Еще совсем недавно проблем бы не было! Мы с Веткой, Куан с Дунгом, а на третьем Ррыгша с хозяином. Если Михал приставать начнет, то собачка наша только обрадуется!
Но сейчас всё изменилось. То есть, не сейчас, но вылезло только что… Мы с Дунгом изображаем влюбленную пару. Или даже уже не просто влюбленную. Как раз сегодня говорить особо не о чем, но игра есть игра. Хорошо смотрятся влюбленные, через ночь спящие вместе, а через ночь — с другими! Синяя менее озабоченной не стала, но зациклилась на Куане, и отходить от него отказывается. И что? На третий топчан Ветку с Михалом класть? К утру там точно только один живой останется! И куда мы под землей без проводника?!
Разыграть ссору и отправить к гному Дунга? Вариант не самый плохой. Только поймет ли Ду мою игру? Не уверена. Да и что делать дальше? Когда «помиримся»? Проблема-то останется…
Мы давно лежим, а вредный гном вовсю подтрунивает над подругой.
— Не бойся, крошка, Михал Рагим не бросит тебя в беде. И согрею, и обниму крепко.
— Бояться тебе надо, малыш, — парирует подруга. — Это я днем могу вовремя клинок остановить. А ночью, толком не проснувшись, не гарантирую!
— Что, так и спишь с кинжалом? Бедная крошка! Сегодня можешь оставить его вне постели. Тебе есть с кем спать!
— И не мечтай даже! Лучше скажи, куда бороду подевал? Гном, и без бороды!
— Далась тебе эта борода! — возмущается Михал. — На кой она мне?! Грязь по пещерам собирать?! Дурных немае! Каждый день бреюсь! По четыре раза! А вот сегодня — не склалось. А надо бы. Как целоваться начнем — исколю щетиной!
— Можешь не заморачиваться, — отрезает подруга. — Тебе это не светит!
— Что не сделаешь, женщины любимой ради! — заявляет гном. — Держи, крошка! — и вручает подруге огромный ком меха. — Стели давай!
— Размечтался! Это что, вообще?
— Спальник! — отвечает Михал. — На одного. Специально для тех дур держу, что нормально греться стесняются. Бери, бери. Я привычный к климату нашему. А ты без него замерзнешь. Стели. А я побреюсь пойду. Передумаешь вдруг…
Гном выходит.
— Вет, — окликаю подругу. — Может…
— Брось, Пал, — смеется она. — Не хочу мешать твоей большой и чистой любви. А это, действительно, теплая штука… — подруга делает паузу. — И мальчик ничего. Высокий, широкоплечий! Был бы эльф — цены б ему не было!
Возвратившийся Михал обходит все лежаки, задергивая занавески. Снимает с головы мох (оказывается, это растение светится только на человеке, реакция на тепло). Привычно пристраиваю голову на плече у Дунга. Зачем я это делаю? Ведь нельзя! Но так приятно! Его рука охватывает мои плечи. Вторая — талию. Поглаживает спину. Эльф! Как хорошо!
— Не надо, — шепчу я. — Пожалуйста!
Он не останавливается. Его губы касаются моих. Какие они вкусные! Сумасшествие! Нельзя же, нельзя! Надо его оттолкнуть! Но как не хочется…
Громкий грохот заставляет всех вскочить! Впрочем, не всех. Из-за занавески Куана доносится только спокойное размеренное сопение.
— Что случилось? — спрашиваю я, садясь на лежаке.
— Наш гостеприимный хозяин, — сообщает подруга, — упал с кровати.
— Гном? — удивляется Дунг. — В своих подземельях?
— Ага! — смеется Ветка. — Малыш, ты не расшибся?
— Не дождешься, — обиженно бурчит Михал. — За что?
— Было бы за что, вообще б убила! Но ты хоть понял, наконец, с кем связался? Тогда лезь обратно, не на полу же тебе спать!
Ложусь. Дунг обхватывает меня, и… Вскакиваем снова.
— Теперь мы оба упали, — сообщает Ветка. — Но я сверху. На мягкое.
— Вет! — интересуюсь я. — Вы чем там занимаетесь?
— Играем в увлекательнейшую игру. Просто дух захватывает! Малыш должен поцеловать меня и не свалиться на пол.
— И как успехи? — интересуется Дунг.
— Первые две попытки неудачные, — констатирует подруга.
— Не совсем? — комментирует Михал.
— Верно, — соглашается Ветка. — Поцеловать получается. Я, все-таки, в спальник упакована. И в темноте не вижу! Давай, бери меня и клади на место, — командует она. — Выбираться лень.
Доносится непонятный шум, явный звук поцелуя, вскрик, грохот и неприличная фраза на квертианском.
— Три — ноль! — комментирует Дунг.
— Ага! — Ветка явно довольна. — На этот раз он пытался это сделать стоя. Держа меня на весу…
— Не в форме я сегодня, — произносит Михал. — Завтра продолжим.
— Договорились. Клади меня на место.
— То есть, нам можно спать? — уточняю я.
— А вам кто-то мешал? — удивляется Михал.
— Почти нет, — откликается Дунг. — Ты больше падать не будешь?
— Надеюсь, — вздыхает тот.
Я ложусь. Обратно на мягкое уютное плечо. В кольцо сильных нежных рук. К тянущимся вкусным губам.
— Дунг, милый! Не надо! — прикладываю ладошку к его рту. — Прошу. Не заставляй сбрасывать тебя на пол!
