза. Ей не пришлось изображать боль. От удара света по глазам она поморщилась.
— Что… что…
Волшебница (теперь Эйдрис видела ее серебристо-серое платье) передвинулась, глядя на девушку сверху вниз. Лицо ее оставалось таким же равнодушным, как камни стен. Она старше той, с которой сказительница встречалась раньше, черты лица у нее тонкие и аристократические, глаза кажутся отчужденными на овальном лице.
— Тебя нашли без сознания в редко используемой кладовой, — сказала волшебница. — Кажется, пропала одна из сестер. Мы не смогли отыскать ее. Расскажи, кто ты и как оказалась здесь.
Сказительница облизала губы.
— Воды, — прошептала она. — Можно мне попить?
— На столе. Можешь взять.
Со стоном, в котором не было ничего притворного, Эйдрис приподнялась, прижимая одеяло к груди. Увидев, как дрожат руки у молодой женщины, волшебница сама налила ей воды в чашку.
Сказительница отпила и поставила чашку.
— Меня зовут Эйдрис, я бродячая сказительница из далекой земли, — хрипло сказала она. — У меня была встреча с одной из вас, но ваша колдунья сказала, что не может мне помочь, потому что помощь нужна моему отцу. Она сказала, что вы не помогаете мужчинам. Поэтому я ушла. Помню, что шла вслед за молодой волшебницей, которая была моим проводником.
Шла по коридору с тяжелым сердцем… и больше ничего не помню.
— Больше ничего?
Сказительница поморщилась, дотронувшись до шишки за ухом.
— Ничего… она только вдруг повернулась ко мне, как будто хотела что-то сказать, и в руке у нее было что-то… что-то… — Эйдрис нахмурилась. — Не знаю что, только оно блестело, я увидела этот блеск…
— Ага, — сказала волшебница, пристально глядя в лицо молодой женщине. — И как ты думаешь, что произошло дальше?
Эйдрис начала качать головой и остановилась, поморщившись от боли.
— Не знаю, госпожа. Очевидно, кто-то ударил меня и забрал мою одежду… мою одежду! — Она оглядела себя, словно не веря собственным глазам. — Мой мешок… моя арфа! Мой кошелек! Меня ограбили!
— Действительно, — ответила волшебница, не отрывая от нее взгляда.
— Моя арфа… моя флейта! Мои инструменты… все украдено! Как я теперь буду зарабатывать на жизнь? — сказительница провела рукой по волосам. Только бы не переиграть. — У меня ничего не осталось, ничего!
Волшебница помолчала.
— Тебя ограбили на нашей территории, и я думаю, наш долг — постараться возместить тебе утерянное. Мы дадим тебе одежду, еду и денег на два ночлега. Если ты говоришь правду и действительно стала жертвой ограбления.
Эйдрис изобразила смятение.
— Правду? Конечно, я говорю правду! Зачем мне обманывать, госпожа?
— Я тоже об этом думаю, — ответила волшебница, глядя на Эйдрис так, словно у той неожиданно отросли перья или шерсть. — Зачем?
— Я не лгунья. — Эйдрис позволила своего голосу прозвучать гневно и одновременно испуганно. Было бы неестественно, если бы она по-другому реагировала на обвинения. — И у тебя нет права обвинять меня в этом.
Волшебница насмешливо подняла брови.
— Правда? Посмотрим, сказительница. Посмотрим.
Не сказав больше ни слова, она сжала в ладони свой туманный камень и посмотрела на него. На глазах у Эйдрис камень засветился, свет устремился в одном направлении и сосредоточился на лице сказительницы. Понимая, что делает волшебница, Эйдрис сосредоточилась на том, чтобы излучать только честность, искренность… Она заставила себя забыть об Аврис, ожидающей ее в роще, сосредоточилась только на рассказанной истории, заполнила ею свое сознание. Перед ее глазами ярко разворачивались вымышленные образы…
— Что ты поешь? — с гневом спросила волшебница.
Эйдрис почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.
— Прошу прощения, госпожа, — ответила она. — Это моя старая привычка, боюсь, раздражающая. Еще ребенком, испугавшись, я напевала колыбельную, которую пела мне мать.
Колыбельная… единственное, что досталось ей от рыбацкой деревушки Варк, в которой выросла мать. С ее помощью Эйдрис защищалась от страха. Сосредоточившись на мелодии и словах, она еще ребенком могла уходить от беспокойных мыслей. Ведь она выросла в стране, в которой даже дети обладали Силой.
Колдунья презрительно взглянула на нее.
— Понимаю. И сейчас ты испугалась?
— Волшебницы вызывают у меня благоговение и страх, — ответила двусмысленно Эйдрис — Мне жаль, если я вызвала твое недовольство. Все прошлые годы я жила одиноко, а одинокие люди часто приобретают привычку разговаривать с собой. Я пою. К тому же это сохраняет гибкость голоса.
— Ну, тогда помолчи! — резко сказала волшебница. — Я должна сосредоточиться.
И снова мысли колдуньи коснулись сознания Эйдрис, проверяли, прощупывали, пытались найти след лжи. Молодая женщина чувствовала, что все ее тело покрылось влажным потом: Сила расправляла свои щупальца, которые разоблачат ложь так же безошибочно, как собака отыскивает лисью нору. Эйдрис обнаружила, что мысленно продолжает повторять мелодию и слова колыбельной, снова и снова, как молитву, как мольбу не выдать правду.
Мир, мир, мой малыш,
Забудь о звуках бури.
Наша лодка приплыла в уютную гавань,
Сейчас мы в безопасности, и нам тепло.
Музыка заполнила ее сознание, она становилась все реальней.
Лежи спокойно, дорогой,
Не слушай звуков
Песни ветра и песни волн,
Таких страшных и громких.
Эйдрис забылась в сетях музыки, как всегда с ней происходило с самого детства, когда ей приходилось держаться за пальцы отца, чтобы не упасть при ходьбе. Музыка звучала в ней, прогоняя страх.
Песня ветра освободит тебя,