– Я серьезно… – расстроенно протянул Емельянов. – Эй! Подождите! – крикнул он, пускаясь догонять Стрельцовых.
Агате стало грустно. Темный лес не пугал. Все было знакомо, убийцы больше за кустами не сидели. Парочка если только. Но они сами боялись выйти. Наверное, от этого и было грустно. Ну, и из-за того, что нога болела. На последних шагах – так особенно. Если бы она уже была волшебником, все было бы по-другому.
На площадке перед входом в парк Серафимы не было.
– Укатили они, – доложил Емельянов. – Примчался ейный папаша и увез. Такой, знаешь, высокий.
Какой именно папаша у Серафимы, было неинтересно. Но Емельянов оживился.
– Они тут подрались немного, – сообщал он подробности. – Сарафимин папаша как выскочит из машины, как накинется на Марка!
– Врет он. – Стрельцов стоял мраморной статуей. Осуждал. – Никто не дрался. Так, покричали немного.
– Да ладно! Кричали! – не сдавался Емельянов. – А кулаками как размахивали! Папаша все орал: «Как ты мог? Как ты мог? Какой ты после этого психолог? Ты коновал и убийца!»
– Он не говорил про убийцу. Он сказал, что нельзя ставить опыты на живых людях.
– Какие опыты? – запуталась Агата. – О чем вы?
– А они больше ничего не сказали, сели в машину и уехали.
– Пойдемте? – тихо спросил Стрельцов-старший. – Не ваше это дело, как ведут себя взрослые. Тем более что вы ничего еще не понимаете.
По дороге они сначала довели до дома Емельянова. Чем ближе было к дому, тем тише он становился. Фонарик выбросил в подъезде. Не успели они отойти, как рядом затормозила машина.
– Слушай! – вывалился из салона Марк. – Совсем про тебя забыл. Вокруг столько всего! Садись!
Стрельцов смотрел в сторону. Один папа улыбался. Агата поставила больную ногу на мысок – ныла та нестерпимо. Но все это было не то. Надо было еще что-то сделать. Агата опустила голову и тут же вспомнила.
– Который час? – убрала она со лба челку.
– Восемь! – нетерпеливо ответил Марк.
– Поехали!
– Хорошего вечера! – махнул рукой папа.
– Спокойной ночи, – очень культурно отозвался Стрельцов. – До завтра, – чуть поклонился он Агате.
«Ага, как же, – мысленно послала его Агата. – Уже бегу, теряя тапки».
– Домой? – Марк поерзал, удобней усаживаясь в кресле.
– А тебя правда побили?
– Что ты все время выдумываешь! – поморщился Марк, выезжая на дорогу.
– А ты психолог, да?
– Я социальный работник.
– Это тот, кто с психами?
– Я везу тебя домой.
– Я не псих.
– На чай не напрашиваюсь. Мне к себе надо.
– Мне не домой. На бульвар.
– На лавочке давно не сидела?
– Вон туда давай, – показала рукой Агата.
– Что ты собираешься делать? – спросил Марк, останавливаясь на светофоре.
Агата смотрела в окно. Странно, а в городе еще не так темно. В парке же была непроглядная ночь. Темные деревья. Черная земля.
– Здесь останови, – скомандовала Агата и, не успел Марк затормозить, выскочила из машины. – Уезжай! – крикнула. – И не появляйся! Понял?
– Понял.
Машина стояла на месте.
Парикмахерский салон светился высокими чистенькими витринами.
Агата взбежала по ступенькам. За спиной зажужжал моторчик стекла. Она вернулась, сунула голову в окно:
– Рублей пятьсот дай?
Марк не двинулся с места.
– Я потом верну.
Он усмехнулся.
– Пожалуйста! Спасибо! Будьте здоровы!
– Тысячи хватит?
– Пятьсот давай! – настаивала Агата. – Спасибо большое. – Она вылезла из окна, аккуратно сложила полученную купюру. – Доброго вечера. Живите, не болейте!
Что-то Марк хотел ей сказать, но Агата специально заторопилась, запрыгала-захромала по ступенькам вверх. Машина издала жалобное блеянье, но Агата не обернулась. Пускай катится.
– Вы записаны? – спросила сонная девушка за стойкой.
– Мне срочно. – Яркий свет резал глаза.
Девушка наградила Агату очень внимательным взглядом.
– Что-то не так? – с нажимом спросила Агата.
– Сейчас узнаю у мастера, – отозвалась девушка и крикнула в освещенный зал: – Таня! Возьмешь?
Из коридора вышла знакомая полная девушка с ободком на голове и с тугим пучком кудряшек.
– Чего это с тобой? – удивилась Таня, разглядывая Агату.
– Мне подстричься, – Агата тронула волосы. – Как-нибудь покороче. Чтобы не мешало. У меня тут подруга… Не помню когда… Я тут была…
Должны, должны принять. Не могут отказать. Потому что ей надо. Ну пожалуйста!
– Пойдем, – усмехнулась Татьяна.
Агату мыли, Агату стригли, Агату обрызгивали специальными составами. Агата терпела. Вода ее всегда бесила, а теперь… странно, успокаивала.
Из салона они выходили последние. Таня выключала свет.
Агата хромала вдоль бульвара. Нога опухла и перестала помещаться в кроссовку. Перекресток горел угрожающим красным. Агата глянула вдоль дороги. Где-то там прятался «Допинг», где-то там устроились на ночлег крикливые воробьи. Кусты сирени выставили царапающие ветки.
