Говорят, и года не прошло, как нашла молодая жена в его замке тайные покои, полные разрубленных останков девиц, что давно считались пропавшими, и обличила мужа перед своими дядьями в ужасных преступлениях. Те в долгу не остались, да и снесли, недолго думая, родственничку голову, а владеть его землями назначили юного сына короля Эйниона. Ну да то уже совсем другая история…
На чём бишь я остановилась? Ага, благодарствую, милый. Темница, точно!
Так вот, отвели меня слуги в каземат, заперли за моей спиной железную решётку на замок и убрались восвояси, даже охраны не приставили. Отчего-то это пренебрежение оскорбило меня больше всего. Ну правда, приятель! Выходило так, будто мои враги уже не считали меня сколько-нибудь опасной соперницей, заранее победу праздновали, мол, никуда мне от них не деться. Разве не обидно? Вот и я о том.
Однако плохо они знали Эллу! Даже оставшись в темноте, среди влажных каменных стен, я продолжала всем сердцем стремиться к своей малютке. Думаю, эта жажда меня в конце концов и вывела на волю. Она да ещё толика везения.
Да, дружок, оказалось, моя удача сидела, скорчившись, в углу, и сперва я приняла её за груду грязного тряпья. Но голос узнала тотчас и едва не разрыдалась от облегчения, когда поняла: надежда моя жива! Вместе со мной в каменном мешке находилась пропавшая монахиня, бывшая служанка покойной королевы, первой жены благородного Тибиона, той самой, что своей неосторожной просьбой навлекла столько напастей на наши бедные головы. Единственная свидетельница, способная доказать правдивость моих слов на предстоящем судилище.
А? Что говоришь? Как так вышло, что она осталась в живых? Что ж, я и сама мигом позже задалась подобными вопросами. Стала гадать, не затеяла ли мерзкая девчонка со мной какой-нибудь игры, с тем чтобы побольнее уязвить, но после отбросила эти мысли. Решила, вернее будет расспросить саму старуху. С тем приблизилась к товарке по несчастью, заговорила с ней как можно участливее, стала выведывать, как да отчего оказалась она в столь печальном положении, что надобно от неё Гуртевиру с девчонкой и прочее в таком духе. Я ворковала над ней, гладила сальные космы, даже рассказала о кое-каких собственных злоключениях, но та только плакала да молилась, молилась да плакала, то попеременно, то одновременно. Добиться от неё чего-то хоть сколько-нибудь внятного мне так и не удалось.
Единственное, что смогла я выяснить, так это новые подробности о дурном нраве падчерицы. Эта дрянь каждый день приходила поглядеть на бывшую материну служанку, становилась у решётки и пялилась на несчастную не мигая, пока та не начинала плакать от страха да умолять прекратить её мучения, хоть ценой смерти. Нравилось проклятой девке мучить бедную женщину, упиваться её ужасом, потому она и велела оставить ту в живых.
Вскоре я поняла, что старуха, вырванная злой рукой из многолетнего её убежища, похоже, окончательно спятила, и в великой досаде оставила её, отодвинувшись в самый дальний угол, подальше, насколько возможно было, от её всхлипов и бормотанья. Скрутилась там на прелой соломе и наконец дала волю собственным слезам.
Горько оплакивала я свою судьбу, сожалела о нарушенных гейсах, а более всего – о моём красавце-короле: уж будь он жив, такого бы со мной ни за что не случилось! Но скоро темнота, многодневная усталость и монотонный бубнёж соседки сделали своё дело, так что, вопреки всем ожиданиям, я крепко заснула. Но заснула с именем покойного мужа на устах.
Снился мне чудный сад, полный прекрасных деревьев с серебряными ветвями, половина из которых покрыта была хрустальными цветами, а на другой уже зрели среди изумрудных листьев золотые яблоки. Меж корней тех деревьев струились прозрачные звонкие ручьи, а по веткам порхали чудесные птицы с оперением из красного золота и бронзы, были они скованы попарно золотыми же цепочками толщиной не больше волоса, а крепостью с якорный канат. Пение тех птиц было слаще всех известных мне звуков, а прерывали его они только для того, чтобы полакомиться спелыми плодами. Но пока одни ели, другие тут же подхватывали мелодию, и так выходило, что она не смолкала вовсе.
С удивлением и восхищением оглядывала я тот дивный сад да его обитателей, пока не увидела в конце тропы знакомый до боли в груди образ, а узнав его, изо всех сил побежала навстречу. То был мой покойный супруг, благородный король Тибион, только здесь был он жив и здоров, а выглядел краше, чем в день нашей встречи, словно само солнце сияло за его спиной!
Хотела я было броситься ему на грудь, но он с печальной улыбкой остановил меня, сказав, что нельзя ему нарушить запрет, коснувшись живой жены, чтобы не пропасть тотчас без следа, не успев перемолвиться со мною и словом. Я отступила, хоть и горько мне было видеть его так близко, но не иметь возможности обнять. Он же, видя моё огорчение, стал говорить тихо да ласково, однако, по своему обыкновению, ни о чём мало-мальски важном упомянуть не забыл.
