– Живучая какая! – похвалил Алешка нечистую силу. – А где эта Гремучая башня?
– Пойдемте, друзья. – Дядя Мифа был очень доволен, что приехавшие из Москвы сорванцы интересуются нечистой силой его родного города.
Глава IIIГРЕМЯЧАЯ БАШНЯ
Мы прошли через весь город. Это было не долго, минут пятнадцать. А после рощи вышли на пригорок, и перед нами возникло высокое строение. Похожее на старинную крепостную башню. Да это и была старинная крепостная башня. Самая настоящая. С бойницами, в которых курчавились березки – и что им там понадобилось? С полуразрушенными зубцами. С дырищей в одной стене, где, наверное, были когда-то крепостные ворота.
– Вот! – гордо протянул вперед свою костлявую руку дядя Мифа. – Гремячая башня! Вы знаете, когда она была построена? Она была построена в 1525 году...
– До новой эры? – ахнул Алешка.
Но дядя Мифа не обратил внимания на его вопрос, дядя Мифа был увлечен собственным рассказом.
– ...Здесь, вокруг города, была крепость. Она отражала набеги всяких врагов. На ее стенах отважные жители защищали родной город. И вы знаете, крепость ни разу не пала под натиском осаждавших ее полчищ.
– И где ж она теперь? – огорчился Алешка. – Кто же ее разрушил?
– Отчасти в Отечественную войну ее разрушили немцы, а то, что не смогли сделать враги, сделало беспощадное время. И вот от всей крепости осталась только Гремячая башня, красиво освещенная заходящим солнцем.
Башня и правда была красиво освещена заходящим солнцем.
– Но почему – Гремящая-то? – нетерпеливо спросил Алешка. – Чем она гремит-то? Своими седыми камнями, что ли?
– Всему свое время, отрок. Сейчас расскажу. Давайте присядем вот на эту травку, и я продолжу свой рассказ.
– Я лучше вот на эту травку присяду, – сказал Алешка. – На той травке муравьи. И собачья кучка.
Но дядя Мифа не услышал его слов. И сел там, где стоял. Он вообще, по-моему, никого, кроме себя, не слышал. Видно, по жизни такой.
Мы сели с ним рядом, но подальше от муравьев, и, глядя на седые камни башни, красиво освещенные заходящим солнцем, выслушали драматическую историю. Которая началась неразделенной любовью, а закончилась... впрочем, еще не закончилась... жуткой легендой.
– ...Сто, двести или триста лет назад жил в нашем городе славный боярин Ставр. И у него была любимая дочь Марфа... Марфуша...
– Красивая? – деловито уточнил Алешка.
– Необычайно! Молодые бояре из других городов специально приезжали в наш город, чтобы только взглянуть на Марфушу. И увозили в вотчины свои разбитые сердца. Потому что Марфуша никому из них руки не отдавала. Потому что любила папиного конюха Ивана. А этот конюх Иван любил папину кухарку Марью. На Марфушу же не обращал никакого внимания. И Марфуша стала чахнуть. Боярин Ставр делал все, чтобы развеселить ее. Каждый день на его подворье были всякие пляски и песни. Кувыркались скоморохи, веселились шуты и шутихи. Водили хороводы красны девицы и добры молодцы. Каждый день боярин Ставр дарил своей печальной доченьке драгоценные украшения и прекрасные наряды... Но все было напрасно. Марфуша складывала драгоценности в сундук и продолжала чахнуть. Ах! – дядя Мифа вскочил и подпрыгнул.
– Как вы переживаете, – посочувствовал ему Алешка.
– Я не переживаю. Меня муравей укусил. Ай! – и он стал «айкать» и хлопать себя по ногам и сзади... по спине. Немного ниже.
– Придется штаны снимать, – сказал Алешка. – Так вы их не перебьете.
– Отвернитесь, отроки.
Мы отвернулись. Дядя Мифа снял штаны, перетряс их как следует и стряхнул с себя муравьев. Оделся и сел... Снова на то же место. Хорошо еще – не на собачью какашку.
– Так на чем я остановился, отроки?
– На чаханье, – напомнил Алешка.
– Ах, да! Тогда боярин позвал к себе в гридницу...
– А это что за фишка?
– Ну... Такая главная, парадная комната в боярском тереме.
– Понял. Там пируют и слушают вещего Баяна, под гусли.
– Верно... Позвал Ивана и приказал ему: «Женись на Марфуше. Получишь полцарства». «Не неволь, батюшка боярин, – отвечал конюх Иван. – Не люба мне твоя дочь. Люба мне твоя кухарка...»
– И он велел отрубить ему голову? – спросил Алешка.
– Нет, еще хуже. Он велел его выпороть на конюшне! И когда Марфуша об этом узнала, она еще больше зачахла...
– Что-то она долго у вас чахнет. – Алешке, пожалуй, стало скучновато.
Дядя Мифа обиделся и по-детски спросил:
– А я виноват? Сколько надо – столько и чахла. Но потерпи, скоро совсем зачахнет... Боярин был в великом горе. Собрал со всего света врачей и знахарей. Но никто из них не смог вылечить Марфушу...
– И он всем им рубил головы?
– А как же! Плохим врачам надо рубить головы. По-другому никак!.. Но вот приползла с дальних дремучих болот старая-престарая ведьма...
– Нос крючком, борода торчком, – подсказал Алеша. – Глаза завидущие, руки загребущие.