Мимо нее пронесся тяжелый грузовик с огромной красной кабиной. На номерном знаке стоял 42-й регион. Машина возвращалась домой. Или ехала дальше, через город, в неведомые дали. Агате тоже хотелось в дали. Но для начало неплохо было бы помыться.
Дома все было тихо. Мама не вернулась. Агата тяжело привалилась к стене, сползла на пол, потянула с ног мокрые кроссовки. Сбросила куртку, еле выбралась из грязных джинсов. С мамой надо было уже что-то делать. На работу за ней, что ли, сходить? Сколько она еще будет гулять?
От встречи с веткой на боку остался хороший синяк. Нога распухла и покраснела, под ногти забилась грязь, на щеке хорошая царапина. Агата смотрела на себя в зеркало. Мастер Таня сделала ей короткую стрижку. Волосы лежали беспорядочной копной, не закрывая глаз. Ощущение было странное. Волосы совершенно не чувствовались на голове. Они стали невесомы. Куда-то пропали и так не нравившийся ей широкий лоб, и тяжелые скулы, а шея вдруг стала длинной и как будто бы тонкой.
Агата крутанула ручки смесителя, заставляя воду бежать по длинному шлангу, а потом обрушиваться дождем из лейки. Вода… Говорят, она смывает старые обиды, чужие мысли и бестолковые наговоры.
Ночью выпал снег. Он был колючий и хрусткий, он исходил водой и трещал под ботинком. С деревьев капало. Веточки были обернуты в замерзшую воду.
Скоро зима. Она высылала свои визитки людям: морозный воздух, первый снег, забытую за лето зябкость.
Пустая сумка давила на плечо, сползала, вынуждая все время ее поддергивать. Нога уже не так ныла, но все равно хромалось. Ну и холодно еще было. Но с этим уже как-то сроднилось.
Люди, люди. Все больше в черном. Лица опущены. Что они там, под ногами, ищут?
Мама вынырнула из толпы, снова спряталась за чью-то спину. Показалась. Люди как деревья – за ними так удобно прятаться.
– Мама!
Ничего не изменилось. Деревья, то есть люди, все так и шли, редкими кустиками мелькали дети.
– Агата? – выдохнула мама, замирая.
– Привет! – приподняла Агата руку. – Как ты?
– Агата! – Мама зашагала быстро-быстро, порывисто обняла. – Агата!
– Ну ладно, чего ты, ну ладно, – бормотала Агата, поглаживая маму по плечу. Ты, это, домой приходи. А то я чего-то без тебя… никак.
– Агата, – мама провела ладонью по лицу, смахивая слезы, – я так соскучилась! Ты не думай, я все про тебя знала. Мне каждый день звонили. И Дарья Викторовна, и Ванечка.
– Ванечка?
– Да-да, его Дарья Викторовна просила. Ой, как хорошо, что ты пришла… – Мама опять заплакала.
– Ну, ты это… придешь?
– Конечно. Конечно приду! А ты сейчас куда? В школу, да? Ой, ты, наверное, опаздываешь.
– Ничего, – смутилась Агата. – Я теперь отличница. Можешь в электронном дневнике посмотреть.
– Агата… Какая ты стала. Ой, прическу новую сделала.
– Это я так, вчера… Придешь?
– Да, да. – Мама искала платок и не находила его. – Ты иди. А то совсем опоздаешь. И мне тут тоже… надо. Агата…
– Только обязательно приходи. – Агата отступила. – Приходи. Ладно?
– Приду. Вещи заберу и приду. Ты в школу сейчас, да? В школу?
И Агата пошла в школу.
Глава десятаяПутано и бестолково
– Гатка! – кинулась к ней Синявина от порога класса. – Какая ты!
– Какая? – напряглась Агата. Ничего хорошего Ленка сказать ей с утра не могла.
– Красивая! А правда, что вы с Емельяновым девчонку из пруда спасли? Ночью.
– Из какого пруда?
– Из Оленьих прудов! Вы туда пошли, а там тонут.
– И что мы там ночью с ним делали? – тихо спросила она. Как только станет волшебником, превратит Емельянова в Пиноккио и каждый раз за вранье у него будет вырастать нос. И дятлы ему в этом не спасение.
– Гуляли, наверное, – пожала плечами Синявина. – Он только что у Даши отпрашивался. Сказал, что после вчерашнего у него горло болит.
– Странно, что не другое место.
– Ой, рассказывай! – не стала вдаваться в тонкости здоровья Емельянова Ленка.
– Снег видела? – Агата показала на тающие остатки ночного пиршества за окном. – Не тонул никто. Наоборот. Мы идем, а там девушка сидит, прямо на бережку. Встать не может.
– Ударили, что ли?
– Хуже – примерзла. Так долго сидела, что не заметила, как вокруг лед образовался. Она туда-сюда – никак. Андрей кинулся и дыханием ее своим отогрел. И еще руками.
– Да ладно!
– А насморк, думаешь, у него откуда?
Синявина задумалась, сопоставляя полученную информацию.
– А знаешь, – радостно сообщила она, – ко мне Стрельцов подошел, спросил, что я вечером делаю.
– И что ты вечером делаешь?
– Сначала ничего, а теперь вот с ним встречаюсь.
Агата замерла. Круто! Прямо не отличник, а стахановец какой-то.
– Ну? Чего молчишь? – заволновалась Синявина. – Как у тебя с Емельяновым?
– Что с Емельяновым? – не поняла Агата.
– Вы же вместе. Васёк до сих пор обижается, что ты с Андреем теперь.
– На кого обижается?