Так сказал Тибион, что знает обо всех моих бедах. И о том, каким способом появилась на свет его проклятая дочь, и о том, как пришлось мне выбирать между ним да королевством, жизнью одного или многих, чтобы остановить её. Ещё сказал, дескать, зла на меня за свою смерть не держит. Мол, обитает он теперь в хрустальном дворце, который стоит посреди того волшебного сада, и просит не обижаться, что не сохранил мне верности, стал мужем хозяйки этого места. Не сумел отказать статной красавице с косами, подобными расплавленному золоту, да глазами-звёздами…
Тут я поняла, в чьём саду оказалась, и не на шутку разгневалась! Даже ногой с досады топнула. Позови, говорю ему, сюда свою новую супругу, пусть поглядит мне в лицо да скажет, что не обманула она меня намеренно и подло! Мало того что мужа у меня украла, так ещё и от яблока её хвалёного проку вышло чуть больше, чем от конского! Это по её милости я теперь обесчещена, нахожусь во власти врагов, и недолог час, когда голова моя украсит полку в опочивальне падчерицы! Так я сказала, а затем стала звать громким голосом саму Клиодну, чтобы повторить ей всё то же, глядя прямо в её звёздно-синие глаза. Но тут мой милый Тибион принял такой огорчённый вид, что я поневоле осеклась и замолчала. Со слезами стала я спрашивать его, как же мне быть, как вырваться из лап врагов да вернуться к нашей новорождённой дочери. Тибион известию о рождении девочки очень обрадовался, подробно расспросил, как та выглядит, на кого похожа, здорова ли и прочее, а после, подумав немного, приблизился да зашептал мне в самое ухо.
Вот что он посоветовал: ежели не хочу я, хоть, без сомнения, того заслужила, нарушив гейсы, окончить дни свои, танцуя на свадебном пиру в раскалённых железных башмаках, какие уже приготовили мне Гуртевир с его невестой, то должна отправиться в центр сада, к хрустальной горе, на которой стоит дворец его хозяйки, да омыться водой из источника, бьющего из той горы. После чего сад примет меня, и я смогу оставаться в нём девять ночей и девять дней, не замеченная Клиодной, и в это время для всех живых, кто окружает меня в подлунном мире, буду на вид совершенно мертва. Однако я должна соблюдать строгий пост, не есть даже самой малой крошки из даров сада, не пить ни капли из его источников и рос, иначе никогда больше не удастся мне покинуть этого места.
Лишь один предмет могу я взять, если сумею отыскать, – перо, что обронила какая-нибудь из бронзово-золотых птиц. А как выйдет срок, тем пером следует проколоть себе палец да добыть трижды по три капли крови и пролить их в воды волшебного источника, где прежде купалась сама. Тогда это место тотчас отпустит меня, и, если потороплюсь убраться, буду я спасена.
Однако предупредил меня мёртвый король и ещё об одном. Мол, если сделаю, как он велит, то с того дня, как вернусь из чудесного сада, стану я день за днём по капле терять свою красоту да могущество, пока не умру в конце концов дряхлой бессильной старухой, такая и ломоту на обидчика наслать не сможет, не то что колдовать, как в былые времена. С теми словами попрощался со мной благородный Тибион и пропал, будто его и не было.
Чего ты говоришь, дружок? Ха! Ну и вопрос! Что же я выбрала?! А ты приглядись ко мне повнимательнее, милый! Неужто огни в лампах так тускло тлеют? Видишь ты сияние красоты в моих чертах? А грацию и плавность движений? Может быть, это моя жемчужная улыбка ослепляет тебя? Что скажешь, парень? Правда ведь, за одну только ночь с такой женщиной, как я, ты отдал бы всё на свете? Ха-ха-ха! Ну, не тушуйся, дружок, не тушуйся! Я и сама вздрагиваю теперь порой, если ненароком загляну в бочку с водой… Что поделать, никаким чарам не под силу остановить неумолимый бег времени. Хватит с меня и воспоминания о прошлых прелестях, я и так сохраняла их намного дольше дозволенного природой. Чего мне и вправду жаль, так это колдовских сил. Эх, знала бы, как обойдётся со мною эта неблагодарная девчонка, сто раз бы прежде подумала, стоит ли ради неё рисковать!
А? Рассказать, как же я выбралась из темницы? Конечно, дорогой мой, конечно, расскажу! Один момент!
15 кружка
Эй, Флинн, приятель, ты не мог бы подкинуть в очаг хоть небольшое поленце? Мои друзья совсем озябли! Да сам ты старый жулик, будто я не видела, как твой мальчишка пихал давеча кизяки в середину пучков хвороста! Всё выгадываешь, трясёшься над каждым медяком, будто на тот свет с собой накопленное забрать сумеешь, право слово! Да не кричу я, не кричу. Хотя могла бы! Тогда бы все завсегдатаи услышали, чем ты пиво разбавляешь.
О! Вот это я понимаю, добрый хозяин! Не только снаружи согреемся с вами, парни, но и изнутри! Благодарствую, мастер Флинн! Пусть процветает твоё заведение, чтобы сам король не побрезговал остановиться в нём!
Да заткнулась я, заткнулась!
Эх, а хорошее всё-таки пойло у этого старого паскудника. Ну, друзья, за ваше доброе здоровьечко!
Фух! Так о чём это я? Ага, вспомнила, темница! Тут, милый, всё просто. Пока я во сне бродила по волшебному саду, тело моё продолжало лежать на гнилой соломе. Там его и нашли наутро стражники, пришедшие за узницами, дабы привести на суд. Вошли они, значит, в темницу и видят: одна из пленниц безумна, вторая бесчувственна. Помялись-помялись, да и воротились к Гуртевиру ни с чем. Тот выслушал их, рассвирепел, схватил факел да сам отправился поглядеть, что к чему, а за ним и моя падчерица увязалась. Она-то и сказала женишку, мол, мачеха теперь гуляет в яблоневом саду. И ведь не соврала!