– Не борода, а бородавка, – уточнил дядя Мифа. – Но колдовать умела. И в Бога верила. Осмотрела она Марфушу, пошептала в три угла, поплевала на все четыре стороны... Боярин с дрожью в голосе спрашивает: «Жить будет?» Ведьма почавкала пустым ртом и говорит: «Жить будет долго. Но во сне». «И чего?» – говорит боярин. «А того! – отвечает ведьма. – Как она уснет мертвым сном, положите ее в гробу в укромном месте. И туда же – все ее приданое...»
– Золото, брильянты? – спросил Алешка.
– ...Изумруды, яхонты! «И вот, – говорит дальше ведунья, – коли сыщется добрый молодец, который прочтет над ней двенадцать псалмов» – ну, это вроде таких молитв, – «да поцелует ее в уста сахарные, то воспрянет заколдованная красавица и отдаст ему свое сердце, руку и все приданое».
– Хитрая бабка, – усмехнулся Алешка.
– Это еще почему?
– Потому! – Ответ не очень вежливый, но решительный. – Как уложат эту Марфушу в укромном уголке да разойдутся по своим уголкам плакать и рыдать, эта бабка все приданое и заграбастает.
– А вот и нет! – горячо заступился за ведьму дядя Мифа. – Она сказала, что Марфушу и ее приданое будет у входа в темницу охранять всякая нечистая сила и никто туда никогда не сунется и не подступится.
– Мало ли что она сказала. А добрый молодец? Как же он поцелует уста сахарные?
– Ты, отрок, какой-то не романтик. Недоверчивый какой-то. Пора тебе знать, что за каждой легендой скрывается историческая истина. За все сотни лет никто к этой темнице не подступился. Как дверь приоткроет, там, в подземелье, такой вой поднимается...
– А как дверь закрывается, – догадался Алешка, – так и вой затыкается.
– Верно, отрок. Кто тебе сказал?
– Сам догадался. – Это и в самом деле было так, догадался. Скоро узнаете.
– А ты не догадался, что творится там в ночь полнолуния?
– Ведьмы с чертями пляшут?
– Не. В ночь полнолуния, – эти слова дядя Мифа уже шептал ужасным шепотом, – вся местная нечисть начинает перебирать все драгоценности...
– Проверяет, значит? – усмехнулся Алешка.
– Проверяет. Счет ведет. Гремит она золотом в бочках, алмазами в кадушках, и от этого такой гром стоит, что и назвали башню Гремячей.
Наконец-то, подумал я, добрался дядя Мифа до сути.
Тут он опять похлопал себя от муравьев и добавил:
– А если поточнее, то эта башня раньше называлась не Гремячей, а Тайнинской.
– В ней всякие тайны были? – навострил уши Алешка. Он тайны любит не меньше сказок и мороженого.
– Тайна была всего одна. Но глубокая... Фу ты! Опять укусил... В этой башне был секретный колодец. Чтобы в случае осады защитники крепости не испытывали недостатка в воде. Без пищи, без ядер и стрел еще можно продержаться, а без воды ни одна крепость не выстоит.
– Ну хоть колодец-то сохранился?
– Сие, отроки, мне неизвестно. Известно только, что из-за нечистой силы башня стала называться Гремячей.
– Я бы посмотрел, – замечтал Алешка, – да послушал бы. Как открою дверь, они там как завоют, как деньгами и камнями зазвенят...
– Не откроешь, – вздохнул дядя Мифа. – Я тоже об этом мечтал.
– И чего?
– И того! Нет больше этой двери. Исчезла.
– Как это она исчезла? Утащил кто-нибудь?
– Никто ее не утащил. Как сквозь землю провалилась! А я бы на это золото такой бы музей организовал!
– Ладно, – великодушно пообещал Алешка, – когда я это золото найду, так и быть, поделюсь с вами. Стройте свой музей.
– Спасибо! – Дядя Мифа прижал ладонь к сердцу. А сам, наверное, подумал: легко обещать поделиться тем, чего у тебя нет. Но он не знал нашего Алешку. Все это ему еще предстоит.
– А у вас уже какие-нибудь экспонаты есть, для музея?
– Полно! Да такие редкие! Даже бивень носорога имеется. Они ведь раньше здесь в большом количестве водились.
– А когда? – загорелся Алешка.
«Вдруг еще не все перевелись?» – смекнул я его мысль.
– Не так уж давно. Не больше миллиона лет назад.
– Значит, – ахнул Алешка, то ли доверчиво, то ли со смешком, – вашему рогу миллион лет?
– Ну! Да это еще что. – Он опять зашептал: – У меня есть более бесценный экспонат. Знаешь, что? Яйцо динозавра!
– Клёво, – согласился Алешка. – Огромное?
– Да не очень огромное. Размером около футбольного мяча. И все волосатое.
– Класс! А вы не пробовали его высидеть? Вдруг бы вылупился у вас маленький динозаврик. Вы бы его выкормили. Он бы вас полюбил. Как отца родного. Тапочки бы вам приносил. – Как говорит наша мама: Остапа понесло! – Он бы вырос, и вы ходили бы с ним гулять на поводке. В парке, вокруг вашего памятника. А потом вдруг у него выросли бы крылья. И был бы в вашем музее собственный дракон!
– А зачем мне дракон? Да я его и не прокормлю, у меня пенсия маленькая. – Но, похоже, Лешкина идея все-таки в его голове застряла. И он неуверенно спросил: – А ты не знаешь, как динозавров высиживают?
– Не знаю, – признался Алешка, – не пробовал. Можно что-нибудь придумать. Но не сейчас. Пойдемте лучше башню вблизи посмотрим. А то скоро стемнеет.