И снова бесконечные коридоры, серо-бурые стены, нависающие над головой камни и грязная тропа под ногами. Огромные залы, с теряющимися в темноте потолками. «Шкуродеры», которым лишь толстая ткань гномьих комбезов мешает оправдать свое название. Глубокие «колодцы», где требуется умение лазить «в распор». И снова коридоры, коридоры, коридоры… Ведерки на водокапах, неяркий свет мха на лбах и непрекращающееся движение.
Путешествие проходит безопасно, но скучно и утомительно. Я не возьмусь сосчитать, сколько дней мы идем, они сливаются в единую серо-бурую полосу, не имеющую начала и, наверное, конца. Зато каждую ночь помню от первой до последней минуты. Они не похожи друг на друга, хотя со стороны, наверное, выглядят одинаково. И различия в обликах гротов не имеют ни малейшего отношения к неповторимости наших ночей. Почти не сплю. Невероятно жалко тратить на сон время, когда я остаюсь наедине с ней! С моей Палочкой! С моей любимой! В памяти откладывается каждая секунда, каждое движение, жест, касание… Гибкая талия под рукой… Головка на плече… Рука, теребящая волосы на затылке… Сладкие упругие губы… Пальчики, закрывающие мой рот… И сводящий с ума шепот: «Дунг, милый, не надо…». Каждую ночь одинаково, и каждый раз иначе…
Мирно посапывают Куан и пригревшаяся у него на груди Ррыкша. Ветка с Михалом сходятся в традиционной пикировке, заканчивающейся грохотом или вскриком. Я почти не замечаю всего этого. Их нет. Никого и ничего нет. Только мы: я и Палочка. Моя любимая.
У нас ничего не было. Пал ведет себя как примерная марквашская девушка, воспитанная в традициях кланов и свято чтящая заветы предков. Никому, никогда, ничего. Будет муж, единственный и на всю жизнь, и никого кроме, ни до, ни после… Наверное, эльфийка должна вести себя иначе. Но мне наплевать, кто, кому и что должен. Возможно, это та самая игра ее расы, бояться которой учат мальчиков всех миров. Тоже плевать! Мне нужна она, моя Палочка, и никто другой. Теплая, гибкая, нежная… И такая родная… Я готов мерить шагами подземные коридоры бесконечное количество дней, лишь бы между ними существовали эти ночи. С объятьями, ласковыми поглаживаниями, прерванными недопоцелуями и хрипловатым шепотом: «Дунг, милый…».
У нас ничего не было. Как ничего? А эти ночи? Это растворение в ней? Это всепоглощающее, ничем незамутненное счастье?.. Это «ничего»?! Да разве можно сравнить с этим животное наслаждение тела, подкрепленное лишь инстинктивным желанием размножаться?! Разве можно жертвовать таким «ничем» ради какого-то сна? И я дремлю на ходу, автоматически переставляя ноги и мечтая о ночевке, легком шорохе шерстяных одеял, головке на плече и тихом шепоте: «Дунг, милый…»
— Там что-то есть, — Ррыгша принюхивается к боковому коридору.
Михал останавливается, вглядывается в темноту, прислушивается.
— Тебе показалось. Нам туда не надо.
— А вот и не показалось, — возмущается собачка. — Я не ошибаюсь! Я перевертыш! Сейчас посмотрю.
И синяя, вильнув хвостом, уносится в темноту.
— Назад! — орет гном и, срывая с пояса топор, бросается следом за оборотней. — Ендрыжная бабуренка! Принабобеный распрофигдяк им в печенку! Ждите здесь!
Счас! Куан бежит рядом с ним. Мы втроем в полушаге сзади.
— Куда? — возмущается Рагим. — Это не ваша драка!
— Береги дыхание, малыш! — парирует Ветка. — Оно тебе пригодится. Что там?
— Крокрысы! Перепендебенить гнездогундливого трибаку через кондоприбобину! Синюшка уже труп! Хоть пока и бегает!
Стены расступаются. Среднего размера зал, в дальнем конце которого два высоких человека, прижавшись спинами к стене, отмахиваются нагинатами от напирающих на них полуметровых крыс с крокодильими челюстями. Перед бойцами громоздится гора трупов, но звери нескончаемым потоком вливаются из бокового прохода. Часть из них уже гоняются за оборотней, которая стремглав носится по залу, уворачиваясь от страшных клыков.
— Синюшка! За спину! — орет Михал, и описывает топором широкий круг.
Штук пять тварей катятся по полу, две тут же вскакивают, однако собачка успевает проскочить. Часть живого потока разворачивается в нашу сторону. Гном тут же отступает назад. Наши мечи пробуют крови.
— Надо вытащить дваргов! — говорит Михал. — В коридоре поток можно долго держать! Прикроете?
И, не дожидаясь ответа, бросается вперед. Топор превращается в сверкающий круг. Мы с Ку идем чуть сзади и с боков, отбивая низовые атаки. Дварги, понявшие наш замысел, раскручивают нагинаты и бросаются навстречу. Отхватываю голову крысе, пытающейся прорваться к ноге Михала, сношу голову другой, еще две прыгают, метя мне в лицо. Не успевая вернуть оружие, сбиваю одну ударом левой под челюсть, но вторая… Падает, поймав проскользнувший у самого моего уха клинок брата.
Дварги прорываются к нам. Один прихрамывает, штанина намокла от крови. Начинаем пятиться назад, но между нами и эльфийками, держащими вход в спасительный туннель, уже полно тварей. Образуем круг и шаг за шагом пробиваемся туда. Я на острие движения. Осталось метров десять. Но меч тяжелеет, начинают болеть мышцы. Рядом стонет Ку. Мои губы сами собой начинают шевелиться, звуки складываются в привычный ритм.